Две жизни. Том II. Части III-IV - Антарова Конкордия - Страница 39

Я проводил её через горбатый мостик в ту часть парка, где была расположена главная часть Общины, и только здесь болезненное выражение покинуло лицо Наталии Владимировны, вид у неё стал радостнее и дышать она также стала ровнее.

– Как я жалею, что у меня нет с собой пилюли Али. Вам сразу стало бы очень легко, и ваша слабость сменилась бы бодростью.

В этот момент нас нагнал Иллофиллион.

– Я вовремя подоспел. Будет очень неплохо, если вы, сестра Наталия, съедите одну из этих конфет, – сказал Иллофиллион, протягивая Андреевой коробочку с совсем маленькими белыми шариками. Андреева взяла маленький шарик, проглотила его и глубоко вздохнула.

– Что это делается с вашим Лёвушкой, Иллофиллион? Чем вы его так успешно закаляете? Не прошло и трёх месяцев, а он уже стал богатырём. Не говорю уж о сегодняшнем дне. Сегодня он положительно красавец.

– Да ведь и вы, Наталия Владимировна, бываете красавицей, – ответил я ей, смеясь. – Но именно в эти моменты вы себя не видите, как, к сожалению, и я ещё ни разу не видел себя красавцем.

– Если бы вы были в силах победить свои нетерпение и раздражительность, моя дорогая, – взяв руку Андреевой и поглаживая её, ласково говорил Иллофиллион, – вы бы уже сегодня могли прочесть те слова в комнате Али, которые там для вас горели. Это именно о них говорил вам Али в своём последнем письме к вам. Вы должны суметь прочитать их сами, без помощи Лёвушки, и только тогда сможете работать дальше с Али и принести в мир то знание, которое настала пора передать людям. Али поручил мне передать вам, что тот этап вашей работы, где вы застряли сейчас, не потому труден для вас, что вы чего-то не знаете, но потому, что он требует от вас более высокой духовности. Переменить себя вы не можете. Но вложить в свой труд всю свою доброту и любовь к человеку вы вполне способны.

Думайте не только о труде для человека, но и о любви к Али. У ученика может быть только счастье его простого дня, счастье служить Учителю, утопая в радости. Самое простое дело обычного дня – вот что такое ученичество. Но не подвиги и такие дела, которыми люди прославляются.

По мере того как Иллофиллион говорил, Андреева всё больше успокаивалась. Её возбуждение гасло, лицо смягчалось, и глаза теряли огненный блеск.

– Вы дали мне сейчас новое ощущение умиротворения, доктор Иллофиллион. Я буду работать уже по-иному, чем раньше. Мне кажется, что я поняла всё, что вы мне сказали. – Поклонившись нам, она ушла к себе.

Когда мы остались одни, Иллофиллион спросил меня:

– Чувствуешь ли ты в себе ещё ту силу, Лёвушка, которую ты ощущал в комнате Али?

– О да. Сегодня я понимаю, что количество любви может стать любым качеством, любой энергией. И что такое Любовь-Сила, я теперь понимаю.

– Тогда пойдём к леди Бердран. Она уже оправилась настолько, что завтра я хочу разрешить ей покинуть наш корпус и снова вступить в общение со всеми. И я хотел бы, чтобы ты в свой великий день счастья приветствовал её выздоровление и передал ей часть тех чистейших вибраций, которыми пронизали тебя великие и милосердные труженики.

– Иллофиллион, дорогой, я буду очень счастлив увидеть больную и передать ей часть своей радости, которая сегодня окружает меня. Ваше присутствие поможет мне найти нужные слова, чтобы разделить мою радость с нею.

– Не думай о том, как пройдёт встреча. Ощущай, что Али и Флорентиец рядом с тобой. И ты всё сделаешь именно так, как это необходимо.

Мы вошли в наш дом и прошли прямо к леди Бердран, которую я сразу даже не узнал в прелестной, свежей и молодой женщине, напоминавшей в своём воздушном белом платье прекрасный цветок, вместо той печальной, бледной красавицы, которую я встретил в первый день моего приезда в Общину.

В свою очередь радостно поздоровавшись с Иллофиллионом, леди Бердран ответила на мой поклон приветливо, но так, как раскланиваются с человеком, которого видят в первый раз в жизни. Даже лёгкое разочарование мелькнуло на этом прелестном личике. Я рассмеялся, подумав, насколько мы ничего друг о друге не знаем. Женщина не предполагала, откуда и с чем я к ней пришёл, и огорчилась, увидев «чужого».

– Вы не узнали меня, леди Бердран, точно так же, как и я не узнал бы вас, если бы Иллофиллион не предупредил меня, что ведёт меня к вам. Если раньше вы были похожи на бледную изысканную орхидею, то теперь вы ни дать ни взять тот задорный горный цветок, который растёт в здешних горах. Как его ни стремишься согнуть – он всё распрямляется.

