Враг Сальдисской Империи 5 (СИ) - Тутынин Антон - Страница 19

Однако Император не спешил как-то реагировать на его появление. Напротив, опустив взгляд обратно к столу, он спокойно продолжал что-то записывать на белоснежном листе бумаги красивым выверенным почерком. Минута, вторая, третья... И лишь когда минуло пять минут тишины хозяин новой страны отложил перо, взял в руки большую чёрную печать, мягко приложив её к низу белого листа. Под той полыхнула слабая световая вспышка, и на месте печати остался выжженный магией рисунок: два странных символа, совмещённых друг с другом, и вписанных в круг. При этом майор никогда не видел ни один из них и не мог понять что они означают.

— Доброе утро, товарищ Грубер. Как долетели?

— Я... хорошо, господин Император! — ещё сильнее вытянулся он, не понимая как ему себя вести. Слишком нетипичным было поведение этого человека, чьи волосы, казалось, слегка двигались словно языки пламени, стремясь вверх, в небо. Жуткая причёска!

— Не тянись, майор, не на параде. Присядь, — кивнул на кресло перед своим столом Император Кёнинг. Тот выполнил приказ без вопросов, примостившись на самый краешек обитого мягкой кожей сиденья. — Вот, прочитай. Для начала общую информацию — позже детально изучишь.

Перед офицером легла папка с бумагами, первым листом в которой оказалось чёткое содержание, расписанное по номерам страниц. И разделом под первым номером там как раз шло «введение». Быстро ознакомившись с шестью страницами рукописного текста, майор пребывал в смешанных чувствах. С одной стороны многие описанные там идеи перекликались с его умозаключениями и проектами, кои он пытался продвигать ещё в столице. За что, собственно и поплатился тёплым местом, угодив на север. К примеру, он вовсю убеждал командование в скором отмирании магии как основного средства нанесения массового урона врагу, и необходимости превалирования неодарённой пехоты, массово вооружённой огнестрельным оружием. А также увещевал делать ставку на тяжёлую ствольную артиллерию, должную в последствии заменить чародеев на поле боя. Хотя бы частично. В чём, собственно, и усмотрели признаки посягания на дворянскую власть и вредительскую агитацию, сослав баламута куда подальше.

С другой же стороны, предлагалось совершенно новая структура армии, подходы к командованию и даже субординации. Одно только указание о том что, так как дворянские вольности отменяются, а рабство запрещено в любом виде, рукоприкладство к рядовому составу становится под запретом, а обращение военнослужащих друг к другу должно измениться с «господин» на «товарищ». К тому же, их ещё и обучать требовалось многим наукам, от банальной арифметики и чтения, до географии и оказания первой помощи. Это простолюдинов-то! На что также требовалось выделить часы, реквизит и изыскать преподавателей. Вроем, требования к организации быта, снабжению в местах постоянной дислокации и полевой жизни также кардинально менялись.

Ну и разумеется никакой рукопашной схватки в строю... Только окапывание, засадная тактика и укреплённые позиции.

— Это... хм... — с трудом пытался начать офицер, захваченный врасплох планом организации армии.

— Что такое? Вы не стесняйтесь, товарищ майор, высказывайтесь прямо. Больше всего я ненавижу именно ложь и лицемерие, — император меж тем глядел ему прямо в глаза, подняв руки на уровень губ и сложив их в замóк. — А за личное мнение наказывать смысла не вижу.

— Как бы сказать... описанные тактики ведения боя не очень честные... они противоречат всем нынешним традициям войны. Да и попытка вырастить из простых крестьян кого-то вроде офицеров кажутся мне насмешкой над всеми традициями.

— Скажите, товарищ майор, в чём суть войны? Что такое война?

— Ну... это... — казалось бы очень простой вопрос поставил офицера в тупик, потому что банальный ответ вроде «исполнение приказов императора, дабы отстоять честь государства» казался в контексте этого разговора неверным. Но иного ответа он просто не знал.

