Вторая армия (СИ) - Кленин Василий - Страница 29

Крестьянские «полковники» зашумели.

— Тебе нужны только мужчины? — снова коротко спросил мужчина с похоронным лицом. Этот, похоже, понимал всё больше прочих и уже смирился с любым исходом.

— Необязательно, — ответил О. — Я не требую от вас оставлять свои семьи. Но общее число неизменно — две тысячи.

К кораблям пришло больше. «Полковники» на словах согласились, но привели на берег почти три тысячи людей. Дальше последовали душераздирающие сцены, которые оставили немало рубцов на сердце юноши. Одни благородно уходили в сторону ради того, чтобы взяли их близких. Другие рвались на борта кораблей по головам: своих и чужих. Кто-то слезно умолял, уцепившись за весло, кто-то хватался за оружие. Погрузка заняла целый пасмурный день, окрасив прибойную волну кровавой пеной. Это было жутко, но впоследствии Гванук благодарил высшие силы за это испытание. Он стал свидетелем настоящей трагедии, настоящего горя. На фоне которого его любовные страдания — лишь постыдное хныканье мальчишки. Этот ужасный день заставил утихнуть его растрепанную душу…

Правда, лишь до тех пор, пока не вернулся в Дадзайфу и не увидел снова Ее.

Глава 16

Наполеон не мог нарадоваться на привезенный с юга «груз». Мальчишка всё сделал отлично, хотя, почему-то выглядел еще более мрачным, чем перед отъездом. Похоже, тяготы тотальной войны даются Гвануку тяжело.

Но зато две с лишним тысячи крестьян-повстанцев пришлись как нельзя кстати! Буквально, за пару дней закрыли все недоимки по новобранцам. Во всех полках! Немало местных мужичков, вкусивших боевой жизни, уже не хотели обратно на рисовые поля. Многие осели в городе — благо, рабочие руки в Хакате шли нарасхват. Требовалось множество моряков, углежогов, разных подмастерьев. Опять же, ополчение города всё еще формировалось. Увы, не нашлось достаточно земли для семей, желавших тихо-мирно выращивать рис. Но тут удалось договориться с Мацуурой, который согласился взять себе около сотни человек. Наполеон не был бы Наполеоном, если бы не обратил это в свою пользу и в обмен не выпросил мастеров-корабелов. Правда, не насовсем, а лишь на время.

Дело в том, что уже на Цусиме он был страшно разочарован мореходными качествами местных кораблей. Даже лучшие образчики чосонского флота — это плоскодонные широкобокие неповоротливые суда, боящиеся неспокойного моря. Ниппонские суда в чем-то были еще хуже. Даже минские торговцы приезжали на аналогичных корытах. Но робкие попытки обсудить модернизацию судостроения с Ринъёном и другими моряками наталкивались на категоричный консерватизм. Местным нравилось то, на чем они плавали, и ничего менять они не хотели. Тем более, что Наполеон не мог дать морякам конкретные чертежи с четкими выкладками по тоннажу, скоростям и прочему. Не мог создать наглядный идеальный образ. Все-таки он был артиллеристом, а не флотским офицером.

Но успокаиваться генерал не желал. Поэтому, уже здесь решил собрать мастеров Чосона, Хакаты, клана Мацуура — и все-таки продавить постройку хотя бы одного «нормального» корабля. Перед «консилиумом» он сделал несколько схематичных изображений корпуса корабля, который не плошкой лежит на воде, а клином уходит в нее. С килем, с обтекаемыми бортами, скелетом шпангоута и так далее — всё, что помнил сам из своего небогатого опыта.

И мастерам это всё категорически не понравилось.

— Зачем строить так, сиятельный? — нахмурился корабел Мацуура.

— Для надежности, — недовольно пояснил Наполеон, прекрасно понимая, что у него не хватает знаний для спора со специалистами. — Видите, плоский киль? Вода давит на него слева и справа — и такое судно не опрокидывается. Обтекаемый корпус, острый нос разрежут воду, как нож. Судно станет быстро двигаться в воде, легко маневрировать…

— Ты уверен, генерал Ли? — прищурился лохматый мастер. — Мы всегда строили корабли с широким дном. Вода давит на него снизу — и судно просто проскакивает воду поверху. Разве не легче провести ладонью по поверхности водной глади, чем разрезать ее в глуби? Попробуй сделать это сам.

