Александр. Том 2 (СИ) - "shellina" - Страница 8

— Не знаю, ваше величество, — он вздохнул и развёл руками. — Я всё ещё нервничаю. Всё-таки впервые августейшая особа удостоила меня беседы.

— С кем ещё общался Дидо? — я хищно прищурился.

— С Брамом. Всё хотел приспособить его гидравлический пресс для отжима лишней воды из бумаги, — Робер стоял чуть ли не навытяжку, — но тот отказался с ним работать, так что ничего не получилось.

— В этом прессе нет ничего сложного, — скривился Кулибин. — Это даже неинтересно.

— А вот мне очень интересно, — я повернулся к изобретателю. — Но, боюсь, Брам был прав, в производстве бумаги прессу сложно будет найти применение.

— Ну почему же, — Кулибин погладил себя по короткой, но ухоженной бороде. — Не сложнее, чем этот пресс сделать.

— Займитесь этим, Пётр Иванович. После коронации я буду возвращаться в Петербург этой же дорогой. Давайте удивим друг друга? Вы порадуете меня работающей машиной для изготовления бумаги с использованием гидравлического пресса. Я же, в свою очередь, найду, чем порадовать вас всех, — и я обвёл взглядом всех находящихся в будущем цеху по производству бумаги. — Ну что же, не смею вас больше задерживать, господа. Я увидел всё, что хотел, — и, заложив руки за спину, направился к выходу. Но, сделав пару шагов, остановился и обернулся. — Солома не пойдёт, можете даже не тратить на неё время. Попробуйте древесину, — произнеся это, я быстрым шагом вышел из цеха.

Уже во дворе меня догнал Мертенс. Он встал по правую руку, и в молчании мы дошли до уже ожидающей меня кареты. Дождь на время прекратился, но у меня не было сомнений в том, что очень скоро он снова пойдёт. Развернувшись к губернатору, я почти минуту разглядывал его. Мертенс уже заметно нервничал, когда я произнёс.

— Когда я говорил, что могу всех порадовать, я не имел в виду вас, Василий Фёдорович. Вас я смогу порадовать, только если вы сделаете нормальные дороги хотя бы во вверенном вам городе, я не говорю уже про губернию.

— Ваше величество, — пробормотал губернатор. — Мы с Ушаковым Александром Андреевичем уже сегодня принесём вам план…

— Ах да, план, — я криво усмехнулся. Ну, слава богу, он догадался назвать полное имя его вице-губернатора. — А не поведаете ли вы мне, дорогой мой Василий Фёдорович, не покинул ли нас Ушаков Александр Андреевич так быстро, чтобы прямо сейчас в спешном порядке составить какой-нибудь план, якобы по улучшению города?

— Ну, что вы, ваше величество, как можно…

— Очень даже легко, — я задумчиво смотрел на него. — И тем не менее, я жду вас вместе с господином вице-губернатором и планом, в котором будет предусмотрен момент, когда император не промочит ноги, выйдя из кареты, а его лошадь не переломает ноги, проезжая по городу.

— Да, ваше величество, — Мертенс покорно склонил голову. — Мы никуда больше не поедем? Он выглядел растерянно.

— Нет, — я хотел ответить как-то более ёмко, но не стал. Тем более что ноге в мокром сапоге уже стало слишком некомфортно. — В Путевой дворец, — бросил я подскочившему ко мне Челищеву и сел в карету.

Дверь за мной захлопнулась, и карета практически сразу тронулась. Дурацкий приказ Павла о запрете офицерам передвигаться в закрытых каретах я отменил. Как и отмёл Сашкины лепетания в дневнике о том, что подданные должны видеть своего императора. Будучи цесаревичем, Санёк везде болтался без сопровождения. Как, собственно, и Костик. Может быть, поэтому брат так сильно возмущался, когда я ему приказал никуда не ездить одному. Я не знаю и не собираюсь действовать этим идиотским правилам. Кому станет легче, если командующего пристрелят на поле боя? А если на императора совершат покушение? И да, мне плевать, что обо мне в этом случае будут думать. Я ещё не оставил полностью идею сформировать несколько рот из отборных заговорщиков и швырнуть их под Аустерлиц в качестве братской помощи союзничкам. Без выделения дополнительных войск. Вот пускай там чудеса героизма показывают, а мне нужно пока более приземлёнными вещами заниматься.

