Семь Нагибов на версту (СИ) - Машуков Тимур - Страница 2

Но несмотря на все сложности, их было много. Они даже влезли в структуры власти разных стран, успешно проводя свою политику, направленную против России внешне и против нас в частности. Почему? Да потому что нас боялись. Боялись нашего знания о них, боялись, что мы можем прийти за ними. Потому что мы приходили — и тогда темных пятен на земле становилось меньше.

Как только я родился, меня сразу искупали в специальном отваре трав, что даровал мне крепость тела и защиту от темных тварей. Потом наш волхв Белослав, что мог видеть духов и глубокие следы магии, определил, что я пойду по стезе воина — витязя. Мне будет доступна личная магия, что позволит быстрей войти в силу.

И с этого момента начались мои тренировки. Совсем еще младенца начали закалять, развивая гибкость. Потом, когда я чуть повзрослел, начались и физические упражнения.

Заняться в поселке было особо нечем, вот я и находил единственное развлечение в тренировках. Вокруг поселка на многие километры было поле отрицания — никакой огнестрел в нем не срабатывал. Как это работало? Не знаю, я не волхв. Потому и акцент у нас был в основном на колюще-режущее оружие. Правда, не все мне давалось. Меч — запросто. Копье — супер. Лук — корявей рук, как говорил наш учитель, он не видел. Стрела из моего лука летела куда угодно, только не в цель. Но ходить без дальнобойной атаки было нельзя, вот мне и придумали кастет с шипами, которые, благодаря встроенным пружинам, могли лететь на десять метров и с легкостью пробивали сантиметровую доску.

Нет, я не был угрюмцем, от которого даже отражение в воде прячется — характер у меня был добрый, веселый. Ну, и упрямым был до такой степени, что даже наш осел Мишка не выдерживал и уходил с моей дороги. Мы могли часами стоять друг напротив друга на узкой дороге, ожидая, кто первым сдастся и уступит. В основном побеждал всегда я.

Когда я достиг десяти лет, нагрузки резко возросли, и только благодаря правильному развитию я не только их выдерживал, но и не сильно уставал. В местной школе я был всегда на первых ролях благодаря тому, что характер имел непоседливый и не позволял никому собой помыкать. Для меня вообще не существовало авторитетов, кроме отца и матери. Ну, и сестры еще. Но эта била не словом, а делом, имея очень крепкий кулак и пользуясь им с завидной регулярностью.

Ну, и еще наш волхв, конечно. Но этот как глянет, так душа в пятки и уходит. Но было весело. А потом меня отправили на стажировку в Испанию, к тамошнему бруше — колдуну по-нашему. Правда, их почему-то считали последователями темных богов, но мы то знали, что это не так.

Бруша Серхио оказался здоровенным мужиком — почти как мой отец, и таким же добродушным. Правда, когда он улыбался, мне казалось, что это скалится лютый зверь. Зато вот улыбка его дочери Даниэлы сразу поразила мое юношеское сердце четырнадцатилетнего пацана.

В Испании мне предстояло постичь местную школу боя с призраками, которые в нашем мире встречались повсеместно и были той еще головной болью. Церковь со всеми своими экзорцизмами не справлялась, да и реальных умельцев у них почти не было. Вот и приходилось нам этим тоже заниматься, а лучше испанцев этого делать никто не умел. Да и призраков на их земле было намного больше, чем у остальных. Уничтожать они их не спешили, предпочитая обучать на них свою и пришлую молодежь.

Местные идальго сразу заметили наш с Даниэлой обоюдный интерес, пошли вспышки ревности, в конце концов переросшие в мордобитие. Нас, русских парней и девчонок, было тут трое, а их десяток. Горячая кровь бурлила у обеих сторон, обиды не прощались, голова не думала. На каждую провокацию мы отвечали жестким ударом, не тратя времени на угрозы и пустую болтовню. Даниэла присоединилась к нам, потом подключились ее братья, и конфликт был улажен.

