Аргумент барона Бронина 4 (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович - Страница 16

Вскоре капсула была готова, я уместился на ложе и отправился в путь. Скорость капсула развивала серьёзную. Ветер свистел, рассекаемый огромным песчаным снарядом, а я расплылся в улыбке. Всё-таки полёты мне всегда нравились, а сейчас они стали куда более комфортными.

У песка есть определённые плюсы. Как минимум его гибкость и текучесть — это огромное преимущество.

Лететь мне было ориентировочно часа два-три. Осталось понять, чем в это время заниматься.

Часть моего сознания была направлена на медитацию и синхронизацию со старыми знаниями архимага Алексиуса, которые слой за слоем укладывались в мозгу юного барона Бронина. Спешить в этом деле не следовало. Можно было и сразу всё освоить, но тогда многое потерялось бы и не отпечатывалось бы достаточно глубоко. А если действовать постепенно, плавно, то знания становились частью разума и превращались в конкретные методики и правила поведения.

Пока я находился в пути, у меня имелось ещё одно небольшое дельце, которое следовало бы завершить.

В моём пространственном хранилище находилась филактерия с существом — метаморфом, лишённым разума, который подарил мне хранитель погибшего уже мира. А на границе этого мира находилась капсула с остатками моего разума, где по-прежнему находилось сознание Корка, моего дорогого друга, которого я не видел уже больше десяти лет.

Я уже успел изучить существо, находящееся в капсуле, убедился, что там действительно нет никаких примесей, и оно абсолютно чисто и свободно. Разум без единой заметки, без единого пятнышка, очищенный так кристально чисто, как даже я бы не смог. Единственное, что было, — это этакая мышечная память и опыт прежнего владельца тела, который был нужен для того, чтобы Корк не учился ходить заново, чтобы знал, как пользоваться этим телом и всеми его особенностями.

И всё, что оставалось сделать, — это записать в него разум моего ворона. Вот только существо было настолько иным и не поддавалось пониманию, что я опасался: вдруг Корк не сможет справиться? Я бы не хотел, чтобы мой друг сошёл с ума.

Я перекачал из капсулы зависшей на границе этого мира в свой разум всё, что касалось Корка, всех его прежних жизней. Это был довольно серьёзный массив памяти. И примерно на середине пути к Гадюкиным я был готов приступить к переселению разума.

Признаться, давно я так не волновался. С мышами было всё легко, за них я не переживал, действовал уверенно и, признаться, если бы эксперимент не удался, я бы совершенно не опечалился по этому поводу. Здесь же дело было куда более деликатное. Здесь права на ошибку у меня не было.

И спустя ещё полчаса приготовлений я освободил метаморфа из капсулы. Существо это было довольно объёмным. Для него пришлось значительно расширить свою капсулу, предоставив существу глубокую чашу метр на метр в диаметре и глубиной в полметра. Её метаморф и занял.

После этого, погрузив неведомое существо в сон, я принялся перекачивать разум птицы в прозрачную сероватую массу.

Ещё спустя полчаса я, сдерживая волнение, наконец позволил существу очнуться. Какое-то время понадобилось Корку для пробуждения и осознания себя в новом теле. Я же всеми силами помогал ему освоиться. Всё-таки разум Корка был для меня как открытая книга, и неважно, какие ограничения есть в этом мире. Корк в каком-то роде был частью продолжением меня в звериной форме.

Спустя недолгое время серебристая масса принялась бурлить, а в следующий миг в чаше вместо полупрозрачной лужи оказался чёрный ворон, очень большой чёрный ворон с огромным тяжёлым клювом и умными глазами, что уставились на меня.

Корк оглядел меня с ног до головы.

— Это я, дружище, — произнёс я. — Твой старый друг, старина архимаг Алексиус.

Корк ещё раз неверяще оглядел меня с головы до ног, затем поглядел на лысину и принялся гомерически каркать.

Несмотря на то, что я почти добрался до поместья Гадюкиных, я решил подзадержаться.

