Как стать никем. Апокалипсис по-питерски - Гагач Алексей - Страница 22

«Это какое-то масонство!» – поразился я открывшимся пейзажем всевидящего ока.

Тем не менее нечто подсказывало мне, что такого шанса больше может и не случиться. В конечном итоге когда-нибудь я женюсь, а вот оказаться с кольцом всевластия в руке рядом с оком Саурона… это вряд ли мне ещё так свезёт! Я почувствовал себя героическим хоббитом.

«Суй палец в жопу, Фродо Бэггинс!» – бил набатом в голове голос Сэма Гэмджи.

И я сдался.

Пару секунд подумал: какой же палец будет уместно засунуть в святая святых? Указательный – слишком строго и неуважительно, мизинец – как-то, блядь, аристократично… Безымянный? Нет! Я ж на нём потом обручальное кольцо носить буду! Большой палец по понятной причине тоже не подошёл. Остался только средний. На том и порешил. Сконфигурировав фак, я обильно смочил палец слюной и ввёл его Катьке в жопу. Прямая кишка, как пустыня Гоби, сразу впитала в себя всю влагу, крепко обхватив перст. «Тепло, – подумал я, – приятно. Резко вынимать нельзя – анус наружу достану».

Тут, в этот беспесды счастливый миг, распахнулась дверь и на пороге комнаты, в лучах бьющего из коридора электрического света, возникла тёща. Десять минут знакомы, а уже никакой от неё жизни нет!

Уперев руки в боки, она торжественно-карающим голосом возвестила неуместную, совершенно нелепую хуергу:

– Ф-фрунзе! Курчатов! – и, быстро переходя на визг: – Йоффе!

Имена великих физиков, как и лириков с маузером, сыпались горохом.

Видимо, поехавшая крышняком маман озвучивала перечень людей, кои, по её мнению, были действительно достойными претендентами на руку дочери, в чьей жопе я беспардонно ковырялся пальцем. Я хотел возразить, что озвученные ею персонажи у нас в магазине не работают, предъяв на Катюху не кидали, мол, по праву проникновение совершаю, но не успел.

Катька от её визгов проснулась и, перепугавшись, резко и неудачно села мне на руку. Палец, надёжно зафиксированный в анусе, глухо хрустнув, надломился. От адской боли я завопил что есть мочи, войдя в резонанс с визжащей мамашей. Почувствовав у себя в жопе инородный предмет, к нашему академическому хору имени Кащенко присоединилась и Катька. Она вскочила на ноги и стала шустро убегать от непонятной, но запердолившей ей в сраку опасности мимо мамки в коридор.

Естественно, стараясь сохранить палец на своей руке, а не оставить в чужой заднице, я послушно вскочил и побежал за ней, как вагончик за паровозиком. Но её крепкие ягодицы так сильно виляли, выкручивая сломанный палец, что через три шага я рухнул в обморок прям под ноги маман.

– Жорес Алфёров! – последнее, что я услышал перед временной кончиной.

Когда я через несколько лет попал в питерский политех, то понял, что мамаша где-то там и работала. Потому и называла фамилии своих кумиров в мире науки, с коих я должен был брать пример, а не размахивать хером в ванной. Их портреты висели на стенах, я любовался ими и представлял, как они стоят в очереди в Катюхину комнату, важно беседуя о науке, а её маман разносит чай.

Забвение длилось недолго.

Очнулся я от дикой пульсирующей боли в среднем пальце. С радостью узрел синеющий и распухающий, но полезный в аргументированных спорах девайс на месте. В ванной бились не на жизнь, а на смерть невеста с тёщей. Я тихонечко повытаскивал шмотки из-под ног дерущихся. Полюбовался красивым и молодым телом, получающим дюлей от более старого и опытного, и, вздохнув, вышел в подъезд.

Утром я предстал перед коллективом со свежим гипсом.

Смена девушек-интернов закончилась, ни Фионы, ни Катюхи в магазине уже не было. Дура Фиона в качестве мести успела растрындеть на пьянке, что Гагач уехал ебать Екатерину. Поэтому первое, что я услышал, придя на работу:

– Гагач, ты чо, палец в жопе у Катюхи сломал? Гы-гы-гы? – ржал мой тёзка из отдела крепежа. Я невесело смех подхватил.

После этого приключения у меня как отшептало и скромность, и скованность в отношениях с женским полом. За это я Катюхе вместе с несостоявшейся тёщей благодарен по жизни.

А вот кольцо я где-то потерял в тот день. Где – не помню.

Глава 18. В каморке, что за актовым залом

Отмотаем время назад, в эпоху старших классов постпубертатного периода, чтобы можно было насладиться ещё одним витком моей борьбы с вечностью. Борьба заключалась в моём старании в вечность пёрнуть, чтоб люди помнили и чтили, а вечность явно избегала процедуры, что вполне понятно.

На беду мамы, которая надеялась вырастить из меня приличного человека, в старших классах школы я не увлекался ни юриспруденцией, ни стоматологией, ни ядерной физикой, ничем таким полезным и перспективным. Усугублялось это тем, что папа отстранился от воспитания наглухо, скрывшись в сочинских субтропиках, не хватало мне суровой мужской руки и внятного направления в жизни.

Зато, грешным делом, занялся я неблагодарным музицированием. Как бы сказала биологичка: подраздел – игра на ударной установке, среда обитания – говнорок.

Такой вот Карл Линней получился. Только барабанов не было.

На низком старте проблема казалась решаемой запросто. Отыскал юннат старые кастрюли, обтянул их толстыми обложками от учебников, повыдёргивал палки-подпорки от цветов и давай копоти давать, Чик Уэбб херов. Приходили в гости друзья с гитарами и давали несколько часов кряду что-то говнарьское и лихое над головой у бедной, непонятно чем нагрешившей пенсионерки Антонины Ивановны. Человека с высшим музыкальным, надо заметить, и утончённым вкусом.

Пенсионерка не бухтела: моя мама-врач, бесплатно, памятуя клятву Гиппократа, прокалывала различными омолаживающими составами вечером после работы все дряблые старческие жопы нашей панельной пятиэтажки. Отпрыску ангела прощалось всё.

– Алэксэй, вы точно увэрены в выбранном направлэнии дэятельности? – поинтересовалась у меня как-то бедная интеллигентная старушка. Речь её звучала довоенно утончённо.

– А что не так? – искренне удивился я.

Антонина Ивановна махнула рукой и, мелко трясясь, последовала к себе домой – в клуб любителей рок-музыки «Андеграунд», как мы прозвали её квартиру. В конце концов рок-музыканты часто кончают жизнь самоубийством. Так Антонине Ивановне рассказывала соседка. Знание помогало жить дальше.

Лиха беда начало.

Наш коллектив заметили и взяли на воспитание в местный центр детского творчества. Там были электрогитары и барабанная установка. Настоящая.

Это песдец, товарищи! Переворот сознания! Дзынь-дзынь, тыщь-тыдыщь.

Едва освоив инструмент на начальном уровне и организовав пару легендарных концертов, за которые мы всем составом были биты гопниками уездного городка, я твёрдо решил стать рок-звездой. Столица рок-н-ролла – Санкт-Петербург – была под боком. Гребенщиков! Горшок! Цой…