Орел и Ворон - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 3

Скрежет, крик и треск стоит такой, что, думаю, он слышен даже жителям Твери!

Срубив конного шляхтича – достал со спины самым острием клинка, – я схватился с очередным всадником. Тот оказался искусным бойцом, и я с трудом выдержал первый натиск размашисто и быстро рубящего саблей ляха! Что же, самое время использовать третий заряженный пистоль… Блокировав плоскостью рейтшверта очередной удар сабли – едва успел остановить летящий в голову клинок! – я выстрелил от бедра с левой руки! Пуля ударила в горло разом захрипевшего врага – а я в очередной раз похвалил себя за то, что раскошелился на чехлы… И что два из трех повесил с левой стороны седла!

…В какой-то миг противник дрогнул под нашим напором, и над рядами наемников и московитов поднялся радостный гул. Ляхи покатились назад. Медленно, а потом все быстрее…

Но бой еще не окончен – самые храбрые и дурные мятежники упорно бьются с рейтарами, не позволяя начать преследование своих соратников. Плоскость моего меча, жалобно лязгнув, в очередной раз приняла удар сабли «вора», восседающего на гнедом коне. Тот весьма хорош, и при своих немаленьких габаритах он искусно владеет клинком! Один удар мне пришлось даже принять на козырек бургиньота, благо противник задел меня по касательной…

Ненавижу рубку!

В очередной раз я выхватил пистоль левой и надавил на спуск. Щелкнул замок. И… Ничего! В пылу схватки я забыл, что расстрелял все заряженные пистоли!

– Собака!

Выдохнув ругательство, я с трудом парировал очередной удар и молниеносно выбросил руку с пистолетом вперед, метя в шею врага. Дуло ударило в кадык здоровяка, и тот, опустив саблю, схватился за шею… Я же, чуть отклонив корпус влево, рубанул мечом от себя, вложив в удар всю свою ярость и страх! Заточенная сталь сверкнула молнией, устремившись к шее ляха…

Переведя взгляд с поверженного противника влево, я замер с похолодевшим сердцем: в отдалении сразу от трех всадников отбивается Делагарди!

Я решительно направил коня в сторону сражающихся. Жаль, заряженных пистолетов не осталось… Но ничего, по такому случаю поработаю и клинком!

Ближний ко мне шляхтич настолько увлекся боем, что я подобрался к врагу незамеченным и быстро нанес колющий удар со спины, в основание черепа. Нечестно? Может быть. Но это война!

К тому же благородно ли нападать троим на одного?! Нет, я только уравнял шансы…

Подкрученные усы Якоба опали, а глаза горят огнем! Генерал, так же как и я, не собирается сегодня погибать, и очередной его удар поверг наземь второго противника! Я успел схватиться с третьим, но тот вдруг развернул коня и, отмахнувшись от меня саблей, припустил к отступающей пехоте хоругвей…

– Не преследовать! – иерихонской трубой провозгласил Делагарди.

Но я и не собирался… Рука свинцом налилась, болит отбитый копьем бок. Да еще кто-то бровь рассек! И это под шлемом!

Ненавижу рубку!

– Спасибо, Себастьян!

Якоб Понтуссон с чувством мне улыбнулся, и я поспешно кивнул в ответ:

– Да было бы за что! В бою любой солдат и офицер – братья. Как там сказано в Писании: жизнь за други своя!

…Мятежники отступили и теперь улюлюкают и бранятся из-за своих довольно жиденьких укреплений. Они твердо уверены, что победа осталась за ними, хоть их атака и была отбита! Что же, основания для этого все же есть: наша пехота отступает с поля боя, в то время как обоз уже переправился за Волгу. Вскоре придет очередь и всадников…

Только теперь вокруг меня начал собираться мой эскадрон. Н-да, после боя мы недосчитались десятка рейтаров… Я недоволен собой и зол, а вот Делагард неожиданно бодр и весел. Нет, я примерно понимаю мысли генерала: ценой наших небольших потерь он смог предотвратить гибель намного большего количества людей.

Но есть одно но. Павшие рейтары были моими людьми!

– Молодцы! Вы все львы! – Якоб рысью пронесся в сторону реки, где белеет лошадь Скопина-Шуйского.

И где уже начала переправляться пехота.

Как же много мертвых тел на поле… И наших, и мятежников. Впрочем, я с радостью отметил, что крылатых гусаров не менее полутора сотен. И это только те ляхи, кого я успел насчитать! А вот опрокинутых и растоптанных ими французов и земляков считать уже не стал – сделалось дурно.

