Хозяйка собственного поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 46

Я невесело усмехнулась.

— А потом девушка из-под родительского крыла выходит замуж, и оказывается, что нужно уметь поставить себя перед слугами, которые почему-то не любят хозяйку просто за красивые глаза. Считать деньги, выделенные мужем на хозяйство, вести это самое хозяйство, заботиться обо всех домочадцах. Вдруг выясняется, что красоты, приятного обхождения и скромности для этого недостаточно, а нужна еще и голова. Пользоваться которой никто не удосужился научить, ведь украшению гостиной она нужна, только чтобы носить прическу.

— Я никогда не думал об этом в таком ключе, — медленно произнес Виктор. — Но ведь откуда-то у тебя эти знания взялись? Сейчас?

— Откуда-то, — повторила я. — Не помню. Может, вместе с проснувшимся благословением, а может, из матушкиных журналов, которые я перечитала во время болезни. Может, вообще, от Марьи, деревенские ходят к ней за заговорами.

Муж покачал головой.

— Ту уверенность — не самоуверенность красивой барышни, а спокойное достоинство человека, знающего себе настоящую цену, — что появилась у тебя после болезни, не почерпнешь из журналов.

— По-моему, мало что изменилось. Впрочем, тебе со стороны виднее. Я не могу объяснить, откуда знаю то, что знаю. Просто… знаю, и все.

Неизвестно, до чего дошел бы этот разговор, не объяви Алексей о приходе доктора, Ивана Михайловича.

— Ты все же послал за врачом, — поморщилась я, заранее предвкушая порцию вредных советов.

Конечно, я прекрасно сознавала, что это не я такая умная, это медицина за несколько веков ушла далеко вперед, и почти наверняка, окажись в моем времени какой-нибудь врач из будущего, он ужаснулся бы варварским методам лечения.

— Как я могу доверять твоим познаниям в лечении, если ты сама не понимаешь, откуда они взялись?

Сказать ему правду и посмотреть, какое лицо будет у Виктора? А потом ловить его, когда он помчится за психиатром? Так и поймать не успею, доктор вон уже в доме, а до узкой специализации врачей здесь пока не додумались.

— Петр выздоровел, — напомнила я.

— После — не значит вследствие.

Появившийся доктор был сед и благообразен. Мне показалось, будто он удивился, услышав, что позвали его к помощнице кухарки, но никаких замечаний по этому поводу не сделал, прошел за мной на черную половину дома, и даже девичий визг его не смутил.

— Тихо все! — рявкнула я, и, как ни странно, служанки заткнулись все разом. — Иван Михайлович здесь как врач, а не как мужчина, и нечего орать.

В глазах коллеги заплясали смешинки, но он снова воздержался от комментариев.

— Все вон! — продолжала я.

Горничных будто ветром сдуло. Только Дуня взяла с лавки лоскутное покрывало и невозмутимо накрыла им Феню, прежде чем тоже выйти из комнаты. Девчонка вытянула руки вдоль туловища, всем видом показывая, что покрывало не отдаст.

— Феня… — начала было я.

— Барыня, не гневайтесь!

— Милая девушка, уверяю вас, у меня нет никаких дурных мыслей, — мягко вмешался доктор. — Но я должен осмотреть ожоги, чтобы понять, как вам помочь.

Однако Феня только крепче вцепилась в одеяло.

— Не позорьте меня! Девки же засмеют, а мужики скажут, гулящая и…

Так, похоже, все серьезно. Репутация гулящей — это катастрофа для девушки, которую некому защитить. С другой стороны — это повод вежливо отделаться от коллеги, в конце концов, не будет же он осматривать и лечить насильно? Но до того как я успела подобрать нужные формулировки, чтобы и успокоить девчонку, и не обидеть доктора, Иван Михайлович спросил, указывая на стол:

— Что это?

— Скальпель в стакане с водкой, — с самым невинным видом ответила я.

— Что он здесь делает?

— Стоит.

Вместо того, чтобы разобидеться, Иван Михайлович рассмеялся.

— А вы, похоже, не так просты, Анастасия Павловна. Вы собрались сами вскрывать ожоговые пузыри?

Пока я колебалась, соображая, что ответить, он сказал:

— Ваша матушка была столь же умна, как и красива, и очень многое знала. Я слышал, она ездила ухаживать за заболевшими соседями, да и прислуге помогала собственноручно. Она учила вас чему-то?

