Первый свиток. Император (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич - Страница 4

* низшая магистратура (выборная чиновничья должность) в Риме.

Эдилы следили за снабжением города продовольствием и водой,

торговлей на рынках,

организацией общественных праздников, в т.ч. религиозных.

Курульные эдилы имели специальные полномочия

в разрешении хозяйственных споров и носили сенаторскую тогу.

Непонятный страх никак не уходил, заставляя сжиматься сердце. Так страшно нему не было ни разу, ни во время битвы при Адуа, ни во время бегства в Испанию от происков сторонников Мария или в битвах c марианцами…

'Боги, какая еще битва при Адуа? — недоуменно спросил он сам себя, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от нахлынувших непонятно откуда воспоминаний. Красс снова упал на ложе и застыл на нем, словно скованный невидимыми цепями.

Заглянувший на шум раб, лежавший в отведенном ему закутке на входе в кубикулу, присмотрелся, понял, что Красс лежит спокойно и, кажется, снова заснул. Решил не беспокоить господина и бесшумно ступая босыми ногами по каменному полу, вернулся к себе на подстилку. Поворочался немного и заснул…

Спали в большинстве своем и горожане, населявшие великий город, столицу великой республики Средиземноморья. Спали порядочные граждане и рабы, мимы и обитательницы лупанария, гладиаторы и их наставники. В общем все, кроме тех, кто работал ночью.

Однако не спал еще один римлянин. Луций Кассий Лонгин, к удивлению семьи и домашних рабов, засел в триклинии. Пил, подобно варвару, неразбавленное хиосское. Как последний пролетарий, заедая его простыми лепешками с оливковым маслом и сыром. Причем время от времени начинал ругаться на непонятном языке. Принесенные кухонным рабом Галлом изысканные закуски отправил назад на кукину (кухню). А кувшин с чистейшей водой для разбавления вина отставил в сторону, приказав второму рабу, Непору, «оставить эту водичку на утренний opohmel». Раб, не понявший, для чего нужна эта вода, возражать молодому господину не стал и поспешно унес кувшин. Вошедший в триклиний отец семейства Гай Кассий Лонгин, пропустив Непора, встал прямо молча встал напротив ложа. Не возлежавший, а сидевший на нем, вопреки обычаю, Луций не сразу заметил отца, продолжая с руганью на двух языках наливать вино в чашу.

— Ты что творишь, сын? — грозно, насколько смог, спросил Гай. Действительно, пытающийся усидеть на ложе и неуклюже наливающий из кувшина в чашу вино сын выглядел смешно, словно мим на представлении в театре. Если бы только он, нарушая все обычаи не пил вино, да еще и неразбавленное. — Желаешь попасть в гладиаторы? — пока грозить младшему сыну Гай не собирался. Хотелось понять, что стало с мальчиком, еще недавно тихим и послушным, ничем не огорчавшим отца. — Или иного наказания ждешь?

До уже явно опьяневшего Луция слова отца дошли не сразу. Но дошли. Он преувеличенно осторожно поставил на стол кувшин и чашу. Попытался привстать, но его качнуло и он снова сел на ложе.

— Ой, я кажется напился, — непритворно удивился он. Посидел, старательно дыша через широко открытый рот. И с недоумением, как отметил Гай, словно впервые увидев, рассматривая обстановку триклиния.

— Прости, отец, — к удивлению Гая Кассия, Луций держался неплохо и говорил внятно. Разве что несколько медленнее обычного. — Но я испугался… Сон приснился такой… вещий, наверное. Но страшный, отец. Очень страшный…

Сообразив Гай дал знак рабам покинуть помещение.

— Не подслушивать, убью, — добавил он негромко, но таким тоном, что выходящий последним Галл даже споткнулся. — Рассказывай, — повернулся он к сыну.

— Сейчас, — Луций откашлялся, — Отец, я видел… падение Рима…

— Что? Кто? Когда? — надо признать, за несколько лет мирной жизни воинских навыков отец Луция не утратил. Быстро справился с неожиданным известием и вычленил главное, как хороший центурион, оценивающий обстановку перед боем. — Рассказывай…

На утро Марк Красс поднялся как обычно, с рассветом. Принесший ему воду раб помог умыться над тазиком. Спустившись в перистиль*, принял традиционное утреннее приветствие фамилии** и рабов. После чего приказал подать завтрак в экседру*.

