Игроки и жертвы (СИ) - Костадинова Весела - Страница 60

Дыхание Кирилла сбилось, когда оказалось, что мы настолько близко, насколько это вообще возможно. Я чувствовала, как его руки крепче охватывают меня, проводя по изгибам спины, не оставляя ни малейшего расстояния между нами. Когда его губы нашли мои, я не сдержалась, ответила, отдаваясь этому моменту полностью, без оглядки на прошлое, без страха перед будущим. Я хотела этого не меньше его самого, чувствуя как огонь заливает все тело.

Он не торопился, был нежен и осторожен. Его руки касались бережно, но уверенно, доводя меня до исступления. Он направлял, но передавал право инициативы мне и только мне, подчиняясь моим желаниям и моим движениям. И уже он ловил мой ритм, стараясь подстроиться под меня, отдавая власть в мои руки.

Я задыхалась, отпуская все то, что давно жило во мне, закрытое в самой глубине души. Я горела, пытаясь впитать каждое мгновение близости, каждое его движение, каждое прикосновение. Не было страха, не было сомнений.

Я была над ним, глядя в лицо, глаза в глаза, губы в губы. Он ловил каждый стон, каждый вздох удовольствия, стараясь дать все, что мог.

И только после того, как я закричала, перехватил инициативу, увеличил темп, давая мне все, что я хотела. А после упал на меня сам.

- Агата…

- Кир…

Его голова лежала на моей груди, я рукой зарывалась в густые волосы, чувствуя, как дрожим мы оба. Его тепло успокаивало, создавая ощущение защищенности и покоя, которого я так давно не ощущала. Мы молчали, словно слова были лишними, ведь каждый миг, каждый вздох и биение наших сердец говорили за нас. Я закрыла глаза, понимая вдруг, что все запуталось так, что распутать и понять нашу связь, наверное, уже не сможет никто. Чувствовала опустошение и усталость, но не ту, что заставляет падать, а ту, что приходит после сильных эмоций. Чувствовала, как закрываются мои глаза, как выравнивается дыхание, понимала, что стоит встать и пойти в душ, но сил не было даже на это.

Судя по дыханию, Кир был в таком же состоянии. Он лег рядом и прижал меня к себе, не позволяя встать, уйти. И впервые в жизни я вдруг поняла, что мне все равно. Положила голову ему на плечо и упала в черную пустоту сна.

30

За Анну Кирилл взялся с самого утра, велев ни мне, ни Илоне не встревать. Уехал рано, крепко поцеловав на прощание, и у меня возникло стойкое ощущение, что за ночь у него родился план или что-то вроде того. И ничего не оставалось делать, кроме как послушаться его, занимаясь привычной работой.

- Может оно и к лучшему, что он нас не посвящает, - пожала плечами Илона, - Кир чувствует, что ты нашла нечто такое, что может повернуть расклад сил, но нам с тобой знать его методы и его планы точно пока не стоит. Своих хватает.

Я понимала, что Илона права. Кирилл, похоже, тщательно взвесил каждый шаг. В этом молчании и сосредоточенности чувствовалась странная, почти успокаивающая, уверенность, . Он словно специально вывел нас обеих из своей зоны действия, чтобы сконцентрироваться полностью на предстоящем разговоре с Анной, и на этом этапе мне ничего не оставалось, кроме как ждать его результатов.

- Агата, сосредоточься, - легонько стукнула меня по голове Илона, - у тебя три выхода к журналистам на этой неделе. Два на своем округе, один – на нашем. Кирилл, как основной спонсор конного спортивного клуба для детей с ОВЗ решил, что открывать соревнования будешь ты, как его представитель.

- А меня поставить в известность он не решил? – вздохнула, понимая, что протестую скорее из упрямства.

- Агата…. Чует моя задница, что вы натворили глупостей. Каких?

- Переспали, - подумав, ответила правду.

- И только? Ну слава богу, я думала, как минимум ограбили общество слепых.

- Да лучше бы ограбили…. Проще было бы.

- А сейчас в чем трудность? Ну переспали и переспали. Хоть разрядку получили – в вашем случае она была необходима. То-то смотрю он на крыльях летает. А с тобой что не так?

- Илона, ты сейчас серьезно? Да, как бы все не так!

- Так, - она попросила девочку-секретаря нашего штаба принести еще кофе и подвинулась ближе ко мне, - давай разбираться. Ты что, чувствуешь себя…. виноватой?

