Предателей не прощают (СИ) - Коваленко Мария - Страница 16

— А она что здесь делает? — Рауде резко встает из-за стола и поворачивается к другим участникам жури, к пожилой худощавой, похожей на Шапокляк даме и улыбающемуся круглолицему мужчине в очках.

— Егор попросил, чтобы мы прослушали девочку, — скрипучим голосом говорит дама. Вероятно, она и есть та самая помощница.

— Хм. Даже так?!

Губы Рауде сжимаются в нитку.

— Но, если тебе неинтересно… — Шапокляк окидывает меня пристальным взглядом с ног до головы. Будто замечает что-то интересное, она едва заметно улыбается. — … могу позвать очередной клон Бузовой-Лопыревой.

— Какой по счету? Трехсотый? — Рауде отходит к окну. Засовывает руки в карманы брюк.

Мы не виделись с ночи в его доме. Чуть больше недели, но мне почему-то кажется, что год или два. За это время я из непутевой уборщицы превратилась в безработную с проблемами. А он… осунулся и похудел.

— Впереди не меньше. — Равнодушно жмет плечами помощница. — Местные пластические хирурги работали, не покладая рук. А нам теперь на это смотреть и слушать.

— Умеешь вселять оптимизм!

Рауде с явной неохотой возвращается на свое место. В зал он при этом не смотрит. Меня словно нет. Я номерок… какая-то дурочка между девятнадцатой и двадцать первой.

— Ты что застыла? Решила покорить нас своим молчанием? — сурово бросает мне Шапокляк.

— А музыка? — растерянно кошусь на музыкальное оборудование.

Я уже знаю, что придется исполнять один из хитов «Малины». Их пели все претендентки, которые были здесь до меня. Кто минуту, кто две. Но все под «минусовку», как на концерте.

— Никто не обещал, что будет легко, — сложив руки на груди, холодно поясняет Рауде.

— Удиви нас, девочка, — кивает мне Шапокляк. И будто с ней заодно молчавший до этого толстяк весело подмигивает.

— Хорошо. — Стянув с волос тугую резинку, я встаю посреди зала. — Попробую.

Музыка так и не включатся. Никто из троих не желает упростить мне жизнь. Они лишь смотрят. Напряженно, внимательно, заинтересованно — каждый по-своему.

А я пою.

Простенький мотив. Несложный текст о девушке и мужчине, который не способен на любовь. Первая песня группы, которая приходит в голову.

Я никогда не пела её раньше. Выучила перед кастингом как стихи и, судя по напряженному взгляду Рауде, попадаю в цель.

Подтверждение догадки приходит после первого куплета.

Словно мало для меня отсутствия «минусовки», на весь зал гремит новый приказ:

— Танцуй!

Мерзавец Рауде наклоняется вперед, всем видом демонстрируя нетерпение.

Не представляю, что именно он ждет. Хореографии на уровне Академии искусств или клубное гоу-гоу? Не знаю, к чему привык этот мужчина. Не мучая себя догадками, я ловлю собственную волну и без особых выкрутасов начинаю двигаться в такт.

Бедра, плечи, руки — все оживает. Стараясь сохранить дыхание и попадать в ритм, я пою припев, ещё один куплет. Танцую. Однако вместо «Достаточно» раздается следующий приказ:

— Я не слышу твой голос. Громче. И с самого начала!

Пытаясь понять, издевка это или интерес, я кошусь на Шапокляк. Вымаливаю взглядом подсказку. И чуть не подпрыгиваю от радости, заметив короткий кивок.

— Громче, я сказал, — повторяет Рауде.

Теперь я не сомневаюсь.

— Слушаюсь. — Быстро перевожу дыхание и начинаю с первого куплета.

Пою громче. Не останавливая движение ни на секунду, выкладывалась так, что, кажется, к финалу рухну охрипшей цаплей.

Когда заканчиваю, понимаю, что еще одну песню я не потяну. Можно будет сразу развернуться и выйди из зала. Но Рауде и не просит. Вместо издевательства над моими связками, он требует другое. То к чему я не готова. Совсем.

— Раздевайся, — заявляет он таким тоном, будто просит показать паспорт.

— Что? — Вздрагиваю.

— Одежду снимай.

— Вы шутите?

— Давай быстрее. Догола.

— Я… Это…

Мне нечего ответить на такую наглость. Щеки вспыхивают, а пальцы сжимаются на нижнем крае майки.

