Потерянные души Уиллоубрука - Вайсман Эллен Мари - Страница 11

— Не надо! — причитала мать. — Что ты… Алан! Осторожно!

— Ей нужно в больницу, — бросил Алан, вынося Розмари из комнаты.

Мать последовала за ними, оставив Сейдж одну на кровати.

На следующее утро мать позвонила из больницы и объяснила, что Розмари кричала от боли, что у нее ужасно высокая температура и она очень испугалась, потому что не могла дышать. Врачи подозревают воспаление легких, так что она пару дней побудет в больнице. На это время Сейдж можно остаться дома и не ходить в школу; мать позвонит директору и предупредит его.

Затем что-то случилось. Сейдж понятия не имела, что именно, но на следующий день мать пришла домой в слезах. Врачи сделали все возможное, однако Розмари была слишком слаба. Она не выжила.

Больше всего сейчас Сейдж хотелось свернуться в клубок и снова заснуть, сложив ладони под щекой, скользнуть назад, в покой забвения. Кошмар преследовал ее всю ночь, измотав как никогда в жизни. Она попыталась поменять позу, но на руки и ноги словно давило что-то тяжелое, будто ее держали за лодыжки и запястья, не давая шевельнуться. Голова была тяжелее булыжника, а тело ощущалось как после драки, каждый мускул болел и ныл. Простыня под ней была холодной и мокрой, воздух отдавал вонью мочи и отбеливателя. Сейдж опять опрокинула слишком много коктейлей? Перебрала стопку-другую? Нет, такого похмелья у нее никогда не случалось. Тут было нечто другое. Нечто очень-очень скверное.

Сейдж попробовала сесть, но что-то давило на грудь, не давая приподняться. Она открыла глаза, поморгала, возвращая ясность зрению. Лампа под потолочным куполом наполняла комнату туманным желтым свечением. В серых стенах были не окна, а белые шкафы, и еще имелись странные металлические аппараты вроде медицинского оборудования. Она определенно не в своей спальне. И не в спальне какой-нибудь из подруг — так где же?

Она посмотрела вниз, на ноги и руки. Неудивительно, что они не слушались: запястья и лодыжки были пристегнуты кожаными ремнями к бортам каталки; грудь тоже пересекала широкая кожаная лента. Может быть, она, Сейдж, попала в аварию? И очутилась в больнице?

И тут она все вспомнила. Ее заперли в государственной школе Уиллоубрук. И врачи, и медсестры приняли ее за Розмари.

Она задергалась, борясь с фиксаторами, изо всех сил натягивая их.

— Помогите! — кричала она. — Пожалуйста! Кто-нибудь, помогите мне! Вытащите меня отсюда!

Ни звука не донеслось из коридора по ту сторону двери.

Не отозвался чей-нибудь голос, не скрипнул в замке ключ.

— Пожалуйста! Кто-нибудь! Помогите!

Паника терзала сознание, угрожая захлестнуть с головой.

Воздуха сделалось мало. Комната завертелась волчком, и Сейдж замутило. Она на мгновение закрыла глаза, чтобы восстановить равновесие, затем подняла голову и снова закричала, и продолжала кричать, пока не осипла и совсем не потеряла голос.

Наконец в коридоре по полу зашлепали торопливые шаги. Брякнул в замке ключ, дверь открылась, и в палату вбежала цветная женщина в белой униформе, но не в форме медсестры, а в рубахе и штанах санитара. Ее черные волосы с седыми корнями возле лба были туго забраны в хвост. Она наклонилась над Сейдж и улыбнулась. На месте коренных зубов по обеим сторонам у нее зияли пустоты.

— Проснулась! — завопила она так, словно Сейдж была глухой. Ее дыхание отдавало мятой. Выпрямившись, санитарка отвела Сейдж волосы со лба.

Та подняла голову.

— Давно я здесь?

— Сейчас ты просто расслабишься, дружочек, — сказала санитарка, по-прежнему громко. — Меня зовут Хейзл, и я позабочусь о тебе. Все будет в порядке, даю слово.

— Но я не живу здесь, — возразила Сейдж. — Развяжите меня, пожалуйста.

Глаза Хейзл заволокло жалостью.

— Прости уж, но ты знаешь, не могу я этого сделать, — сказала она. — Просто держись, котеночек, как можешь. Пойду схожу за доктором и сразу назад.

Прежде чем Сейдж успела ответить, Хейзл ушла, заперев за собой дверь.