- Я никак себя не чувствую, Илона! Вообще никак.

- Плохо в постели было?

- Нормально было.

- Вот сейчас ничего не поняла. Было нормально, но ты не довольна. Чем? Думаешь, он мало раскаялся? На колени перед тобой не рухнул?

- Илона, мне не нужно его раскаяние и колени. Я переспала с человеком без любви, связанная с ним хер пойми чем. Как и он со мной.

- Я вот сейчас себя такой шлюхой почувствовала… у меня как бы так всегда – без любви и хер пойми с чем. Провела время хорошо – и слава богу, для здоровья полезно. А вас, Агата, столько всего связывает, что я бы удивилась больше, если б этого не случилось. Любовь… - она покачала головой. – Даже не знаю, что людей сильнее друг ко другу привязывает: любовь или ненависть.

- О, Илона…. А дальше-то что?

- Так и наслаждайся! Вам еще почти три недели вместе жить – скрась себе досуг. Или что, выйти из роли жертвы не комфортно? – хитро прищурила она глаза.

- Да иди ты!

- Агата, не усложняй. Он не мальчик, ему слава богу 47 лет. Скажешь - да, будет продолжение, скажешь – нет, не будет. Второй раз ошибки он не сделает, ни к чему принуждать не станет. Пройдут выборы, до конца лета улетишь к своим, а там, глядишь и разойдетесь по сторонам.

В ее словах была правда, только почему-то от этой правды на душе стало еще тяжелее. Связывающие нас с Кириллом чувства и обстоятельства не оставляли нам шанса на что-то большее, чем временное сосуществование. Его привязало ко мне чувство вины и сожалений, меня к нему – сначала ненависть, а после – одиночество и усталость. Ни о чем ином речи идти не могло.

Отчего тогда кошки на душе скребли?

Я залпом выпила оставшийся кофе и поморщилась от его горечи. И уехала в свой маленький кабинет в ЗС, чтобы хоть там немного побыть одной. Домой не тянуло – да и где сейчас был мой дом? Ехать в свою квартиру – нельзя. Хоть там сейчас уже и не дежурили репортёры, но ночуй я там – к утру об этом узнает весь город. Ехать к Кириллу – это снова взаимодействовать с ним, говорить… а о чем, я не знала.

В кабинете царила приглушённая тишина, которую иногда нарушали звуки шагов в коридоре или шелест бумаги. Закрыв за собой дверь, я почувствовала, как тяжесть последних дней постепенно оседает. Здесь всё было проще и яснее: стопки документов, аналитика, встречи и заседания — это была та стабильность, которую я когда-то выбрала и понимала.

Работа текла ровно, рутинно, и каждый подписанный документ был как якорь, возвращающий к себе, в привычное. Только мысли о Кирилле всё равно пробивались сквозь этот бумажный порядок, вызывая смутное беспокойство и напоминание, что моя жизнь больше не была такой простой, как до него.

Он позвонил около девяти вечера.

- Агат, ты дома?

Я вздохнула, на секунду прикрыв глаза, и ответила:

— Нет, ещё в ЗС. Задержалась немного, тут работы навалилось.

Он помолчал несколько секунд.

- Я тоже задержусь…. Не жди меня вечером, ложись спать.

Мне стало и смешно и горько одновременно.

- Хорошо, Кир.

Он снова помолчал, словно подбирая слова.

- Агата, я…

- Я поняла тебя, Кирилл. Все в порядке.

Он тяжело выдохнул, будто с этим звуком ускользали те слова, которые он, возможно, так и не решился сказать. Несколько секунд длилось напряжённое молчание, в котором отражалось всё: наши недосказанности, беспокойство, напряжение последних дней.

— Хорошо, — тихо ответил он наконец. — Береги себя.

— Ты тоже, — сдержанно проговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, несмотря на горечь.

Возможно, этой ночью мы, наконец, поставили точку в таких сложных и запутанных связях, как наши. Закрыли старые счеты, не успев открыть новых. И от осознания этого было больно, но стало легче.

Сдержанность между нами стала словно невидимая преграда, которая, вопреки ожиданиям, принесла и облегчение, и тяжесть одновременно. Облегчение — потому что мы наконец избавились от внутренней борьбы и не пытались прорваться сквозь стену, которая уже прочно выросла между нами. Но и тяжесть — потому что эта дистанция, казалось, опустошала каждый наш короткий разговор, превращая его в сухой обмен информацией.