Голому рубашка. Истории о кино и для кино - Эйрамджан Анатолий - Страница 76

Должен сказать, что хотя эта девушка выглядела очень аппетитно, пользовалась в композиторской среде большим успехом, ее часто показывали по телевидению — несмотря на все это после секса с ней я пришел в еще большее уныние. Все вроде прошло отлично, а вот успокоения на душе не было. Никто не мог заменить мне Зинаиду Николаевну. Прямо ныло что-то у меня внутри. Я не мог понять в чем дело, ведь либидо свое я удовлетворял. В чем же дело? А потом мне пришла мысль, что ведь есть люди, на которых не действуют антибиотики. Вот так на меня не действует секс с женщинами, на которых я в данный момент не настроен. Он никак на меня не действует, и я уверен, от этих женщин не должен меняться анализ моей крови.

Я решил сублимировать свое либидо — стал сочинять вальс (как-то сама собой определилась тема сочинения — грусть, страсть, надежда.) Вальс получился в стиле старинных русских вальсов, мысленно я посвятил его Зинаиде Николаевне, назвал его «В раздумье» и решил использовать этот вальс в сериале, над которым я работал уже чуть ли не год.

Но и это не помогло. Через день я понял, что если в ближайшие дни не увижу Зинаиду Николаевну — мне конец. И я поехал в турагентство, взял горящую недельную путевку в Хургаду, дома сказал, что еду на выходные в Киев репетировать с местными музыкантами свой квартет, и улетел в Хургаду.

Я очень легко нашел пансионат-отель, где отдыхала Зинаида Николаевна — она как-то сказала, что будет отдыхать в отеле «Кемел» и это легко осело в моей памяти и вот сейчас пригодилось. На рецепшине я выяснил, что она жила в основном корпусе отеля, а я, после небольшой доплаты, поселился в двухэтажном коттедже на втором этаже в более привилегированной зоне. В туристическом ларьке я купил шляпу с огромными полями и занял наблюдательную позицию возле аллеи, ведущей к пляжу.

И я засек Зинаиду Николаевну с мужем и сыном, когда они после обеда пошли на пляж. Сердце мое екнуло; теперь я знаю, что значит это «екнуло» — кажется, будто сердце сорвалось с крючочка у меня в груди и полетело вниз. Вот что я почувствовал, когда увидел Зинаиду Николаевну. Я уже не выпускал ее из виду, надеясь, что мне удастся хоть на мгновение остаться с ней наедине. И такой момент на мое счастье наступил: после пляжа они подошли к теннисному корту, подождали, когда освободится корт и отец с сыном стали играть, а Зинаида Николаевна направилась к своему корпусу. Я прошел за ней до самого ее номера, и, когда она отперла дверь и зашла в номер, ввалился вслед за ней:

— Не пугайтесь, Зинаида Николаевна, это я! — зашептал я и тут же прижал ее к себе.

— Не может быть! — ахнула Зинаида Николаевна. — Как вы здесь оказались?

— Соскучился! — честно признался я. — Просто место себе не находил! Все меня там раздражало без вас.

— Бедненький! — сказала Зинаида Николаевна.

Я тогда не обратил внимания, что она обратилась ко мне на «ты» и прижала меня к себе. А ведь это было впервые! Я не обратил на это внимание, потому что главным моим желанием в тот момент было поскорей овладеть Зинаидой Николаевной. Никакая сила меня не могла остановить. И Зинаида Николаевна, я это тоже потом отметил, казалось, забыла об опасности, не побоялась отдаться мне в своем номере, а ведь могли вдруг вернуться ее муж и сын. А вдруг?

Я сообщил Зинаиде Николаевне название своего коттеджа и номер комнаты, сказал, что завтра улетаю и выскочил из ее номера от греха подальше. И только оказавшись вне корпуса, я ощутил жуткую усталость — от перелета, от всей нервотрепки во время слежения (да и от совокупления, честно говоря, тоже) и радостного опустошения-избавления от сжигавшей меня страсти. Я пошел в коттедж, и лег отдохнуть и только задремал, как раздался стук в дверь. Пришла Зинаида Николаевна.

— Я на секунду! Муж с сыном давно хотели поехать на ночное сафари. Я уговорила их поехать сегодня. Если уедут — в одиннадцать часов я буду у вас, — сообщила она и тут же выскочила из номера.

Это был настоящий подарок! Я не мог представить, что окажусь с Зинаидой Николаевной на всю ночь в номере отеля. Я даже и не мечтал об этом, все, на что я рассчитывал, — это какое-нибудь любое укромное место, где мы могли бы отдаться друг другу за считанные минуты. Хоть в кустах олеандра, которые здесь везде росли, и я приметил пару густых кустов на всякий случай. А тут вдруг — целая ночь! Впервые!

