(Не) могу быть твоей, Дракон - Томская Светлана - Страница 3

Сон, похожий на душную чёрную тучу с неясными очертаниями, медленно и неохотно отползает и начинает развеиваться.

Но на его место приходит странное ощущение, будто именно там, в ночном кошмаре, осталось что-то настоящее и дорогое. А вот реальность в виде голоса сводной сестрицы скребёт по сердцу наждаком.

– Айка! – верещит Паэлла. – Сколько можно спать?! Уже матушка вниз спустилась.

Морщусь. Желание заткнуть рот надоедливой крикунье заставляет меня сесть на кровати и спустить ноги на пол. И, только коснувшись босыми ступнями холодных досок, я начинаю приходить в себя.

Я дома, в своей каморке под самой крышей. По полу гуляет прохладный ветерок, леденящий ноги. Дом, принадлежавший моим родителям, каменный, и только чердачная надстройка, которую мачеха отвела мне после смерти отца, построена из плохо пригнанных друг к другу корявых досок. Щели такие, что затыкай не затыкай, а ветер и холод найдут лазейку. То ли дело в нашем замке.

Что?

Промелькнувшее видение светлой комнаты с искусной лепниной, пылающим камином и подогревающимся полом настолько яркое, что я трясу головой. Где это мне могло такое привидеться? Я и в замках-то не бывала. Разве только во сне. И только после чтения романов, строго-настрого запрещённых мне мачехой.

А книги-то мамины. И сама госпожа Фецилия любит поваляться с романом на диване в жарко натопленной гостиной, пока я выполняю роль прислуги.

– Где наш утренний кофе? – ярится сестра у основания чердачной лестницы, когда я наконец выхожу на площадку.

Она в розовом пеньюаре, щедро отделанном кружевами и рюшечками, что делает её больше, чем обычно, похожей на поросёнка.

– До скольких ты спать собираешься?

– А спросить, не заболела ли я, в голову не приходит? – срывается у меня с языка.

– Что-о-о?

Щёки Паэллы стекают вниз из-за отвисшей челюсти, а глаза выпучиваются. Оказывается, они карие. Надо же, не замечала.

– Ма-а, Айка дерзит.

Из гостиной раздаётся гортанный голос мачехи.

– Пришли её ко мне.

– Слышала? – победно улыбается Паэлла, и её толстые щёки, подпрыгнув вверх, снова превращают глаза в щёлочки. – Иди давай. Мама объяснит тебе, как надо вести себя с господами.

– Кофе принеси с выпечкой, – приказывает мачеха, едва я появляюсь в дверях гостиной.

Госпожа Фецилия возлежит на оттоманке с очередным любовным романом в руках.

Никаких иллюзий о том, что выговор отменяется, у меня нет. Вот сейчас принесу ей кофе, и мне всё объяснят: и что кормят меня из милости, и что я должна быть благодарна.

Спускаюсь на кухню, не сильно торопясь.

Меня окутывает тепло от печи. Запахи корицы и ванили щекочут нос. На столе – почищенные и нарезанные на дольки яблоки, рядом – большая деревянная миска, накрытая белым полотенцем. Судя по горке над ней, тесто уже поднимается.

Возле плиты хлопочет Лина. При виде неё у меня неожиданно перехватывает дыхание. В голове возникает жуткая картинка, на которой моя Лина лежит на полу в смутно знакомой комнате, высушенная, словно мумия.

– Что с вами, госпожа? – ласково спрашивает самый родной для меня человек. – Вы словно привидение увидели.

А я даже ответить сразу не могу: так сжалось горло. Откашливаюсь.

– Всё в порядке, а ты как? Здорова?

Не могу удержаться, делаю шаг вперёд и обнимаю Лину. Мне необходимо почувствовать её тепло, то, что она живая. Что за бред? С чего ей не быть живой? Она ещё совсем не старая.

– Ну что вы, госпожа, – растроганно шепчет Лина, стоя с разведёнными в стороны руками и стараясь не испачкать меня мукой. – Не ровён час, увидят да госпоже Фецилии доложат. Не положено вам со слугами фамирья… фамильяр… ну вы поняли.

Я отстраняюсь и шмыгаю носом.

– Я и сама могла ей кофию наверх подать, так ведь вы опять голодной останетесь. Вот скушайте. Только поджарила.

Лина ставит на стол тарелку с горкой пышных, исходящих паром творожников. У меня слюна выделяется.

