Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Я иду искать - Алмазов Борис Александрович - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

— Да кто? Ты! На прошлом дне рождения! Ты же сам мне пожелал.

— И ты запомнил?

— Ну!

— Ты у меня умный парень! — сказал папа. — Вот послушай моего совета. Председателем кружка красных следопытов нужно стать!

— Зачем это? — Я даже сел на диване.

— Ну кто ты сейчас такой, скажи на милость? Рядовой шестиклассник, таких, как ты, в школе ещё четыре класса — почти двести человек! Отличников человек двадцать наберётся. А вот когда ты станешь председателем, вся твоя жизнь сразу будет на виду! Спросят тогда: «Кто это — Костя Макаров?» И сам Роберт Иваныч ответит: «Это наша гордость! Отличник, председатель следопытов. Мы приложим все усилия, чтобы перед ним открылись в будущем самые лучшие перспективы!» Ты понимаешь?

«А что! — подумал я. — Может, тогда и Скворцова не будет смотреть на меня как на малыша. Она — секретарь комсомольской организации, а я — председатель кружка следопытов».

Между прочим, у нас папа — кандидат математических наук, а ещё кто-то — не то его, не то мамин дядя или дедушка, не помню — был профессором или академиком. Потому у нас и квартирища такая здоровенная — ночью страшно в туалет идти. Так что мне тоже надо не теряться…

— А что над тобой эти малявки смеялись — пусть себе смеются на здоровье. Ты — председатель, а они кто? Ясна моя мысль? Какое там у вас задание? Мы его с тобой на пару моментально выполним!

— Надо по фотографиям героев разыскать.

— И только-то! — сказал отец. — Это же элементарно. Выходим на человечка из редакции газеты, публикуем фотографии — и эти герои как миленькие к тебе сами прибегут! А кто их, спрашивается, нашёл? Макаров! Константин Владимирович! Так или не так?

— Да я и фотографию не взял! — сказал я.

— Элементарно! Завтра тебе эту фотографию на блюдечке с голубой каёмочкой домой принесут! Получите, пожалуйста, Константин Владимирович, только не отказывайтесь быть у нас председателем!

— Кто это принесёт?

— Там к тебе какую-то девчонку прикрепили — вот она и принесёт. Ты у неё фотографию возьми, а пока они там заседают да обсуждают, мы снимочек в газете тиснем!.. Ну, годится у тебя отец на что-нибудь?

— Годится, — сказал я.

— А насчёт джинсов не волнуйся! Моё слово — железо! Вот смотри! — Он вытащил из кармана конверт, раскрыл его. — Вот сто пятьдесят рублей! Это на джинсы. Считай, что эти деньги твои! При первом случае — покупаем! А чтобы ты отцу верил, кладу эти деньги в твой письменный стол. Вот сюда, в верхний ящик! Понял?

Когда он ушёл, я сразу же посмотрел конверт. На нём было написано: «Косте на джинсы». И действительно, внутри лежали три бумажки по пятьдесят рублей. Длинные такие, зелёные. Я раньше таких денег и в руках-то не держал. А теперь ясно сказано: они мои! Так что джинсы мне обеспечены. Всё-таки хорошо иметь такого отца, как у меня!

Глава шестая

«ЭМЛЕМБА»

Наутро я в школу не пошёл. Не захотел, и всё!

— Агочка! — говорю. — Миленькая! Что-то я себя плохо чувствую.

Она раскудахталась, градусник стала совать, а я говорю:

— Так у меня ничего не болит, просто что-то всё время плакать хочется и голова тяжёлая!

Она говорит:

— Не ходи! Никуда не ходи! Конечно! Это ж надо! Ребёнок старался. Одни пятёрки, а они! Для него такое потрясение устроили! Разве можно так расстраивать! Спи, моё золотко, спи, отдыхай! Всё равно до каникул один день остался! Спи, я тебе булочки с корицей сейчас печь буду!

Она ещё долго там про всякие школьные перегрузки сама с собой разговаривала. Скоро из кухни запахло такими сдобами, что у меня настроение сразу поднялось.

Целый день я играл в солдатики, магнитофон крутил! Пирожки и булочки ел. Вот только когда дед с работы пришёл, как всегда мне настроение испортил.

— Ну что, — говорит, — симулянт, сачкуешь? И что из тебя вырастет при таких задатках?