Сейдж со стоном уронила голову на матрас. Если в ближайшее время ей не позволят встать, то непонятно, что делать. Она пыталась думать, пыталась разогнать туман в голове. Через какое время хоть кто-нибудь хватится, что она пропала? Сообразят ли Хэзер и Дон, названивая ей впустую, что она уехала в Уиллоубрук? Да станут ли они вообще звонить после ее выходки? А отчим — догадается ли он, куда уехала Сейдж? Может, ему вообще до лампочки? Зачем только она поцапалась с подругами. Надо было рассказать им о решении разыскать Розмари, а она взбеленилась из-за подколов насчет Кропси. Наверняка девчонки решат, что Сейдж все еще злится. Скорее всего, посчитали, что она слишком остро отреагировала. И оказались правы.

Может быть, Ной, обнаружив ее записку, заходил к ним домой, хоть Сейдж и запретила ему. А может, он обрадовался свободе. Только и ждал шанса уйти к этой Иветт. Проблема в том, что, даже если подруги и начнут ее искать, Алан, скорее всего, выдаст по телефону обычную отговорку: Сейдж нет дома, и он не знает, где она; ни объяснений, ни извинений. А до начала занятий еще неделя, хотя Алану будет по барабану, даже если позвонит директор. Скорее всего, отчим и директору наврет, будто она переехала. По спине у нее поползли мурашки. Сколько времени пройдет, прежде чем выяснится, куда она уехала?

Нужно каким-то образом убедить врача, санитарку или медсестру позвонить Алану. И когда отчим объяснит им, что она сестра Розмари и вчера не вернулась домой, ее отпустят. Вот только Алану плевать, когда она приходит и когда уходит. Он и не знал, что иногда она тусила до утра: отчасти потому, что сам он нередко ночевал в своем грузовике возле бара или приводил домой посторонних женщин, но в основном потому, что ему было плевать. Он никогда не ходил искать Сейдж, не звонил Хэзер или Дон, чтобы узнать, с ними ли она. Так с какой стати ему волноваться сейчас? Да он наверняка только обрадуется, если в Уиллоубруке ее примут за Розмари, — лишь бы отделаться от лишней обузы.

Спустя, казалось, целую вечность в комнату вошел человек со взлохмаченными волосами мышиного цвета, в очках с толстыми стеклами и сером спортивном пиджаке. За ним следовала санитарка Хейзл. Человек остановился у стены, засунув одну руку в карман пиджака. Возможно, из-за освещения его кожа казалась бесцветной, а мясистое лицо — белым, как брюхо дохлой рыбы.

— Привет, Розмари, — сказал он. — Помнишь меня?

— Я не Розмари, — ответила Сейдж. — И я вас не помню, потому что никогда раньше не видела.

— Извини, — сказал он. — Я забыл, кто ты сегодня. Простишь меня, Сейдж?

У нее засосало под ложечкой. Он подстраивался под нее, говорил с ней как с маленькой, этаким приподнятым тоном, притворяясь, будто верит ей.

— Если ты прямо сейчас не можешь меня вспомнить, то это совершенно нормально, — продолжал он. — У людей в твоем состоянии после травмы или необычных обстоятельств довольно часто случается частичная потеря памяти. Вскоре ты вспомнишь, что я доктор Болдуин и что мы с тобой уже и раньше общались. Как ты себя чувствуешь?

Вопрос — а может, снисходительный тон врача — разозлил Сейдж, и она взорвалась.

— Как я себя чувствую? — рявкнула она. — А сами вы как думаете? Примотали меня к каталке, а когда я говорю, кто я, мне никто не верит.

Он улыбнулся ей — фальшиво и холодно.

— Я верю тебе, — заявил он. — Ты же знаешь, я верю всему, что ты мне рассказываешь.

— Тогда развяжите меня.

— Это можно, — сказал он. — Но сначала тебе придется пообещать, что будешь хорошо себя вести. Доктор Уайтхолл сообщил, что ты задала ему жару, когда вернулась. Больше никаких брыканий и криков, договорились?

Сейдж глубоко вдохнула, затем кивнула. Нужно быть спокойной и рассудительной, если есть хоть какая-то надежда убедить врача в том, что она говорит правду.

Хейзл двинулась было расстегнуть ремни, но доктор Болдуин остановил ее жестом и сурово посмотрел на Сейдж.

— Ты должна сказать это вслух, — заметил он.