— Девочка, ты хочешь попасть в шоу-бизнес и боишься показать грудь? — в этот раз Рауде предельно спокоен и серьезен. Лишь сейчас он похож на того мужчину, с которым я импровизировала за роялем и которому клялась никогда не соваться на сцену.

— Ничего я не боюсь.

Мне горько вспоминать себя в прошлом. Но мысли о настоящем тут же заставляют действовать.

Трясущимися руками я стягиваю майку, спускаю джинсы и, проклиная крючки, расстегиваю скромный бюстгальтер.

— Трусы можно оставить? — ледяными пальцами прикасаюсь к резинке. Жду.

Судя по тому, как играют желваки на скулах Рауде, мои немодные натуральные прелести его не впечатляют.

— Петь нужно или можно одеваться? — Сдерживая слезы, я хватаю с пола свою одежду.

— Свободна!

Рауде отворачивается к окну. Снова! Как в тот момент, когда я вошла. Такой же отстраненный, холодный и непрошибаемый. Совсем не тот защитник, который заставлял меня есть и отправлял ночью на такси.

«Я подвела его, и он проучил», — объясняю себе, спеша к выходу. Смахиваю со щек слезы. Но стоит взяться за дверную ручку, за спиной раздается голос Шапокляк:

— Так не пойдет, Лео. Нам нужно поговорить.

Глава 23. Фея

В коридоре мое зареванное лицо никого не удивляет. Заботливая «тринадцатая» уже отточенным движением протягивает сразу несколько бумажных салфеток. А «двадцать первая», обогнув меня по большой дуге, подходит к заветной двери.

Никаких изменений. Конвейер унижений работает без сбоев.

— Он так месяц будет искать себе певицу. — «Тринадцатая» помогает мне надеть майку и передает рюкзак, который все это время стоял у стены.

— Переберет здесь всех, кого можно. Потом свалит искать в Москву, — презрительно фыркает «восемнадцатая».

— Не каркайте! Все он выберет! — змеёй шипит «двадцать первая». — Если вы петь не умеете, это не значит, что все такие!

Она гордо расправляет плечи. Нажимает на дверную ручку. Но вместо «можно» все мы слышим спор в зале.

— Ты меня хотя бы выслушай! У нее такой надрыв, такой типаж! — Узнаю голос Шапокляк.

— Нет, я уже сказал, что думаю по этому поводу, — со сталью в голосе отвечает Рауде.

— Это же находка!

— Найдем другую.

— Ты можешь хотя бы объяснить, почему так решил?

— Она тощая и ни фига не умеет танцевать. Мне этого достаточно. Пусть шурует на конкурс суповых наборов.

— Ты серьезно? В каком месте она тощая?

— Во всех.

— Господи, Лео… Ты взъелся на девочку из-за своего племянника?

— Да какой нахрен Егор?! Ему я трижды повторил «нет». Теперь ты решила вмешаться?

— Твой племянник еще тот нарцисс. Но у него есть глаза и уши. В отличие от тебя.

— Алла, я не собираюсь с тобой спорить или обсуждать Егора! Ева нам не подходит. Вопрос закрыт.

— Не подходит ему. Осел упрямый.

После этих слов слышится злой цокот каблуков, и дверь в зал распахивается настежь.

Что происходит дальше, я не вижу. Боясь стать участницей еще одного скандала, закидываю рюкзак на плечи и иду в сторону лестницы. Чтобы убраться отсюда поскорее, лечу вниз, не замечая ступеней.

На бегу сразу же прикидываю, на какую дату купить билеты в Тюмень, что оставить девчонкам и какой прощальный подарок купить Валентине.

Отвлекаюсь, чтобы не зареветь. И лишь когда ожидающие на первом этаже девушки начинают удивленно оглядываться, на секунду сбавляю скорость.

— Притормози, девочка, — позади раздается знакомый скрипучий голос, и меня без спроса хватают под руку.

— Вы? — не веря глазам, смотрю на Шапокляк.

— Фея. Крестная.

Помощница Рауде достает из и кармана сигареты и вытряхнув из пачки одну, указывает ею на тяжелую железную дверь концертного зала.

— Леонас, конечно, гений, только это не мешает ему быть упрямым бараном. — Разглядывая проезжающие мимо машины, Шапокляк делает первую затяжку.

— Думаю, у него есть причины. — Скрещиваю руки на груди. В спешке я не стала надевать бюстгальтер и теперь чувствую себя неудобно перед этой незнакомой женщиной.