Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф - Страница 55

Он сунул ножницы под мышку и открыл калитку. Секунду поколебавшись, я нехотя последовал за ним в новую оранжерею. Тут он показал мне с полдюжины горшочков со светло-зелеными стеблями, которые уже начали пускать бутоны, и с гордостью пояснил, как он вывел этот гибрид. Было что-то успокаивающее в уверенных движениях его больших умелых рук, когда он передвигал горшки, брал нож и ловко обрезал какой-нибудь непокорный росток, а потом заботливо подвязывал стебли рафией.

— Если все пойдет успешно, я назову этот сорт «Мэрдок Лекки»! Каково, а? Вот над этим действительно стоит поломать голову, не то что… — И он многозначительно и добродушно похлопал меня по спине.

Расставаясь с Мэрдоком, я был уже гораздо спокойнее, но еще не в таком состоянии — а возмущение мое, надо сказать, было столь же нелепо, как и ломающийся голос, еще один признак юношеских лет, — чтобы я мог, вернувшись, сразу засесть за книги. Как и следовало ожидать, я поплелся на Главную улицу и зашел в церковь.

Здесь было прохладно и тихо. У алтаря в боковом приделе смутно виднелась фигура матери Элизабет-Джозефины, которая, позвякивая в тишине ножницами, подрезала цветы. Проходя в ризницу, она узнала меня и одобрительно улыбнулась. Окутанный полумраком, я опустился на колени под высоким окном, витраж которого всегда так успокоительно на меня действовал, перед тем, кто тоже нес бремя с искаженным страданием лицом.

В этой атмосфере святости, насыщенной запахом ладана и свечного воска, в душе моей загорелось глубокое и справедливое негодование против дедушки, который попрал единственную, по-настоящему ценную добродетель. Я думал об Алисон в белом платье, Алисон, которую моя любовь, первая любовь юности, вознесла на недосягаемые высоты, где обитают лишь ангелы. И лицо мое залила краска стыда. Как она посмотрит на юношу, чей дедушка так себя ведет? Гнев вспыхнул в моем сердце, и, вспомнив, как Христос изгнал грешников из храма, я встал с колен, решив объясниться с дедушкой, порвать с ним всякие отношения раз и навсегда.

Когда я вернулся домой, не кто иной, как он, встретил меня в передней необычайно тепло и радушно. Из кухни доносился чудесный аромат какого-то блюда.

— Я рад, что ты решил прогуляться. Потом лучше работать будешь.

Я холодно и презрительно посмотрел на него; так, должно быть, смотрел архангел на корчившегося Люцифера.

— Что ты делал сегодня днем?

Он улыбнулся с самым невинным видом и непринужденно ответил:

— Да то же, что и всегда. Играл в шары возле кладбища.

О боже, он еще и лжец! Лжец и развратник! Но прежде чем я успел высказать ему все это в лицо, он вышел из передней.

— Иди на кухню. — Дедушка потирал руки с самым спокойным, миролюбивым и довольным видом. — Я тут такой овощной суп приготовил, что язык проглотишь.

Я прошел на кухню; он в эту минуту исчез в чуланчике, а я сел за стол. Несмотря на все мои беды, я был ужасно голоден.

Через минуту он появился и налил мне полную тарелку дымящегося супа. Чтобы развлечь меня и показать, что он вполне освоил кулинарию, он надел один из маминых передников и обвязал салфеткой наподобие поварского колпака свои почтенные и в то же время недостойные седины. Так, значит, он к тому же еще и клоун, жалкий шут, этот негодник, который так портит мне жизнь.

Я опустил ложку в густой суп, где плавали горошек, нарезанная морковь и кусочки курятины, и поднес ее ко рту; все это время он следил за мной добрым выжидательным взглядом.

— Вкусно? — спросил он.

Суп был чудесный. Я съел все до последней капли. Потом посмотрел на этого нелепого и ужасного старика, которого я стал теперь презирать и ненавидеть, который растоптал священную веру юности и от которого я должен отвернуться, как от источника и порождения греха. Вот сейчас самое время его обличить.

— Можно мне еще тарелочку, дедушка? — кротко спросил я.

Глава 11

В день экзаменов с утра шел дождь. Накануне, в четверг, Джейсон после обеда забрал и спрятал все мои учебники.

— Только всякие недоучки зубрят до последней минуты, — сказал он. — Даже в аудиторию входят, уткнув нос в тетрадки. Ну такие, конечно, никогда не побеждают.

