Игроки и жертвы (СИ) - Костадинова Весела - Страница 2

— Агата, — тихо проговорила она, присев на край моего стола. — Может, ты правда поговоришь с кем-нибудь? Найдешь кого-то, кто сможет помочь? Ты так не можешь. Это тебя просто сломает.

- Я по типу нашего комбината – стальная. Не сломает, - улыбнулась одними уголками губ.

- А сколько надо? – Начальница присела напротив меня в кресло.

- Каких-нибудь 30 тысяч долларов, - я прикрыла глаза, чувствуя топящую меня горечь – раньше, еще полтора года назад эта сумма была для меня и моего мужа не такой уж и существенной. Не мелочь, но и не катастрофа. Сейчас она звучала как приговор.

- Да…. – потянула Ирина.

- 20 – стоит операция и еще 10 – это на восстановление и поддерживающие процедуры…. – я потерла переносицу и глаза. – Пять есть практически – продам машину. Остается еще 25… как думаете, мои органы столько стоят?

- Глупости кончай молоть, - рыкнула на меня начальница, барабаня пальцами по столу. – Я помогу еще тремя…. Итого остается 22 – уже легче…

- Ну да, теперь придется продавать не два глаза, а один….

Она гневно глянула на меня.

- Слушай…. Ты знаешь…. Есть идея, но…. наш комбинат может давать работникам небольшие займы, кредиты, на экстренные нужды….

- Я знаю, - я тяжело вздохнула, - но дается такой заем только тем, кто отработал как минимум пять лет. Я же только год у вас.

Ирина Николаевна нахмурилась и задумчиво постучала пальцами по столу, глядя на меня поверх своих очков. В её взгляде промелькнула тень беспокойства, и я видела, что она лихорадочно обдумывает возможные варианты. Мне даже стало неловко за свою тягостную шутку — ведь последнее, чего я хотела, это обременять её своими проблемами. Но выбора не было. Все чувства и горькая безысходность, накопившиеся за последние недели, прорвались наружу.

— Слушай, — тихо сказала она, обдумывая каждое слово. — Может быть, стоит попробовать всё-таки поговорить с генеральным? Богданов иногда делает исключения….

- Он, может, и делает…. Но к нему на прием еще попасть надо….Я всего лишь простая работница…. – и снова невольная горечь проскользнула в моих словах. Когда-то я заходила в высокие кабинеты без всяких проблем.

— Агата, — произнесла она с ноткой упрямства, всё ещё не готовая сдаться. — Всё равно стоит попробовать. Может, стоит попросить кого-то замолвить за тебя слово? У тебя ведь наверняка остались связи... хоть кто-то, кто мог бы помочь?

Я прикусила губу, пытаясь подавить раздражение. Связи. Конечно, у меня когда-то были связи. Люди, которые с готовностью поддерживали меня, пока я была "той самой" Агатой, помощницей влиятельного депутата, женой успешного бизнесмена. Но как только моя жизнь пошла под откос, когда Павел оказался в СИЗО, а потом его не стало, все эти связи испарились, как дым. Тех, кто некогда был рядом, внезапно перестали волновать мои проблемы.

— Связи? — слабо усмехнулась я, покачав головой. — Все связи закончились в тот момент, когда я стала никем. Когда Павла больше не стало, когда я ушла из политики и заняла это место. Никто не протянет мне руку помощи. Я теперь никому не интересна….

Ирина Николаевна вздохнула и отвела взгляд, будто стараясь скрыть своё разочарование. Она, вероятно, понимала, что у меня действительно не было больше ни одного козыря в рукаве, но ей всё ещё хотелось верить в лучшее.

— Хорошо, — согласилась она, сжав губы. — Попробуем сделать что-нибудь. Может быть, я попробую поговорить с его секретаршей, узнать, когда у генерала свободное окно.

Я не сразу ответила, просто кивнула, чувствуя, как усталость, вечный спутник моих дней, снова навалилась на плечи. Мои попытки казались заранее обреченными, но я всё ещё должна была цепляться за любой шанс. Ради свекрови, ради дочери.