* Перистиль — открытый внутренний двор домуса

используемый для личной жизни семьи.

Экседра — гостиная,

помещение по главной оси дома,

продолжавшее перистиль.

Зал для приема гостей и

столовая в летний сезон.

** Имеется в виду familia —

два или три поколения семьи:

отец с матерью, их дети и дети детей,

живущие в одном домусе.

Завтракал он необычно долго и все время о чем-то напряженно думал. Как и во время утреннего приема клиентов, тоже заметивших его необычно задумчивое состояние. Даже Тертулла, жена, обычно старавшаяся не вникать в дела Красса, не выдержала и спросила.

— Ты не болен, муж мой? Прости мою дерзость, но печать непонятных мне тревог на твоем лице тревожит не только меня, но и всю фамилию.

— Не стоит тревожится, жена. Ни тебе, ни фамилии нашей. Я просто продумываю новое дело, сулящее нам в случае успеха еще большее богатство, чем у нас уже есть, — усмехнувшись ответил он. — А пока прикажи приготовить мне выходную тогу, отправлюсь выполнять свои обязанности…

Почти также провел свое утро и Луций Кассий Лонгин. Почти — потому что как всего лишь сын, причем даже не старший, не участвовал в утренней встрече с клиентами. А как наказанный отцом, он сегодня еще и пропустил занятия в школе. Сидел дома, в галерее перистиля и о чем-то разговаривал сам с собой. Тут же рисовал на восковой табличке стилусом, стирал, о чем-то задумывался и снова болтал с невидимым собеседником.

А Луцию было интересно. Иметь волей богов у себя в голове собеседника, причем рассказывающего такие ужасно интересные, хотя и странные вещи. Кто из мальчишек откажется от такого? Признаться, когда ночью случилось это неожиданное происшествие, Луций сначала испугался и поселившийся в голове новичок смог на некоторое время полностью управлять телом. Из-за чего они чуть было не попали под жестокую отцовскую расправу. Хорошо, что он успел сговориться с поселившимся в его голове голосом. Они вместе сумели заговорить отца, выложив ему часть из того, что знал голос. Точнее, как потом догадался Луций, это оказался его личный гений*. Как бы гений не отрицал своей сущности, Луций был в этом абсолютно уверен.

* Гений — в римской мифологии

дух-хранитель, преданный человеку,

предмету или местности,

ведающий появлением своего «подопечного»

Луцию даже стало интересно, каждому ли из римлян удалось узнать, кто его гений и кем этот гений был в прошлом воплощении. Но голос в голове об этом не говорил. Шутил или просто отмалчивался. Зато рассказывал много интересного о своей жизни. Оказывается, он участвовал в гражданской войне, вроде той, что не так давно была в Республике. А до этого успел повоевать на фронте с германцами, которые и в его жизни тоже нападали на всех соседей. Почти как кимвры и тевтоны, которых разбил Марий. Как же интересно голос в голове рассказывал о войне в его сказочном мире! Особенно интересно — про оружие. Невиданные метательные орудия, ездящие, плавающие и даже летающие махины. Война на суше, море и в воздухе… Битвы и войны, по сравнению с которыми сражения Кимврской и Гражданской войн казались мелкими стычками. Морские сражения, в которых волшебные самодвижущиеся корабли, носящие броню подобно гоплитам, обстреливали друг друга из странных метательных машин магическими снарядами, взрывающимися подобно извержения вулкана. Настоящая магия, которую «гений» называл слово «наука». А истории о разных неведомых морях и странах…

Оказывается, Серес (Китай) — это хотя и очень далеко, но вполне достижимо по морю. Вот только корабли нужны не такие, как строят сейчас. И «гений» обещал, что когда Луций подрастет, он обязательно научится строить такие. Тогда можно будет плавать не только в Серес, а и к неведомому Туле, расположенному за морем-океаном. Земля, которую гений, иногда называл странным именем Амрика. В общем, сидеть и разговаривать в голове с гением оказалось куда интереснее, чем сидеть в школе ритора Квитиллиана. Надо признать, многое для Луция оставалось непонятным, но голос в голове обещал, что рано или поздно он все поймет.