То, что я выучил, казалось, стало частью меня. Ничего больше я уже вобрать в себя не мог. Сейчас в моем уме царило полное смятение. И все-таки знания как бы вошли в мою плоть и кровь. Я преисполнился отчаянной решимости, и хотя был бледен, но вполне спокоен. Я оделся в самое лучшее из того, что нашел среди обносков Мэрдока: довольно неплохой синий костюм, правда, лоснившийся на локтях и сзади. Размеренными взмахами щетки я начистил и привел в порядок башмаки, которые так тревожили маму и о которых речь будет ниже. Дедушка, суетившийся возле меня, принес мне цветок в петлицу — для храбрости. Ах, эти цветы, которые дедушка любил вставлять в петлицу! Я отчетливо помню, что он преподнес мне тогда: это был бутон махровой розы, на котором еще сохранились капельки росы.

Вручая мне цветок, он с весьма недвусмысленной ухмылкой извлек из кармана маленький квадратный конвертик.

— Кое-кто просил передать тебе это.

— Кто же?

Он пожал плечами, как бы говоря: «Мой милый мальчик, я джентльмен и не вмешиваюсь в чужие дела». А сам искоса наблюдал за мной, и по лицу его ясно было, что он доволен моим видом, ибо ему хотелось, чтобы я был именно таким; я же тем временем дрожащими пальцами вскрывал конверт.

Письмо было от Алисон, вернее не письмо, а маленькая записка с добрыми пожеланиями. Кровь прихлынула у меня к сердцу. Я покраснел и положил письмо в карман, а дедушка, насвистывая и улыбаясь в усы, подал мне завтрак.

В это первое утро экзаменов Джейсон сопровождал меня в колледж. Предлог был самый пустячный: он, видите ли, опасался, что в большом городе у меня может закружиться голова. Доброта Джейсона, которую он скрывал под небрежным тоном, его необычайное великодушие — можете быть уверены, что человек, который по доброй воле бесплатно натаскивал бы целых три месяца своего ученика, — редкостное явление в маленьком шотландском городке; его поддержка, дружба и, главное, полное понимание тех трудностей, которые мне предстояло преодолеть, — стоит вспомнить все это, как слезы набегают на глаза и в душе рождается большая надежда на лучшее будущее человечества, чем от любых высокоидейных рассуждений.

На вокзале к нам присоединился Гэвин, немного бледный, так же как и я, но спокойный и даже улыбающийся. Он тоже много поработал за это время — последние десять дней я совсем его не видел. Чувство соперничества теперь исчезло: мы были компаньонами в огромном деле. И я в порыве искреннего дружелюбия крепко пожал ему руку и тихо, чтобы Джейсон не мог нас услышать, прошептал:

— Один из нас победит, Гэвин.

Теперь я твердо был уверен, что это буду я, ну а если нет… великий боже, страшно даже подумать!.. в таком случае пусть это будет Гэвин.

Поезд, который должен везти нас туда, где решатся наши судьбы, прибыл. В купе было пусто, пахло дымом от сигарет и гарью туннелей, на полу валялись обгоревшие спички, деревянная перегородка была испещрена каракулями — свидетельство примитивного остроумия путешествовавших по этой линии подмастерьев. Рейд, решив, что нечего зря растрачивать энергию на болтовню, купил нам по номеру «Стрэнд мэгезин», и мы, усевшись в уголок, уткнулись в развернутый журнал, делая вид, что он нас страшно интересует. Мне журнал служил прекрасным щитом — губы мои беззвучно шевелились, ибо я все время молился, прося небо не лишать меня своего благоволения в эту последнюю минуту. Рейд сидел подле меня, совсем рядом, и глядел на доки, заводские трубы и газомеры, пролетавшие мимо в пелене дождя; мне придавала храбрости близость мускулистого плеча Рейда, которое не отодвигалось, когда поезд толкал нас друг на друга, а, наоборот, казалось, Рейд в качестве последнего дара хотел наделить меня своей силой, душевной стойкостью и умом. Правда, время от времени он делал тщетные попытки увлечь меня Шерлоком Холмсом — персонаж, перед которым он преклонялся, — но я-то видел, что он волнуется, больше того, что нервы его до предела напряжены. Я чувствовал это, хоть он и старался держать себя в руках. Он хотел, чтобы я победил. Он жаждал этого всеми фибрами своего могучего, жизнедеятельного организма.