Я торопливо закивала. Да-да, именно матушка меня многому научила.

— Вы собираетесь самостоятельно вскрывать пузыри от ожогов? — снова спросил доктор.

Пришлось кивнуть.

— В таком случае вы можете рассказать, как они выглядели и как вы пытались помочь пострадавшей до моего появления. Это избавило бы девушку от стыда.

Я мысленно хмыкнула. Впрочем, в нашем мире было время, когда женщины показывали врачу, где у них болит, на кукле. Так что не стоит осуждать коллегу за нежелание смущать пациентку. Я коротко и по возможности ясно описала поражение, пользуясь ладонью как мерилом площади, как выглядели пузыри и что я делала, каждую минуту ожидая возмущенного «вам следовало бы». Но доктор только молча слушал.

32

— Вы поступили совершенно верно, приложив холодную примочку, — сказал он наконец. — Этот незаслуженно забытый сейчас метод прекрасно облегчает боль и иногда даже помогает предупредить появление пузырей. Жалко, что в этот раз не вышло. Если вы уверены, что можете вскрыть их самостоятельно…

— Мне уже приходилось это делать. — Я благоразумно решила не вдаваться в подробности. — Прислуга на кухне время от времени обжигается, а звать к девушкам доктора… Сами видите. — Я указала на Феньку, которая натянула одеяло до самого носа.

— Надеюсь, вы не собираетесь поливать водкой свежие раны?

— Вы бы еще солью предложили посыпать, — фыркнула я.

— В таком случае я совершенно не понимаю, зачем вы поставили скальпель в стакан. Не выпить же для храбрости.

Я рассмеялась.

— Считайте это моей причудой. Наверняка вы о них наслышаны.

Так и подмывало рассказать ему про микробов, но кто знает, как воспримет это доктор. Я ведь не могу сослаться на конкретные статьи, а он наверняка привык к другому уровню аргументации, чем «забыла фамилию».

Доктор усмехнулся в бороду, но вспоминать причуды Настеньки не стал, предложив:

— Давайте не будем беспокоить больную, обсуждая методы лечения.

Мне это было только на руку — если его предложения мне не понравятся, не придется открыто им противоречить. Я провела Ивана Михайловича в малую гостиную, по пути попросив Аглаю подать туда чая и конфет. Усевшись в кресло, доктор вернулся к делу.

— После того как вы удалите покрышки пузырей, останется мокнущая поверхность.

Я кивнула, не стоит рассказывать о привычных мне подходах к лечению.

— Я выпишу рецепт на свинцовый пластырь. Пошлете кого-нибудь в аптеку. Если аптекарь сразу выдаст требуемое количество, возьмете пластырь, нанесете его на чистую ткань толстым слоем и накроете этим ожоги. Пластырь впитает жидкость из ран и ускорит заживление. Марлю прикрепите льняными бинтами, не туго, чтобы девушка могла двигаться. Повязку не трогайте как минимум две недели. Пожалуйста, постарайтесь сдержать любопытство, свойственное вашему полу.

Пока я уговаривала себя, что не стоит обращать внимание на эту шпильку, доктор добавил:

— Через две недели позовете меня, я осмотрю пациентку и скорректирую лечение.

Похоже, мне придется задержаться в городе куда дольше, чем я планировала. Рассчитывать, что выздоровление чудесным образом ускорится, как это было с Петром, не стоит.

— Я поняла вас, Иван Михайлович.

— Но, скорее всего, необходимого количества пластыря в аптеке не найдется, и аптекарю нужно будет приготовить его заново. Учитывая время… — Он глянул на часы. — Отдать препарат он сможет утром. Поэтому пока возьмите хлопковую вату и покройте ею ожоги. Утром вы удалите то, что сможете; то, что прилипнет, оставьте, чтобы не бередить рану, и наложите пластырь. Справитесь? Или мне самому прийти и провести все нужные процедуры?

— Думаете, завтра Феня перестанет вас стесняться? — улыбнулась я, напоминая себе, что барыне в этом мире не подобают нецензурные выражения. Оставлять девчонку на попечение коллеги нельзя, местные методы лечения здорового в могилу сведут. — Я справлюсь, спасибо за заботу.