Признаться честно, не очень-то я рассчитывала на то, что план предложенный Ириной удастся. Пару раз в прошлой жизни я сталкивалась с Богдановым – генеральным директором комбината – он не производил впечатление мягкого или доброго человека. Напротив, его холодность и расчетливость были почти легендарны. Поговаривали, что он вел дела так, словно был на поле боя, и не прощал ни малейшей ошибки, будь то мелкая недоработка в отчете или утечка информации в прессу. Его помощники менялись, как перчатки, потому что никто не выдерживал больше нескольких месяцев. От Богданова веяло не только властью, но и пугающей беспощадностью, и даже самые опытные сотрудники Законодательного Собрания предпочитали держаться от него подальше. Лично мы не были знакомы, чему я была несказанно рада, ведь найдя эту работу получила хотя бы видимость стабильности.

- Не думала вернуться к старой работе? – мимоходом спросила Ирина.

- Нет, - от одной мысли об этом меня передернуло. Я вспомнила, как полоскали СМИ имя моего мужа, имя Павла. Нет, лучше я останусь здесь, невидимой для тех, кто с радостью снова и снова будет смаковать мою боль, упиваться моим падением.

Час бежал за часом, я старалась максимально погрузиться в работу, чтобы хоть как-то забыть свои проблемы, повторяла одно и то же действие снова и снова, как будто это могло вернуть мне чувство контроля над своей жизнью, пусть даже в пределах этих четырех серых стен.

В половине пятого подняла голову, когда Ирина поставила передо мной чашку с горячим кофе.

- Заканчивай, ты сегодня итак без обеда, - она протянула мне большую шоколадку, - ешь. Силы тебе еще понадобятся.

Остальные коллеги смотрели на нас удивленно, хоть и весьма равнодушно. В нашем коллективе особого соперничества не было – слишком уж рутинная у нас была работа. Это сильно отличало это место от того, к чему привыкла я и сейчас скорее радовало, чем огорчало. Тем более я весь этот год старалась помогать коллегам, чем могла, не вступая в конфликты и дрязги.

- Спасибо, Ирина Николаевна. Девочки, угощайтесь, - я открыла шоколад и предложила коллегам.

- Ешь, давай, - хмуро ответила за всех Света – полная женщина лет 45. – На тебя без слез не глянешь, доходяга.

- Ешь, - велела и Ирина, - ты в кабинете генерала в обморок от голода грохнуться ведь не собираешься?

Я удивленно подняла на нее глаза.

- У него сегодня окно есть в семь тридцать. Десять минут. Я договорилась, тебя примут. Характеристики Света и Галя тебе тоже приготовили, отдашь Богданову.

Горячая волна благодарности поднялась откуда-то изнутри и окутала теплым пледом. Коллеги смотрели на меня, едва заметно улыбаясь. Впервые за год я вдруг поняла, что вся их равнодушная отстраненность была всего лишь маской, за которой пряталось искреннее участие. Эти четыре женщины слишком уважали мое личное пространство, чтобы лезть с вопросами. Однако, когда мне действительно понадобилась помощь и поддержка – протянули мне руку помощи.

- Спасибо, девочки…. – горло перехватило, в носу предательски защипало.

Ирина мягко кивнула головой.

- Мы домой, где-то в семь – поднимайся в приемную. Если генерал освободиться пораньше – зайдешь пораньше. В худшем случае – подождешь.

Я кивнула, но сердце всё равно болезненно пропустило удар. Ноги и руки едва заметно дрожали от нервного напряжения, и я снова попыталась собрать себя в кучу, стараясь не выдать волнения. Сама мысль о том, что мне придётся войти в кабинет Богданова, была почти парализующей. Вспоминались его ледяной взгляд, слухи о его безжалостной манере обращаться с людьми, которых он считал бесполезными. Люди для него всегда были только ресурсом, и мне предстояло оказаться перед ним в положении просителя, со своей слабостью, практически беззащитной. Я все время думала, какие нужно и можно подобрать слова, чтобы этот человек завизировал положительно мой запрос на ссуду, снова и снова мысленно выстраивая свой разговор с ним. И ни один из разыгранных вариантов не приводил к положительному решению.

2

2

Женщина средних лет, в безупречно отглаженной блузке, подняла на меня глаза, едва уловимо нахмурив брови, когда заметила, что я появилась в назначенное время. Её взгляд был спокойным, но в нем читалась профессиональная отстраненность, которой отличаются все люди, работающие в непосредственной близости от таких фигур, как Кирилл Богданов. Она кивнула мне, жестом предлагая подойти ближе.