13-й демон Асмодея. Том 2 (СИ) - Ангел Илья - Страница 15

Цесаревич стоял на том же самом месте и, посмотрев на меня слегка затуманенным взглядом, качнулся и прошептал: — Денис, я… меня, кажется, зацепило, — и он сел на водительское сиденье, закрыв глаза.

Пару секунд я непонимающе переваривал, что он мне сказал, а затем бросился к нему, обегая машину. Зашвырнув лук и колчан со стрелами на заднее сиденье, склонился над бледным Дмитрием.

Он прижимал руку к левому боку, а сквозь пальцы по белоснежной рубашке стекала кровь. С трудом оторвав его руку от раны, я увидел торчащую из тела штуковину. Вроде бы железка, по форме напоминающая длинный лист. Вот, значит, что на нас напало.

— Что это? — рявкнул я, стаскивая с себя уже порванную рубаху. Бинтов у нас не было, а ещё я не знал, могу ли убрать эту дрянь.

— Металлическая лиана, — прошептал Дмитрий. На его бледном лице выступила испарина. — Я её ликвидировал, но эта дрянь успела выкинуть лист. Пить, я хочу пить.

— Нет, прости, Дима, — я разорвал рубаху. Нужно было затампонировать рану, не вынимая этот проклятый лист. Я не знаю, задета ли селезёнка, потому что если задета, то я его живым не довезу.

Хлопнув себя по лбу, вытащил браслет малого исцеления, кажется, так назвала его Пхилу. Направив в артефакт немного демонической силы, защёлкнул браслет на руке у Дмитрия. Пусть будет малое исцеление, плевать. Главное, довезти его до операционной. Она в нашей больничке маленькая, но есть. А ещё нужно научиться молиться, причём срочно, потому что даже больше, чем операционная мне нужен будет анестезиолог. Ревизию раны в самом крайнем случае на обычном столе можно провести. А вот если он умрёт оттого, что его нормально не обезболят, вот это будет полная задница.

— Больно, — простонал Дмитрий и попытался согнуться.

— Это хорошо, — пробормотал я, закрывая рану обрывками рубахи и отмечая, что кровотечение уменьшается. Браслет заработал, и жуткая стадия, когда «уже не болит», рывком вернулась к той, когда болит до жути, но человека ещё вполне можно спасти. Красные камни браслета неожиданно ярко засияли, и по одному из них пошли мелкие трещины. Камень буквально взорвался красной пылью, а на его месте осталась только тёмная выемка. Да хоть все взорвитесь, главное, дайте мне цесаревича до больницы дотащить! — Потерпи, Дима, — пробормотал я, вытаскивая его из машины. — Нам нужно местами поменяться.

Он не отвечал, но старался не мешать мне и даже перебирал ногами, тяжело повиснув на плече. Этого как бы делать было нельзя, но у нас просто не было другого выхода.

Усадив Дмитрия на пассажирское сиденье и откинув спинку, я прыгнул на водительское место. Так, пока мы ехали, я внимательно наблюдал за цесаревичем и вроде бы разобрался, на что тут надо нажимать и за что дёргать, чтобы машина поехала. К счастью, остановившись, Дмитрий её не глушил, и мне не пришлось разбираться в том, куда именно нужно направлять силу, чтобы завести автомобиль.

Дёрнув рычаг, я нажал на педаль газа, и машина покатилась по дороге, постепенно увеличивая скорость. Переключения передач в привычном для меня смысле не было.

— Ну, допустим… — прошептал я, вцепившись в руль и привыкая к ощущениям, — допустим, что это автомат.

Кивнув своим мыслям, я вжал педаль в пол, покосившись в очередной раз на Дмитрия, который постанывал и пытался принять позу эмбриона, прижав адски болевший бок.

Сосредоточившись на дороге, я попытался «вспомнить», что знал Денис про такие ранения и методы их лечения. Как оказалось, много чего он знал. Гораздо больше, чем о родах и странных инфарктах миокарда, чередующихся с аритмиями. Всё-таки Давыдов учится в военно-медицинской Академии, и акцент в обучении делается на военно-полевую хирургию. Денис даже на операциях ассистировал и много раз. Именно поэтому первая мысль у меня была о селезёнке.

Как оказалось, до границы мы не доехали всего семь километров. И да, я сразу понял, что машина пересекла её, хотя бы потому, что растительность резко стала совсем другой. Даже дышать стало заметно легче. И это ни с чем нельзя было перепутать.