Присаживаюсь на край табуретки, поглядывая на дверь: не хотелось бы попасться на глаза вездесущей сводной сестре, беру рукой горячий кружочек и откусываю. Под хрустящей корочкой обжигающая нежная творожная масса.

Наблюдаю за руками Лины, как они ставят на поднос чашку, кофейник и сливочник из тончайшего фарфора.

С этими тёплыми руками связано моё детство.

Мама умерла родами. И Лина стала для меня всем. Кормилицей, няней. А когда отец женился второй раз, Лина вытирала мои детские слёзы и тайком подкармливала, если мачеха в воспитательных целях лишала меня ужина. Совсем тяжело стало, когда и отец умер. Но Лина всегда была со мной. И сейчас она тоже со мной. А жуткое видение, скорее всего, продолжение ночного кошмара. Не стоит о таком думать, чтобы не навлечь беду.

Когда-нибудь я вырвусь родительского дома, ставшего мне чужим, и обязательно заберу Лину к себе.

Есть у меня план, который я тщательно от всех скрываю, даже от неё. То есть Лина, конечно, знает, что ещё в подростковом возрасте у меня начала просыпаться магия, но о своей главной задумке я пока молчу.

Вот-вот в магических академиях разных миров начнутся вступительные экзамены. А наш Шарден – это особенный город. Он связан порталами практически со всеми известными академиями. Эти порталы расположены в самом центре города, на центральной площади.

Главное – раздобыть пропуск. А для этого нужно попасть в мэрию, когда будет объявлен очередной набор абитуриентов, и показать хотя бы минимальные способности к магии. Основные экзамены будут уже в самой академии. В конце концов, даже если не поступлю в первый год, можно попытаться устроиться на работу в той же самой академии.

Вот только как вырваться из дома? Быть может, когда мы с Линой в очередной раз отправимся на рынок за продуктами? Лина всегда была на моей стороне. Она мне точно поможет.

– Айка! – верещит Паэлла. – Ты хочешь, чтобы мама умерла от голода?

Быстро дожёвываю и проглатываю последний кусочек творожника, подхватываю поднос. В дверях обхожу сводную сестрицу.

– Какая же ты нерасторопная, – шипит она мне вслед. – Скорее бы мама от тебя избавилась.

Что-то новенькое. Это она просто так ляпнула или…

На меня накатывает странное ощущение. Словно такое уже было: и эта фраза, и эта моя мысль. Мне становится жарко. Может, я и впрямь заболела?

На подносе в дрогнувших руках звякают друг о друга сливочник и кофейник. Не хватало ещё разбить баснословно дорогой фарфор. Да меня со свету сживут.

Отбрасываю странные мысли. Осторожно поднимаюсь по ступеням, стараясь думать только о том, чтобы не оступиться.

Уф, благополучно добралась до двери. Сейчас выслушаю очередную нотацию. Вот что мне не молчалось?

Сколько раз уговаривала себя не огрызаться. Нет ведь смысла сопротивляться там, где ты ничего не можешь изменить. Ничего, вытерплю. Открываю дверь гостиной, но, прежде чем я успеваю шагнуть внутрь, внизу раздаётся звон дверного колокольчика.

Кто может прийти с визитом в такую рань? Это по крайней мере невежливо.

И снова на меня накатывает ощущение узнавания. Дрожащими руками расставляю на столе перед мачехой всё необходимое для завтрака.

– Встань в центр комнаты и слушай, – приказывает мачеха.

Но я уже знаю, что на этот раз нотации не будет, потому что, как только госпожа Фецилия принимается за еду, раздаётся осторожный стук в дверь.

Вид у дворецкого ошарашенный.

– Госпожа Фецилия, – говорит он. – К вам…

За несколько мгновений до того, как старый Альгис произнесёт имя посетителя, оно уже звучит набатом в моей голове.

– Его Светлость Лорд Рональд Ардэн с частным визитом.

Госпожа Фецилия застывает с открытым ртом, из которого выпадает кусочек творожника.

А у меня внутри всё холодеет.

Судорожно сжимаю пальцами пустой поднос. Мысли мечутся. Я что, с ума сейчас схожу? Так не бывает. Невозможно настолько чётко знать то, чего ещё не было.

У меня что, открылся дар предвидения? Если так, то надо бы радоваться. Любая Академия примет меня с таким редким даром. Но почему-то на сердце словно тяжёлый камень лёг.