Шахта дьявола (ЛП) - Хара Кай - Страница 96

Ее подбородок упрямо вздрагивает. — Я не останусь здесь. Я пойду с тобой.

— Нет, амор. Тебе нужно спрятаться и подождать меня.

Она упрямо качает головой. — А что, если он причинит тебе боль?

Я обхватываю ее лицо и заставляю посмотреть на меня. Эти голубые глаза съедают меня изнутри, как всегда.

«Единственный способ причинить мне боль — это причинить вред тебе. Я не смогу сосредоточиться и думать ни о чем другом, если не буду знать, что ты в безопасности, ты это понимаешь? Мне нужно, чтобы ты осталась позади и спряталась. Пообещай мне, что спрячешься, Тесс. Она все еще выглядит неуверенной. — Обещай мне.

— Обещаю, — шепчет она.

✽✽✽

Глава 63

Тьяго

Ярость, протекающая по моему телу, проникает до костей. Он настолько неразрывно похоронен в моем мозгу, что следы этого гнева я буду носить с собой до конца своей жизни. Предательство влечет за собой смертный приговор, но преследовать мою жену? Смерть — это милость, о которой Марко будет умолять меня, прежде чем я с ним покончу.

Насилие, пронизывающее мои руки, заставляет меня чувствовать себя непобедимым, пока я брожу по коридорам бомбоубежища в поисках человека, которого собираюсь выпотрошить. Я иду по кровавому следу, который он оставил после себя. Никаких рациональных мыслей, никакой заботы о собственной безопасности, просто сосредоточенность на выслеживании животного, которое ранило мою сестру и попыталось напасть на Тесс.

Завернув за угол, я вижу Хулио. Он родился в картеле, оба его родителя были частью семьи с тех пор, как моему отцу было двадцать с небольшим. Его смерть причинит им боль, но его предательство уничтожит их. Я стою позади него, сжимая предплечьем его горло, прежде чем он даже осознает, что я здесь.

«Dile a tu dios que el Diablo dice hola, hijueputa».

У него есть доля секунды, чтобы напрячься, прежде чем я перережу ему горло, жестокость моего удара почти обезглавит его. Я отпускаю его, и его тело падает на землю в тот момент, когда кто-то поворачивает за угол в противоположном конце коридора.

Фредо. Брат Хулио.

Мой нож пронзает воздух и вонзается ему в глаз на восемь дюймов на глубину с другого конца зала. Он умирает с жалким хныканьем, будучи не более человеком в смерти, чем он был при жизни.

Я подхожу к его телу, вытаскиваю нож из его головы и втыкаю его в пояс брюк. Другой его глаз застыл в недоверии, невидяще глядя на меня. С ревом я тянусь к его глазнице и хватаю это бесполезное глазное яблоко, с легкостью вырывая его из его головы. Я крепко сжимаю его в кулаке, иду по кровавому следу к закрытой двери.

В ночь смерти Аугусто Леоне я должен был знать, что Марко был кротом или, по крайней мере, подозревать его. Я был настолько поглощен Тесс, что больше ничего не видел. И этот ублюдок использовал эту слабость против меня, как я и предсказывал.

Дверь распахивается, когда я пну ее, верхние петли полностью высвобождаются. Марко сидит на том же стуле, на котором умер Леоне. Есть определенная поэтическая справедливость в осознании того, что он тоже умрет там.

— Твой маленький бунт провалился, — тяну я, бросая в него глаз. Он падает на землю и катится ему на ноги.

Тесс нанесла ему удар. Его лицо представляет собой кровавое месиво. Он бледен, его кожа белая, как полотно, и он сжимает живот. Под его стулом густая лужа крови; оно вытекает из него и медленно капает на пол. Тесс неосознанно дала ему смертельный выстрел. Он истекает кровью и, судя по количеству окружающих, жить ему осталось недолго.

Его рот открыт, губы приоткрыты, его прерывистое дыхание он наблюдает за мной безумными, но быстро угасающими глазами.

— Не умирай из-за меня, Марко, — киплю я. — Мне все еще нужно тебя убить.

— Это не должно было так закончиться, — бормочет он.

— Чем, по-твоему, это закончится? Ты предал семью, тебе это никогда не сойдет с рук

— Я занимался этим больше гребаного года! — говорит он, находя в себе достаточно сил, чтобы выплюнуть эти слова в меня. — Вы никогда не подозревали меня, никогда не думали, что я мог быть причастен к смерти Адрианы. Я мог бы продолжать долгие годы, если бы не твоя тупая пизда-жена.