— Скорее всего, зимой можно случайно в пустошь забрести, и то не факт, — пробормотал я, выруливая на тракт.

Петровку мы обогнули. Нечего мне пока в ней делать, мне нужно цесаревича спасать. Хотя бы стабилизировать его, сделать транспортабельным, чтобы его смогли перевезти в губернскую клинику.

Последние километры Дмитрий уже не стонал. Сомневаюсь, что он находился в сознании. Скорее всего, действие артефакта подошло к концу, и нужно было поторопиться. В какой-то момент на цесаревича запрыгнула Мурмура и обняла его крыльями, словно согревая. Может быть, и энергией каким-то образом поделилась. Потому что мой фамильяр не мог не почувствовать важность сохранения именно этой жизни. На суп ей точно не хочется идти, а это вполне может произойти, если мы опоздаем.

Машина влетела во двор больницы и резко затормозила возле приёмника. Я выскочил из неё и заорал.

— Носилки, быстро! Шевелитесь, вашу мать!

— Денис Викторович, вы голый, — пискнула Аллочка, выскочившая в этот момент на крыльцо. Да точно, я же стянул рубаху и даже мундир не накинул.

— Да плевать! Не время лелеять комплексы. Великий князь Дмитрий ранен. Нам нужна операционная и анестезиолог. Ну скажите мне, что среди вас есть анестезиолог, — обратился я с надеждой к членам комиссии, высыпавшим на крыльцо.

Глава 8

Я смотрел на проверяющих, многие из которых только глаза закатывали. И где же та наглая напористость, которая в них была, когда они ввалились в больницу вслед за Дмитрием?

— Ну так что, среди вас есть анестезиолог? — в это время к машине подскочили Старостины и отец, и сын. Они очень аккуратно переложили скорчившегося Дмитрия на носилки и побежали к дверям. Перед ними проверяющие расступились, а кто-то из них начал оседать на пол, хватаясь за сердце.

— Чем это его? — раздался довольно слабый голос, и на крыльцо вышел бледный мужик, в котором я узнал начальника губернского департамента.

— Листом металлической лианы, — я поёжился. По полуобнажённому телу прошла дрожь, а порезы на ногах запульсировали.

— Думаете, селезёнка задета, Денис Викторович? Или печень? — продолжал допытывать у меня Муравьёв.

— Я не знаю, Николай Борисович. Надо резать и уже на месте смотреть. Чего гадать-то? — сказал я, подходя к нему. Муравьёв отступил назад, и мы вошли в полутёмный приёмник. К нам подбежала Настя.

— Зачем вы встали, Николай Борисович? — спросила она, сложив руки на груди. — Вам нельзя…

— Анастасия Сергеевна, я здесь единственный анестезиолог, — он отмахнулся от неё. — И нам остаётся только порадоваться, что курсантов военно-медицинской Академии именно как военно-полевых хирургов натаскивали.

— Но… — Настя явно растерялась. — Ваше сердце…

— Если его высочество не выживет, то мне уже будет на всё плевать. У мертвецов сердце обычно не болит, — он помассировал грудь. — Пойдёмте, мыться нужно, что время зря тянуть.

И он первым направился к операционной. Я же повернулся к Насте, смотревшей на меня с ужасом.

— Денис, что произошло? — тихо спросила она.

— Потом, — я думал всего три секунды. — Пошли. Мне в любом случае понадобится ассистент.

— Но я… — она запнулась, а потом махнула рукой. — Ладно. Крючки держать, поди, сумею. Но, Денис, у Муравьёва инфаркт, и я не знаю, выдержит он или нет. Мы его, конечно, обезболили, но…

— Твою мать, — с чувством произнёс я, останавливаясь и прислоняясь к холодной стене лбом. — Что же делать? — спросил я в пустоту. И тут до меня дошло, что нужно сделать, чтобы Муравьёв выдержал и сам благополучно добрался до кардиохирургов.

Я бросился к операционной. В предоперационной Старостины быстро и сноровисто раздевали Дмитрия. Я подбежал к цесаревичу, проверил пульс почти на ходу. Очень быстрый, но вроде бы наполнение более-менее. Быстро расстегнув браслет, стянул его с руки Дмитрия и сразу же нацепил на руку Муравьёва, пуская в него искру силы. В браслете осталось около десятка мелких камней, которые ещё не превратились в пыль. Будем надеяться, что этого хватит.