— Один мудрый человек как-то сказал: война — это продолжение политики иными средствами. Другой не менее мудрый человек говорил что политика — это форма экономической конкуренции, когда общность людей борется за своё благосостояние политическими методами. Заключают союзы, налаживают таможенные правила, разграничивают зоны влияния между друг другом... Если мы объединим обе этих идеи в одну, выйдет что война — это форма отстаивания экономических интересов большой группы людей, объединённых в форме государства. И тогда вырисовывается такой показатель как экономическая эффективность! Что это значит? Это значит, что чем дешевле обходится уничтожение твоего противника, чем быстрее ты уничтожаешь его солдат, и чем меньше теряешь своих, тем успешнее ты воюешь в итоге. А потому, можно вывести ещё один постулат: что война — это в первую очередь искусство обмана. Ведь обман — это самое дешёвое средство нанести вред твоему врагу, заставив его растрачивать свои ресурсы без всякого толку... А теперь ответьте, товарищ майор, насколько нынешняя доктрина ведения войны Сальдисской Империи соответствует этим правилам?

— Несильно, господин император. Честь и бесчестите ставилось у нас всегда во главу угла. И даже армии сходились на поле боя всегда по чётким понятиям честного боя. Те же засады всегда были присущи бандитам и варварам, — на лице Элазара Грубера было видно внутреннее напряжение. А всё потому, что хоть умом он и понимал что всё сказанное Императором звучит логично, однако его офицерская честь, впитанная за годы обучения намертво, вопила о недопустимости такого поведения.

— Верно. Нынешние правила ведения войны похожи скорей на дуэльный кодекс, созданный дворянством на основе собственных представлений о чести. Однако такой подход чреват, ибо не ставит во главу угла тот важный пункт, без которого всё становится бессмысленным. Выживание! — поднял Вальтер Кёнинг перед собой указательный палец, пристально глядя в глаза Элазара. — Когда во время войны стоит вопрос какому народу жить, а какому сгинуть в пучине истории, любые понятия о правильном и неправильном становятся ничтожны. Жалость? Милосердие? Честь? Какой в этом смысл если из-за твоего чистоплюйства погибнут твои солдаты, а враг безнаказанно разорит наши земли, которые ты должен был защищать? Если твоих родных и близких уничтожит физически, стерев с лица земли, спалив дотла или порубив на куски?! Разве много чести в том, что ты позволишь им всем умереть, только ради того чтобы руки твои остались чистыми, а совесть незапятнанной?

— Вы описываете страшные вещи, господин...

— Товарищ.

— Что?

— Товарищ Император. Я ни кем не владею, чтобы меня звали господином. Империум станет совсем другим государством для этого мира, особенным, — социалистической империей! В чём разница, наверное спросите вы? Кто-то в мире говорит империя — это «я». Кто-то что империя — это аристократия, дворянство. Для меня же мой Империум — это люди. Все граждане моей страны. Свободные граждане, образованные, достойно живущие в Империуме! Понимаете?

— Не совсем... Империя — это монархия. Власть ставленника богов, что правит по праву рождения. И значит о равенстве речи быть не может.

— Именно, — улыбнулся ему собеседник, сверкнув глазами, — И пусть кто-нибудь из правителей попытается оспорить тот факт, что я сильнейшее в этом мире существо! Мне не нужно позволение богов чтобы править — я сам беру власть в свои руки и строю такое общество, какое считаю нужным. Так что очень скоро весь мир падёт перед моей волей, став единой страной! И уже никто не сможет укорить меня в том, что я что-то делаю не так как принято в мире. Я сам стану определять традиции и правила мира! Но мы отвлеклись... То что я вам рассказываю — это взгляд в будущее. Война станет такой жестокой и беспощадной не сейчас, но очень скоро. Весь мир придёт именно к такому типу войны — на уничтожение народов. И чем раньше мы с вами это поймём, тем больше у нас шансов выжить, построив новый, более справедливый мир. И вы, майор, мне в этом поможешь.

— Но... почему я? — удивился Элазар. Он был слишком молод чтобы впрягаться в такие масштабные перемены. В двадцать девять лет стоять на острие столь фундаментальных изменений было чертовски страшно!