Навонял везде своей махоркой (он махорку курит. Из газеты самокрутки вертит. Ага всё удивляется: где он махорку достаёт?) и уехал в санаторий на целый месяц! Я этому очень обрадовался: не будет мне каникулы отравлять!

Под вечер Васька явился и писклю с фотографией — ну, ту самую, что про чучело в натуральную величину болтала, — приволок. Она пришла торжественная — банты больше головы, как кочаны капустные наверчены, — яблоко мне принесла — потому что я как бы больной! А у меня этих яблок полно. Я их уже видеть не могу! И на «вы» со мною разговаривает! Вот это мне понравилось. Это нормально, потому что я председатель.

— Здравствуйте, Костя! Как вы себя чувствуете?

— Нормально!

— Если нормально, — говорит она, — давайте работать!

Усаживается за мой письменный стол, вытаскивает толстенную тетрадку.

— Это будет дневник поиска. Но сначала, как советовал Роберт Иваныч, внимательно изучим фотографию. Я уже дома изучала, но теперь давайте ещё раз все вместе. Подлинник зря трогать не будем. Вот мой папа изготовил несколько копий. Вот, пожалуйста! И вот что мы с папой рассмотрели: во-первых, это — танкисты! У них на петлицах такие эмлембы…

Только тут я в себя пришёл, когда она вместо «эмблемы» — «эмлембы» сказала. Ишь ты! Явилась не запылилась! Сидит тут. Распоряжается. Исследовать она будет! Работать! Так бы ей между бантов щелбан и закатал — у меня даже палец зачесался! А что делать, не знаю! Мне же авторитет терять нельзя! Я же председатель!

Тут приплыла Ага с подносом пирожков.

— Кушайте, птички мои! Кушайте!

Эмлемба сначала поморщилась, — мол, вот мешают делом заниматься, — а потом как налегла на булочки — только банты трясутся, но всё своё ладит:

— Кофтя! Давайте пути поифка наметим!

— Ты ешь! — говорю. — Когда человек ест, думать вредно.

— Но ведь нам доверили, — пищит она. — Нам же самую старую фотографию доверили! Никому не доверили, а нам доверили!

— Вот! — говорю. — Ешь! В таком деле силы нужны! — Мне совершенно ни к чему, чтобы она этим поиском занималась. Мне самому этих героев разыскать надо. Одному! — Торопиться нечего! — говорю. — Сколько лет эта фотография лежала, и ничего, зачем сейчас горячку пороть. — Я хорошо сообразил, что вряд ли эти следопыты до каникул соберутся.

Эмлемба губы надула, но возражать не стала, — я же председатель и старше, а потом, я так авторитетно говорил. Она пошла помогать Аге посуду мыть! Та её чуть не задушила от благодарности.

Убрались они на кухню — тут вдруг Васька голос подал. Он пирожки уминал, а с фотографии глаз не сводил.

— Это, — спрашивает, — кто? — И на пионерку показывает, что в забинтованного танкиста вцепилась. — Она ведь постарше других будет. Эти, наверное, из четвёртого класса, а она из седьмого, просто маленького роста.

С фотографии смотрели на нас два человека в гимнастёрках с кубиками на петлицах. Третий, с забинтованной головой, отвернулся и говорил что-то пионерке — его лица не было видно, только бинты и ухо.

— Они, наверно, все раненые, — сказал Васька.

— Почему? Кто? — спрашиваю.

— Они стоят так. Осторожно. И вон у того воротник расстёгнут и беленькое торчит.

— Это, — говорю, — рубаха. Расстегнулся, душно наверное, пионеры надышали.

— Не! — уверенно сказал Васька. — Военные ни в какую жару воротники не расстёгивают. Он вот именно что застегнуть гимнастёрку не может — бинты мешают. Э, — говорит он, — а у второго рука сломана. Во!

Я посмотрел — рука как рука!

— С чего, — говорю, — ты взял?

— А вон! — говорит Васька. — У него локоть остренько торчит. У него там под гимнастёркой на руку дощечки привязаны. Они по-автомобильному называются… Шины! У него там шина! Значит, они все трое раненые! Этот в лицо, этот в грудь, этот в руку!

— Может, ещё в живот и в ноги?

— В живот — они бы стоять не могли, — сказал Васька, — а в ноги — у них бы были костыли.