На мои нелепые ухаживания ее родители смотрели с одобрением, потому как видели мой потенциал сильного воина из хорошего рода, с которым породниться было не зазорно. Мы гуляли, держась за руки, радовались жизни, строили детские, наивные планы. Первая любовь — это же так прекрасно…

Через два года она погибла во время нападения темных на их деревню. Тогда я первый раз прикоснулся к алкоголю. Два дня я пил, блевал и снова пил, стараясь выкинуть из памяти ее улыбающееся лицо, а после фото ее растерзанного тела. Мне никто не мешал. Шестнадцать лет — по нашим правилам я был уже взрослый.

Тогда от мирной деревни никого не осталось. Позже мы узнали, кто за этим стоял. И мы отомстили — страшно, жутко. Я лично насадил на кол голову того, кто их возглавлял, и оставил ее гнить под палящим солнцем.

И тогда я сломался. Нет, я не стал бухать или что-то еще. Просто мой характер сменился на противоположный. Лютой ненавистью я ненавидел темных и всегда был первым, когда надо было устроить за ними рейд. Два года спустя круг волхвов признал меня полностью состоявшимся и опоясал Поясом Достоинства — высшая награда лучшему выпускнику школы.

Да, вот так вот в восемнадцать лет я стал первым опоясанным витязем, получившим право свободной охоты в столь раннем возрасте.

До этих пор девушки у меня так и не появилось, хоть я и был хорош собой. И многие бы, наверное, хотели прыгнуть со мной через свадебный костер, но я этого не желал. Это мне казалось предательством памяти Даниэлы.

А потом пришли Твердичи, древний род волхвов, что добровольно приняли в себя демонов. Их практически истребили более двухсот лет назад, но, видимо, не всех. И вот они вернулись, пылая жаждой мести.

И начали они с небольшого села, что находилось в устье реки Норилка, вблизи озера Пясино. Безобидные люди, что создавали обереги, вели летописи и делились мудростью предков со всеми желающими. Они не были воинами, но это не остановило Твердичей.

Я оказался там совершенно случайно, решив проверить слух о появившемся недавно капище в этом районе. Услышав шум битвы, я поспешил на него, но опоздал. Все были убиты. Преследовать нападавших смысла не было — они как никто умели прятаться и заметать следы, да и было их больше тридцати человек. Я себе не льстил — с ними справиться у меня не получится.

Поэтому я стал искать живых и представьте себе, нашел! Девчонка, моя ровесница, лежала в одном из домов. Рухнувшая балка ударила ее в голову, и она лишь чудом осталась жива. Нападавшие, видимо, посчитали ее мертвой, поэтому не обратили внимания.

Пришлось, разрывая жилы от напряжения, снимать тяжелое бревно, а после уже приводить ее чувство.

Пришла в себя она быстро. Нет, не было ни криков, ни воплей. Она просто вцепилась в меня руками и спрятала на груди мокрое от слез лицо. Когда я попытался поставить ее на ноги, она рухнула. Необычная слабость охватила ее, практически парализовав.

Я поднял девушку на руки и так и пошел с ней к нам домой. Там уже знали о произошедшем и выслали отряд. Попытался пойти с ними, но девчонка никак не хотела меня отпускать, сразу начиная биться в истерике.

Так и вернулся — принц в заляпанных грязью сапогах и с принцессой в порванном платье на руках. С этих пор мы были неразлучны, и ее за глаза называли Хвостиком. Она и не обижалась — ей все было по фиг, если я рядом. Увы, после этого случая она перестала говорить, зато жестами и мимикой могла передать все, что угодно, и даже рассказать анекдот.

Она влюбленно смотрела на меня, была готова исполнить любое мое желание, а я… Я начал постепенно оттаивать. Прошлое стало забываться, будущее было неопределенно. Поэтому стоило жить здесь и сейчас. Мое разбитое сердце дрогнуло и вспомнило, что может любить.

В общем, свадьбу мы с ней решили сыграть в Перунов день, когда вся учеба заканчивалась, и народ отдыхал.

Он должен был наступить через три дня, и она, моя невеста, была отправлена в соседнее село, где жили ее дальние родственники, откуда я ее должен был забрать. Таковы были обычаи — неделю перед свадьбой будущие муж и жена не должны были видеться.

Она плакала и, крепко вцепившись в меня, не хотела уходить, будто чуя беду. Да и я был на взводе. Но убедил и себя, и ее, что это ненадолго, а после мы всегда будем вместе.