Нам с Корком надо было много чего обсудить, ведь прошло столько времени. Я рассказал ему о своих злоключениях, о предательстве Максимуса. И о том, что, вероятнее всего, Корк ещё какое-то время жил без меня. А может, даже и живёт до сих пор.

На что ворон, немного подумав подобно передал такую мысль, что он рад возвратиться к жизни именно в этой точке, не зная опыта десяти лет жизни без своего старого доброго друга. Это заставило меня о многом задуматься.

Затем мы принялись изучать его новое тело. Оказалось, тело метаморфа очень пластичное и способно принимать практически любые формы. Правда, вопрос — как надолго. Удержание формы было чем-то вроде напряжения мышц и требовало большой концентрации и воли, чтобы удерживать нужную форму долго. На счастье Корка, ему досталось очень опытное и тренированное тело, которое способно было месяцами удерживать нужную форму.

До Корка не сразу дошло, что теперь он не привязан к форме ворона. И около полудня ушло на то, чтобы ему наскучило играться со своими формами. Больше всего ему нравилось принимать моё обличье и передразнивать меня. Единственное, что его отличало от человека — он не желал говорить как человек, а только каркал. Видимо, такая форма речи ему подходила куда больше, хотя он и знал много человеческих слов в прошлом и порой произносил их, когда я не до конца мог его понять.

Правда, на каком-то этапе Корк всё чаще стал принимать форму неодушевлённых предметов. И, как оказалось, это ему понравилось больше. То он принимал форму кубка, то стола, то стула, то одежды, или ремня, или шляпы.

— Ты таким образом находишь способ спрятаться, — понял я.

Шляпа, в которую только что превратился Корк, поднялась в воздух и слегка клюнула вперёд, так, как будто если бы человек, надевший её на голову, кивнул. Интересно.

В следующий миг Корк превратился в кусок ткани. Я не сразу понял, что это значит. Потом Корк подлетел и упал мне на плечи, как плащ.

В следующий миг в моей голове возникла мысль: «Мы с тобой не виделись десять лет. Ты рассказал мне интересную историю, но я совершенно не понимаю, как все дела обстоят на самом деле и хочу увидеть всё своими глазами. Я пока повишу на твоих плечах и погляжу, как ты здесь без меня обосновался. А уж потом мы с тобой решим, как покорять этот мир. Уверен, мне здесь понравится. В остальном же, поживём — увидим. Всё как в старые, добрые времена».

Мы ещё какое-то время пообщались с Корком, повспоминали старые события, а после этого я вновь вернулся на прежний маршрут.

Поместье Гадюкиных угадывалось издалека. Началось оно с топких болот, окружавших довольно изрядный кусок земли кольцом. Дальше трясины перерастали в густой лес, тоже кольцеобразный.

Видимо, хозяин этих земель настолько был поглощён идеей родового животного, что всё вокруг представлял в форме свернувшейся в кольцо змеи, ну или кусающей себя за хвост гадины. Все эти гадообразные аристократы так увлечены псевдофилософией и чувством собственной исключительности и бессмертия. Но это их дела.

Медведи в этом плане куда более практичны. Где медведь сел, там его земля. Что медведь ест, то его еда. А кто на это посягнёт, сам рискует оказаться сидением или едой.

Огромное поместье, которое находилось в центре зелёной поляны, причём аккуратно постриженной, тоже формировало собой массивное четырёхэтажное кольцо с огромным круглым домом.

Надо же было так заморачиваться. И даже башней не назовёшь, учитывая, что размерами дом мог бы поспорить с небольшим посёлком. В диаметре это кольцо было порядка полукилометра. Всё-таки Гадюкины живут с размахом. Интересно, сколько нужно слуг, чтобы поддерживать порядок в этой махине?

Всё-таки, немного подумав, вспомнил о приличиях и решил, что будет не совсем правильно вот так падать с небес на чужой территории и вторгаться в чужой быт. Поэтому поискал глазами дорогу, по которой можно было бы доехать до поместья. И, приделав к капсуле колёса, легко приземлился и покатил вперёд, используя песчаную капсулу на манер автомобиля.