– Ты как? – Джок с подбитым глазом поравнялся со мной. – Смотри, что ухватил. – Он протянул мне знамя одной из хоругвей. Неплохой трофей!

– Оставь себе. Когда вернешься на родину, повесишь в родовом замке над камином…

Я ответил, одновременно с тем расстегивая ремень, из-под которого сочится кровь. Надо обязательно обработать раны! Мне, конечно, нравится в Московии – но забыться вечным сном в ее земле, да еще и так рано, я совершенно не спешу!

– Тебя по голове, что ли, ударили, Себастьян? Какой замок?

Шотландец споро срезал знамя с древка, после чего продолжил:

– Был бы у меня замок, думаешь, я месил бы здесь грязь?! Нет, эту тряпку я буду использовать как скатерть!

Я не удержался от дружеской подковырки:

– А я думал, что тебе с нами просто интересно!

По рядам рейтаров пробежали усталые смешки. Что же, после боя людям нужен хороший отдых, и надеюсь, они его получат…

Воцарилась тишина. Дождь стих. У самой реки я вновь встретил хмурого стрелецкого сотника, так и не сумевшего ни разу выстрелить. Его люди уже вступили на мост… Сил на разговоры не осталось, и я лишь натянуто улыбнулся московиту, не рассчитывая на ответ. Но тот, к моему удивлению, легонько склонил голову, после чего его губы разошлись в неком подобие невеселой, подбадривающей улыбки…

Выходит, я все же не так хорошо знаю московитов!

…А за спиной, во вражеском лагере продолжают веселиться, празднуя победу, и кажется, что веселье это только набирает силу, судя по крикам!

Ну ничего, пусть празднуют.

Пока живы.

Пролог Орла

Обманчиво спокойно на нашем берегу Волги. Стрекочут сверчки, плещется в воде хищная рыба, вышедшая на ночную охоту, где-то вдалеке коротко взвыл волк… И тут же затих. А вот на соседнем берегу, в «воровском» лагере, вовсю идет гульбище, доносящее до нас многочисленные пьяные мужские крики и истошный бабский визг. Иногда раздаются и выстрелы – по воздуху палят, дурни!

– Радуются, ироды, победу отмечают…

– Так рано радуются, Никола! – ответил я на кураже, надеясь подбодрить друга-горниста, а вот на прочих стрельцов уже рыкнул грозно, хоть и вполголоса: – Кто шум поднимет, тому лично все зубы повыбиваю! Чтоб ни звука, ни писка!

Ответом мне служит глухое молчание ратников, но мне его вполне достаточно: мою тяжелую руку все знают. Как и то, что обещания я на ветер не бросаю! Да и мало дураков шум поднимать, я больше для острастки рычу, себя успокаиваю – кому ведь охота под пули воровские лезть аль под картечь?! Дураков нема, стрельцы люди сметливые: ежели кто не знал, за каждого молодца всей деревней о приеме ратуют, самых головастых из крестьян дают! Ну иль кто из уже состоящих в приказе ратников слово замолвит – иначе ведь в сотню и не попасть… А за дурней никто просить не станет, себе дороже выйдет в первом же бою.

– Тронулис, братцы, вперед! Наказ мой не забываем! Да вразнобой идем, шаг не печатаем!

Немцы и свеи, что впереди нас встали, пришли в движение по команде собственных сотских голов, «офицеров» по-иноземному. Вот, стало быть, и наш черед пришел!

Ну, погань воровская, сейчас «порадуем» мы вас, ох порадуем… Днем дождь поливал, фитили тушил, порох мочил – ни разу пальнуть не вышло. Сейчас же иначе все будет!

Лагерь воровской прикрыт только острожками из сцепленных между собой крест-накрест кольев да поперечной перекладины. Конных они остановят, спору нет, а вот пешцев… Пешцы, коли до острожек беспрепятственно добегут, острожки эти руками в стороны и растащат!

Нет, конечно, коли враг с той стороны к обороне изготовился, попробуй убери преграду – живо сабелькой аль пикой приголубит! Да и то, добежать надо! Ведь ворогу огненного боя покуда хватает, чай ляхи с ворами Лжедмитрия (уже второго по счету!) огненным припасом делятся, да и запасы из взятых городков и крепостиц все у воров… Однако же упились поганые, упились хмельным! В ночи палят, с бабами гулеванят, драки затевают, орут, будто бесноватые, да песни непотребные во все горло распевают – победу празднуют, стало быть! И это хорошо, ой как хорошо! Ибо удара нашего не ждут, на дозоры понадеявшись. А может, воевода воров и вовсе не смог порядка в войске своем навести, коли допускает подобное…