Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девуше - Муравьева Татьяна Владимировна - Страница 41

Причалила ладья возле селения Сулаки. Сошли чужие люди на берег. Их начальника вынесли на носилках. Халат на нем с цветными узорами, шапка украшена яшмовым шариком и павлиньим пером, а сам он такой толстый, что из-за брюха лица не видать, несут его восемь носильщиков, под тяжестью сгибаются.

Вышли ульчи приезжим навстречу, поклонились им, как положено гостям, женщины вынесли разное угощение. Говорит толстяк-начальник: «Мы никанского58 царя люди. Он самый великий владыка в мире, и мы приехали, чтобы взять с вас для него дань — по соболю с каждого человека!»

А ульчи до той поры ни о какой дани слыхом не слыхали. Задумались они, переглянулись между собой и решили: «Верно, бедные это люди. Нет у них соболей, мерзнет их царь. Так пусть погреется нашими соболями!»

Нанесли целую гору собольих шкурок. Погрузили никанские люди соболей в свою ладью, но спасибо не сказали, а пошли рыскать по селению. Заходят без спросу в дома, залезают в амбары, берут все, что им приглянется, и тащат в ладью.

Говорит Мамбу начальнику никанцев: «Почтенный человек! Мы дали вам много соболей, зачем же вы грабите наше селение?» Посмотрел главный никанец на Мамбу змеиным взглядом и сказал: «Ваше добро принадлежит нам по праву. Это плата за то, что наш царь разрешает вам на земле жить, зверя в тайге бить, рыбу в реке ловить, воздухом дышать!»

Не нашлись ульчи, что ответить. А никанцы забрали все, что запасли охотники себе на зиму, уселись в ладью поверх награбленного добра, оттолкнулись баграми от берега и ушли вниз по Амуру.

Смотрят ульчи вслед незваным гостям, женщины плачут, мужчины ругаются. Мамбу говорит: «Они забрали то, что добыто нашим трудом, но попользоваться награбленным им не удастся!»

Вышел он на берег и громко засвистел. А все знают, что, если кто-то свистит у воды поднимется ветер. И вот сначала прилетел самый младший из братьев-ветров — всколыхнулась трава, пошла рябь по воде. Вслед за младшим прилетел средний брат — закачались деревья, заходили в реке волны, затрепыхался золотой дракон на мачте никанской ладьи. Тут налетел старший брат — потемнело вокруг, поднялись амурские волны до самого неба, сорвало паруса с никанской ладьи, сломало мачту. Перевернулась ладья, попадали никанские воины в реку. Утянули их на дно тяжелые доспехи. Только главному никанцу его жир не дал утонуть, всплыл он, будто пузырь, кое-как выбрался на берег и сразу отправился к царскому наместнику. Спрашивает наместник: «Какую дань взяли вы с ульчей?» Ответил никанец, выжимая полы своего халата: «Амурскую воду взяли».

А ветер все дует и дует. Говорят старики Мамбу: «Не свисти больше, а то наши жилища, того гляди, ветром унесет». Перестал Мамбу свистеть, но ветры разгулялись, разбуянились — не унять. Взял тогда мэргэн свой тяжелый лук, вложил березовую стрелу, подцепил горящий уголек и выстрелил в середину ветра. Тут же буря улеглась, стало тихо.

Говорит Мамбу: «Сегодня мы проучили никанских грабителей. Но рысь всегда возвращается на то место, где уже пила воду. Никанцы опять сюда придут и, пока все наше добро и нас самих не сожрут, не успокоятся. Надо нам отсюда уходить». Но старики сказали: «Как нам отсюда уйти? Здесь похоронены наши предки».

Меж тем наместник доложил царю о том, что случилось, тот разгневался на непокорных ульчей и послал против них целое вой­ско.

Однажды вернулся Мамбу с охоты и увидел на месте родного селения пепелище и множество убитых. Из всего рода Сулаки остался в живых он один. Должен мэргэн за убитых отомстить, за каждого погибшего родича убить по врагу. Но как с этим справиться в одиночку? Пошел он в селение Зоринча. А там тоже пепелище и ни одного человека — всех увели никанцы в плен. Бросился Мамбу в селение Сенкинча, и там пусто — успели люди покинуть село, а куда ушли, неизвестно, следов не оставили.

Заплакал мэргэн. Что теперь делать? Как отомстить врагам за все три рода? Вышел он на берег Амура, стал звать водяных людей. Поднялись из воды люди-рыбы: кета, горбуша, калуга. Говорит человек-калуга: «Мы бы рады тебе помочь, но без воды жить не можем. Как будем на земле воевать?»