Я тут же пошел на местный базар, накупил фруктов и еще бутылку шампанского — для Зинаиды Николаевны, отнес в номер, а потом мне уже было не до отдыха. Я, видно, был возбужден предстоящей встречей, не мог сидеть в номере и в конце концов пошел опять на базар, купил плавки и искупался в море. Море меня чуть успокоило: я лежал на спине, смотрел на синее небо, ощущал легкую качку и радостное умиротворение. И в глубинах моего подсознания зарождалась волшебная мелодия, прямо-таки потрясающий мотивчик, который звучал уже в великолепной оркестровке и мог запросто потянуть на симфонию, но налетевшая небольшая волна заставила меня перевернуться и, когда я вынырнул, то вдруг стал думать о том, что в Москве сейчас холод, зима, возможно даже вьюга, а тут солнце, пляж, бездонное голубое небо и любимая женщина почти рядом. И вдруг обнаружил, что мелодия бесследно исчезла, но сейчас я не очень огорчился, решил, что она еще когда-нибудь возникнет — со мной так не раз бывало.

Без десяти одиннадцать я уже стоял у окна и смотрел на дорожку, ведущую к моему коттеджу. Я вдруг понял, что никогда в жизни у меня не было такого непреодолимого желания, подчиняющего всего меня одной единственной цели — слиться в экстазе с человеком противоположного пола. Все было вроде в моей жизни — и желания, которые тогда не казались безумными, и встречи, и расставания, и «тряски нервное желе», как говорил Маяковский, но все было, я теперь это точно понимаю, как бы под сурдину. Не на такой высокой ноте, не с таким крещендо, не на том градусе, когда сгорает, казалось, все вокруг. Такого, как сейчас, в моей жизни просто не было.

И вот я увидел Зинаиду Николаевну. Она шла быстрыми шагами и смотрела на второй этаж каким-то нетерпеливо-напряженным взглядом. Свет в моей комнате был потушен, и потому она меня не видела, а я видел этот ее быстрый шаг и возбужденный взгляд. «Любимая женщина спешит ко мне! Несется на крыльях любви! Ей не терпится скорей увидеть меня и отдаться мне!» — вот что-то такое победное пронеслось у меня в голове. Я включил свет, и Зинаида Николаевна увидела меня и улыбнулась.

И вот еще один сюрприз — ее улыбку, обращенную ко мне, — я увидел впервые, представляете? Раньше, теперь это я понял, у нас были почти что уставные взаимоотношения — никаких вольностей и разговорчиков в строю!

И хотя я дал себе слово, что не наброшусь на Зинаиду Николаевну, как голодный зверь; а поскольку у нас впереди ночь, то буду вести себя как джентльмен — мы посидим, поговорим, выпьем шампанского, помилуемся, а потом уж…

Но все полетело к чертям собачьим, как только она вошла в номер и попала в мои объятия. Все произошло именно так, как было не раз в моем кабинете в издательстве. Ничего я с собой не смог поделать. Правда, были нюансы. Главное: у меня не было ощущения, что я дою корову. Вот как-то все существенно изменилось, и я тогда сразу в этом не разобрался. А потом, когда мы в самом деле посидели, выпили, поговорили, я не удержался и рассказал ей, что сочинил вальс и посвятил ей, даже пропел несколько тактов; сказал, что без нее на работу ходить мне просто невозможно — без нее это совсем уже другое место, какое-то казенное учреждение, своей унылостью напоминающее мне школу во время летних каникул. Так вот потом, когда мы впервые оказались с ней в постели, я понял, что это уже другая женщина, моя Зинаида Николаевна.

И вот еще один сюрприз — мы с Зинаидой Николаевной впервые поцеловались! Это произошло само собой: наши губы как-то автоматически нашли друг друга и слились так естественно и страстно, как будто давно об этом мечтали. Ведь раньше наши тела общались как-бы своей нижней частью, верхняя часть оставалась над схваткой и не опускалась до этих разных мелких глупостей. Но, как говорят врачи, процесс шел, и, по всей вероятности, большую часть времени латентно, и вот настало время, когда он вырвался наружу. И это было как извержение вулкана! Мы оба были в ту ночь, как два воздушных акробата, которые без слов понимают друг друга, а в нужные моменты достаточно одного сигнала «Ап!», чтобы мы тут же создали что-то похожее на скульптуру Родена «Вечная весна» или какой-то фрагмент «Лаокоона, увитого змеями». А когда я покрывал поцелуями ее трепетное тело, она гладила меня по голове и приговаривала: — Соскучился, миленький… Надо же!