— Я собираюсь вырвать твои легкие и скормить их тебе, Марко. Я засуну их так глубоко тебе в горло, что ты задохнешься, кусок дерьма.

Он издает болезненный смех. — Это непохоже на тебя так явно выставлять напоказ свои слабости, Тьяго. Тэсс ослепляет тебя, она заставляет тебя совершать ошибки, ты знаешь, что она это делает. И из-за этого я стал жадным. Я видел, как она тебя отвлекает, и мне хотелось большего, поэтому я взял это. Если бы я просто придерживался своего плана и продолжал медленно настраивать твоих людей против тебя, я бы победил. Ты бы сидел здесь и умирал, а я занял бы твое место в качестве шефа. Я недооценил тебя и ее вместе.

— Ты проиграл, Марко. И теперь ты заплатишь.

Я иду к нему. Его правая рука, безвольно свисавшая сбоку, поднимается, и он направляет на меня пистолет.

Безумная улыбка тронула мои губы. Я продолжаю наступать на него. Он может стрелять в меня сколько угодно, ничто не помешает мне добраться до него и выпотрошить его голыми руками.

Он продолжает поднимать пистолет, пока не направит его в потолок, а затем стреляет.

Один.

Два.

Три.

Четыре.

Четыре выстрела.

Я замираю как вкопанный, мои брови хмурятся в замешательстве.

У него был четкий выстрел в меня. Он мог бы вонзить каждую из этих пуль мне в грудь, вместо того чтобы оставить себе почти без шансов убить меня. Теперь, когда эти четыре пули в потолке и две, которыми в него выстрелила Тесс, у него остается только один выстрел, чтобы прикончить меня.

Его рука с пистолетом падает на колени, обессиленная. Энергия, которая потребовалась ему, чтобы поднять руку и удержать ее, когда пролетающие пули чуть не прикончили его.

Он смотрит на меня, и в его взгляде есть что-то, чего я не могу разобрать. Расчётливость, которая не имеет для меня смысла, но, тем не менее, холодит мою спину от дурных предчувствий.

— Чтобы убить меня, понадобится гораздо больше, чем одна пуля, — холодно говорю я.

Марко улыбается отвратительной гримасой, от которой кровь стынет в моих жилах. Я не понимаю, как я когда-то считал этого человека доверенным советником и даже другом.

Он снова поднимает пистолет, на этот раз целясь в меня. — Я кое-чему научился за последние несколько месяцев, — объясняет он. — Что-то гораздо более ценное, чем деньги.

Моя рука медленно перемещается за спину, незаметно делая движение к лезвию, которое я спрятал обратно в брюки.

— Что это такое? Я обрезаю.

Голова Марко наклоняется в сторону и он медленно закрывает глаза. Когда они вновь открываются, в них сияет триумф.

Мой желудок скручивается, как будто мое тело понимает, что должно произойти, еще до того, как это произойдет на самом деле.

— Ты не играешь на доске, ты играете со своим противником, — повторяет он. — Ты научил меня этому. Для тебя не имеет значения, выживешь ты или умрешь, поэтому ты станешь трудным противником. Ты не боишься смерти, и поэтому убийство тебя не привлекает меня, — объясняет он, его голос лишен каких-либо эмоций. — С другой стороны, уничтожить тебя — это так. Резкий хрип сотрясает его легкие, пока он не кашляет кровью в руку. — Хотя ты, возможно, и не боишься смерти за себя, все наоборот, когда речь идет о защите человека, который тебе дорог больше всего на свете. Это твой самый большой страх, судьба, которая для тебя хуже смертного приговора. Я понимаю, что ты показал мне, как именно я побеждаю. На его лице расплывается медленная улыбка. — И чтобы сделать этот последний ход, шеф, — начинает он, насмешливо, — мне нужна только одна пуля.

Словно в замедленной съемке, я наблюдаю, как он отводит руку в сторону и направляет пистолет от меня. Его взгляд с ненавистью прикован к моему лицу, и он холодно заявляет: «Мат».

И тогда он стреляет.

Выстрел громко свистит мимо меня, заставляя мои уши звенеть. Я чувствую жар пули, пролетающей в нескольких дюймах от моего тела, ожидая затем услышать характерный звук взрыва штукатурки, когда пуля коснется стены.