Пошел Мамбу в тайгу, стал звать таежных людей. Вышли из чащи люди-волки, люди-изюбри, люди-медведи. Говорит самый старый человек-медведь: «Мы бы рады тебе помочь. Но на воде долго держаться не можем. Как будем вражеские ладьи догонять?»

Пошел тогда Мамбу в лес. Поклонился лесным людям: человеку-березе, человеку-пихте, человеку-лиственнице. Говорит Мамбу: «Помогите мне, лесные люди! Вы и реку переплывете, и посуху пройдете! Отомстите за три наших рода!» Зашелестели деревья: «Ладно, поможем! Отомстим!»

Взял Мамбу топор, нарубил толстых бревен, расколол их на чурки. Вырезал на чурках глаза, чтобы видели лесные люди дорогу, вырезал носы, чтобы чуяли они запах дыма от сожженных селений, которым пропитались халаты грабителей. Прыгнули люди-деревья в воду, поплыли туда, откуда пришли никанцы. Выбрались на берег и двинулись в город. А там в самом лучшем доме сидят царский наместник и никанец-толстяк, добычу делят, пролитой кровью похваляются. И воины тут же, делят имущество ульчей, из-за каждой шкурки дерутся.

Вдруг распахнулись настежь все двери, повылетали окна, ввалились в дом люди-деревья. Начали они никанцев бить. Ни мечей, ни копий они не боятся, криков не слышат — нет у них ушей, с ног их не собьешь — нет у них ног, пощады не попросишь — нет у них сердца. Перебили древесные люди всех никанцев, от главного толстяка только жирное пятно на полу осталось.

А древесные люди вернулись к Мамбу и сказали: «Мы всех побили! Что дальше делать?» Поблагодарил мэргэн древесных людей, потом взял топор, закрыл им глаза, стесал носы. Стали древесные люди опять простыми бревнами.

Нарубил Мамбу тальника, связал из бревен плот, встал на него и заплакал: «Прощайте, родные места! Как мне жить одному? Не может человек быть один! Других людей искать пойду. Имя свое позабуду, в чужой род попрошусь!»

Оттолкнулся Мамбу шестом от берега и поплыл вниз по Амуру. Как завидит селение, так кричит: «Люди! В свой род меня прими́те! Своим назовите! Новое имя мне дайте!»

Какой род принял к себе Мамбу, какое получил он новое имя — про то неведомо. А про роды Сулаки, Зоринча и Сенкинча с тех пор никто больше не слышал. Только в сказках о них рассказывают.

КУЛЬТ БЛИЗНЕЦОВ

Подобно многим другим народам, ульчи воспринимали рождение двой­ни как явление сверхъестественного порядка. Считалось, что близнецы рождаются от духов и один из них «таежный», а другой — «водяной» человек. Появление близнецов было благо­приятным для всего рода, поскольку все родичи через них вступали в родство с духами-хозяевами воды и тайги, и те посылали им удачу в промысле. Ульчи говорят: «Рыбу ловить, медведя ловить — близнецы счастье дают».

Сруб для хранения пуповины близнецов. Ульчи. До 1927 г. МАЭ 3618-153.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Женщина, родившая близнецов, пользовалась особым почетом, однако причастность к миру духов не проходила для нее даром. По свидетельству этнографов, ульчские женщины — матери близнецов были подвержены истерическим припадкам. Чтобы вернуться в нормальное состояние, такая женщина должна была спеть под аккомпанемент бубна особое священное предание «Дорога близнецов». А. М. Золотарёв, записавший это предание, отметил в примечании, что рассказчица, со слов которой оно было записано, «долго отказывалась диктовать, уверяя, что как только она начнет рассказывать, с ней случится припадок».

Предание представляет собой пересказ сна матери близнецов. Ей привиделось место моления, где стояли два амбара, два дома, три музыкальных бревна и три туза, то есть ритуальных дерева или шеста, на которые вешали священные стружки, а у подножия ставили идолов. От этого места начиналась «дорога близнецов», изобилующая разными препятствиями и опасностями. Героиня предания пошла по этой дороге, ей встретились три озера, три сопки, три реки, а затем торчащие из земли острые копья, медвежьи берлоги, желтая гора, каменная скала и многочисленные духи в разных обличьях. Женщина «мимо костра прошла, мимо хозяина тигров прошла, мимо хозяйки огня прошла» и наконец достигла жилища хозяина тайги59.