– О, теперь я узнала вас по вашему смеху и вашей манере говорить! – протягивая мне обе руки, ответила милая хозяйка комнаты. – Но как вы изменились! Если я поразила вас своим здоровым и даже задорным видом, то вас самого я и сравнить не знаю с кем или с чем. Вы были мальчиком, а сейчас вы можете быть моделью героя для Беаты.

Шутя ответив, что у меня для художницы уже готовы заказы на вещи, более достойные её кисти, я пристально приглядывался к американке. И чем больше я в неё вглядывался, тем больше понимал, какой же силой любви должен был обладать Иллофиллион, чтобы тяжело больной человек мог так исцелиться, закалиться и переродиться в такое короткое время.

– Чем же вы были заняты всё это долгое время, леди Бердран? – спросил я молодую женщину, когда мы с ней уселись на балконе после того, как нас покинул Иллофиллион, сказав, что навестит Игоро и вернётся вскоре к нам.

– У меня было так много самых разнообразных занятий, что я даже не знаю, с чего начать их перечисление. Первые дни мне всё хотелось лежать, я была так слаба, что даже читать не могла. Но ваш друг и не подумал считаться с моей слабостью. И первое, что он мне приказал, был физический труд. Мне казалось, что я нуждаюсь в самом тщательном уходе и заботах, которыми меня окружали медсестра и моя дорогая приятельница, Наталия Владимировна. А доктор Иллофиллион с места в карьер на третий день приказал сестре милосердия покинуть меня, уверяя, что мне достаточно прислуги, которая убирала мои комнаты. Я подчинилась не без удивления и не без внутреннего протеста, но чувствовать себя хуже не стала, оставаясь целыми часами без надзора. Ещё через три дня мне – как я полагала, серьёзно больной – было приказано встать с постели и идти купаться, что меня ещё больше удивило. Исполнив все лекарственные предписания – не скажу, чтобы мне было весело отвешивать и отмеривать мельчайшие дозы порошков и капель, которыми был заставлен стоящий возле меня стол, – я попробовала сойти вниз. К моей радости, ничего плохого со мной не случилось. Так, в сопровождении моей горничной, я дошла до озера, искупалась, вернулась обратно, и моё самочувствие становилось всё лучше.

Вечером неумолимый доктор Иллофиллион приказал мне отпустить мою прислугу обратно на родину, так как климат этой части Индии был ей вреден. Я была совершенно потрясена. Я привыкла думать, что благодетельствую всем своим слугам тем, что разрешаю им у себя служить. Я считала, что большое жалованье моей горничной – это всё, что ей надо. И вдруг доктор Иллофиллион говорит, что прислуга моя поехала за мной сюда только из любви ко мне, жалея меня. Он сказал, что ей, оказывается, было очень тяжело расставаться со своей большой и дружной семьёй и что девушка здесь увядает, так как всё, начиная с климата и кончая духовными вибрациями Общины, ей не подходит. Этого я никак не могла взять в толк. Я возмутилась этим. Значит, доктор Иллофиллион не обо мне думал, а о какой-то девушке из народа! Но… один его взгляд и вопрос «Вы, собственно, зачем сюда ехали?» меня потрясли и отрезвили. Не так много слов он сказал ещё, но вся моя жизнь показалась мне сплошным бездельем и жестоким эгоизмом. Мне ни разу и в голову не пришло спросить мою горничную, где живёт и что представляет собой её семья, или подумать о её здоровье, о возможных причинах её радостей или страданий из-за чего-либо. Классовое различие казалось мне самой законной и непреодолимой стеной… Не буду вам рассказывать подробно всей моей внутренней метаморфозы, довольно нудной. Словом, я сама не ожидала, сколько мусора сидело во мне. И каким тяжёлым трудом и испытанием казалось мне, например, самой убирать свои комнаты. Не говорю уже о трагедии, когда мне пришлось самой выстирать и выгладить своё белье и платье. Теперь, когда бытовые занятия стали привычным началом моего дня, я уже не замечаю физического труда. Я с радостью делаю все эти простые мелкие дела и именно среди них особенно сосредоточенно благословляю мою жизнь, моё счастье встречи с Наталией Владимировной, потому что через неё я встретила доктора Иллофиллиона. Перед поездкой сюда Андреева спрашивала разрешения взять меня с собой у кого-то, кого она называла Учителем Али. Она была страшно рада, когда получила, с большим трудом, разрешение привезти меня с собой. Не знаете ли вы, Лёвушка, кто такой Али? – закончила она свой рассказ-исповедь.