— Если волна выше дома, то запрыгивать на нее смертельно опасно.

— Если волна выше дома — надо ждать на берегу в тихой гавани.

— А ведь твой корабль даже к берегу не подойдет, сиятельный! — подхватил вдруг другой мастер, уже из Хакаты. — С такой формой корпуса он будет сидеть глубоко в воде, этот твой киль уходит еще глубже. Он же сможет заходить только в самые глубоководные гавани. Любая мель его обездвижит. И к суше он не подойдет.

— Верно.

— А как же тогда туда попадут люди? Как поместить туда грузы, сиятельный?

— В гаванях нужно строить причалы. Ну, или перевозить всё лодками.

— Ты считаешь, что это удобно, господин? Корабль вечно будет стоять в воде, на глубине. Ко многим берегам он просто не сможет подойти. А как его чинить?

— Нужно строить специальные доки…

— Везде, где он получит повреждение?

— Мой господин, — тут подал робкий голос и чосонский мастер. — А почему ты считаешь, что твой корабль будет быстрым? Ведь он так глубоко в воде сидит — он же завязнет в ней почти, как в песке! Я не представляю, сколько весел надо, чтобы сдвинуть его с места!

— Зато на такое устойчивое судно можно поставить много больших парусов! — тут Наполеон нашелся, что сказать. — Сила парусов значительно выше, чем у маленьких гребцов на веслах.

— Верно, — кивнул мацууровский корабел. — Когда этот ветер есть. А если ветра нет? Если ветер дует не туда? Или вот как кораблю выйти из гавани, в которую тот зашел на стоянку?

— Лодки могут отбуксировать его на открытую воду… — Наполеону уже самому не нравились его ответы.

— Сиятельный, ты предлагаешь нам построить корабль, который сможет сам передвигаться только при удобном ветре, который не сможет сам выйти в открытое море, не может подойти к любому берегу… Но зато он режет волну?

— Да! — с последними остатками убежденности ответил генерал «Ли». — И это важно! Такой корабль не боится штормов и может ходить на дальние расстояния.

— Он пройдет пять морей и в итоге не сможет подойти к берегу, — хмыкнул мацууровский корабел, явно ставший главным зачинщиком тихого протеста. — Сначала надо обустроить глубокие гавани с пристанями, уходящими в море. И только потом строить твои корабли… которые смогут ходить лишь между ними.

Наполеон все-таки продавил начало постройки килевого корабля. Небольшого — раза в полтора длиннее тех же «черепах», но заметно меньшего, чем былой мэнсон-флагман. Новый корабль, при этом, должен стать ощутимоУ́же кобуксона, но иметь более высокие борта. И намного большую вместительность. Обговорили постройку двух мачт и цельной палубы… Хотя, генерал уже и сам сомневался в своей задумке. Какой корабль они построят? Он ведь не сможет толком контролировать рабочий процесс и поправлять. Он даже не знает, как правильно оснастить судно — только общие принципы. Какую площадь парусов выдержит этот корпус… Как их разместить на мачтах… Где ставить мачты на продольной оси судна… Там ведь тоже своя математика — как и в его любимом артиллерийском ремесле. А потом появятся вопросы управления судном! Что он сможет объяснить Белому Кую и его людям?

«Попробуем, — Наполеон осадил сам себя. — Ресурсы невелики. Но, если получится, то мы и во флоте устроим настоящую революцию, как до того, в армии. За первым „уродцем“ последуют фрегаты! Нескоро… Здесь могут годы уйти. Но мне и не надо спешить: ведь на первый же фрегат потребуется сразу 30–40 пушек. Боги милостивые! У меня сейчас во всей Южной армии столько нет. А это потребуется только на один фрегат. И порох с ядрами — соответственно. И канониры в положенном количестве…».

Никто никогда не видел сомнения в глазах «старого генерала Ли Чжонму». Наполеон точно знал, что его люди убеждены в абсолютной уверенности командира в будущем… Но он часто сам ужасался своим замыслам. Даже, когда отливали первую полевую пушку по его чертежам. А сколько дней он боялся решиться на идею похода на Ниппон…