Первое, что я сделал, когда попал в свои покои, это стянул мокрый сапог. Бросив его на пол гостиной, в которой расположился, и взглянув на новые сапоги, которые протягивал мне Кириллов, скривился от отвращения.

— Туфли домашние мне подай, и чаю вели заварить, а то будет обидно летом простудиться, — сказал я, вытягивая ноги и шевеля пальцами. Слуга быстро поклонился и пошёл к выходу из комнаты, когда дверь открылась, и вошла Елизавета.

— Медик тебя осмотрел? — спросил я жену, даже не пошевелившись, чтобы подняться. Мы были наедине, и Лиза уже поняла, что в таком случае она от меня чёткого соблюдения этикета не добьётся. Да она и не настаивала. Ей, похоже, это нравилось, создавало ощущение нормальной семьи.

— Нет, — она покачала головой и села на небольшой диванчик рядом с моим креслом. — Он занят, осматривает Екатерину, которая тоже чувствует себя не слишком хорошо. К тому же мне намного лучше. Скорее всего, это тот жуткий запах виноват, — она помахала рукой перед лицом.

— Да, возможно, — я внимательно посмотрел на неё. Больной Лиза не выглядела, но чёрт возьми, мы не можем в случае чего быстренько сбегать в больничку и сделать МРТ, к примеру. — И всё же, я настаиваю, чтобы ты показалась медику.

— Хорошо, Саша, я покажусь, но пусть это будет не Виллье? — она смотрела на меня умоляюще.

— Если у тебя есть какой-нибудь другой медик на примете, то я не против, — немного подумав, я кивнул. — А чем тебя не устраивает наш баронет?

— У меня от него мурашки по коже, — Лиза передёрнулась. — Я не могу сказать, мне просто неприятно даже думать, что он меня коснётся.

— Он врач, — напомнил я ей, но она только упрямо вздёрнула подбородок. — Ладно, как знаешь, я не настаиваю, чтобы тебя осмотрел именно этот врач, но хочу, чтобы тебя проверил любой хороший медик как можно скорее.

Елизавета хотела что-то сказать, но тут дверь в очередной раз приоткрылась. Я думал, что вернулся Кириллов, но нет, это был Сперанский.

— Да, Миша, что стряслось?

— Ваше величество, приехал граф Кочубей Виктор Павлович. Он просит ваше величество принять его.

Я невольно замер. Кочубей был одним из ближайших Сашкиных дружков. Если честно, то я ждал его гораздо раньше, но даже сейчас не был готов к этой встрече. Только вот встретиться было нужно.

— Пускай проходит, раз приехал, — решительно проговорил я, гипнотизируя взглядом дверь.

— Эм, ваше величество, вы не обуты, — напомнил мне Сперанский.

— А это как-то может повлиять на мою способность говорить?

— Нет, ваше величество, — и он вышел из комнаты.

Кочубей зашёл практически сразу. Он стремительно приблизился и поклонился, широко улыбаясь при этом.

— Ваше величество, я несказанно рад вас видеть, — быстро произнёс он по-французски.

— Я понимаю, ты был за границей, Витя, и не мог знать о том, что я предпочитаю говорить по-русски, — спокойно ответил я, стараясь не показывать, что немного нервничаю. — Вот только, Витя, ты не спешил выразить мне сочувствие в связи со скоропостижной кончиной моего отца, также как ты не спешил поздравить меня с короной. Я просто теряюсь в догадках и хочу знать, почему это произошло? — я пристально смотрел на него, отмечая про себя, как улыбка сползает с его красивого холёного лица.

Глава 4

Мы застряли в Твери, и никто не мог мне внятно сказать, когда сможем снова двинуться в путь. Дождь шёл, не переставая, уже третий день, заставляя нас всех на стенки лезть. Я злился особенно на состояние дорог, которые и не позволяли нам выехать из Твери. Я не претендую на автобаны, но приличную гравийку-то сделать можно, в конце концов, с насыпями и стоками воды в кюветы⁈ Не такая уж это великая инженерная мысль. С более сложными дорогами древние римляне вполне справлялись, а у нас в чём проблема? И я даже знаю ответ. Деньги. Деньги и недостаток рабочей силы. Вот основная причина, всё остальное вполне решаемо.

Кроме меня на стены лезли Мертенс и его заместитель Ушаков. В тот день они, естественно, не смогли предоставить мне никакого разумного плана по улучшению города. Я их отправил думать и пригрозил, что если они сегодня не явятся с нормальным планом, то кто-то может пострадать. Ну не один же я должен страдать, в конце-то концов!