Голому рубашка. Истории о кино и для кино - Эйрамджан Анатолий - Страница 24

— Ну и твоя Наташка не хуже.

— А Наташка мне изменила, — сказал Эльдар. — Со своим же сокурсником, с актерского. Только с последнего курса. Я случайно узнал. Я ведь к ней очень серьезно относился…

— Ну, ты ведь там почти жил, в их общаге, насколько я знаю. Ленка говорила.

— Не мог без нее. Поэтому. Мне ведь было где жить — у брата шикарная квартира на проспекте Вернадского. А их комендант ночью облавы устраивал, пару раз я висел под окнами на водосточной трубе. Это на четвертом этаже. Сейчас как вспомню — ноги ватными становятся, представляешь? Я ведь с детства высоты боюсь.

— Ну и как теперь? В смысле Наташки, успокоился?

— Как сказать? — пожал плечами Эльдар. — Осадок все равно остался, противный. Я ведь поэтому и в Баку вернулся, чтоб от нее подальше быть. Меня брат хотел в своей клинике оставить после института.

— Клин вышибают клином, — сказал я. — Надо тебе найти новую Наташку.

— Нет, лучше не надо, — сказал Эльдар. — Так спокойнее.

В тот вечер у его друзей мы неплохо посидели, и Эльдар почти весь вечер пел. Я до него не любил комсомольские или блатные песни под гитару у костра или в поездах; мне, любителю джаза, это казалось абсолютно неинтересным, а в песни Эльдара я просто влюбился. Еще тогда, в общаге. Наверное из-за манеры исполнения — вроде бы абсолютно индифферентной, слова он выбрасывал как бы нехотя, без нажима и голос у него был высокий и чуть-чуть хрипловатый. Пел он песни Визбора, Галича, Клячкина и, конечно, Окуджавы и Высоцкого. Я до Эльдара слушал песни Высоцкого так, вполуха, воспринимал только мелодию и хриплый голос. А после того, как услышал в его исполнении «У вина достоинства, говорят, целебные» — уже стал слушать внимательно записи Высоцкого. Эльдар еще пел «Пасхальную», очень смешную, до сих пор не знаю автора:

Все красят яйца, кто в синий, кто в зеленый!

Свои я крашу только в красный цвет. И вот несу их в церковь как знамена, Как символ наших доблестных побед!

За такую песню в те времена можно было и схлопотать, а Эльдар пел ее, я уверен, не думая о возможных последствиях. Так же беззаботно он пел один из шлягеров Магомаева, подменив слова:

Я схватил ее за сиськи,

Я тащу ее в кусты,

Ведь нельзя же на дороге

Королеву красоты!

Сейчас я слушал его, можно сказать, в филармоническом исполнении, сидя в мягком кресле, попивая коньяк. Кадров свободных там не было — сидели друзья Эльдара со своими женами или девушками. И потому весь мой интерес сосредоточился на песнях Эльдара. И я имел возможность снова убедиться, что Эльдар — явно большой талант, самородок.

Везде, где бывал теперь Эльдар, старался быть и я. Кроме того, я водил Эльдара и по своим знакомым, и везде он имел успех. А на моем дне рождения, который я отмечал у себя дома, случился один инцидент, который немного подпортил мое отношения к Эльдару. Когда гости уже расходились, один из моих друзей, Ярик, отозвал меня в сторону и сказал:

— Извини, Сережа, я не могу тебе этого не сказать. Эльдар взял у тебя томик Ильфа и Петрова и спрятал за пояс. На спине.

Я поблагодарил Ярика, подошел к Эльдару и обнял его:

— Спасибо, дорогой, что пришел сегодня! Что это у тебя? — похлопал я его по спине и вытащил у него из-за пояса книгу.

— Прости, старик, это мой любимый третий том. Не удержался.

— А мой что, не любимый? — обиженно сказал я. — Так у меня дома никто не поступает, учти.

— Прости, — виновато сказал Эльдар. — Бес попутал.

Мне его стало жалко, вроде как опозорил при гостях.

— Когда твой день рождения? Я к этому времени достану и подарю тебе все пять томов. Идет?

На его день рождения я пришел с пятитомником Ильфа и Петрова, и то, что произошло у Эльдара в конце вечера, полностью реабилитировало его в моих глазах.

Друзья у него были бомондные, все дети известных родителей. Да и у самого Эльдара отец был академиком, а мать — доктором медицинских наук. Я в такой компании был впервые, с интересом прислушивался к их разговорам, шуточкам, а в середине вечера даже от души посмеялся, когда в дверях появился вратарь «Нефтяника» Вячеслав Шехов и кто-то из гостей, спародировав футбольного комментатора, выкрикнул по-азербайджански: «Узагдан вуруб, амма Шехов ериндади!» («Удар издали, но Шехов на месте».) Все радостно приветствовали Шехова, он был из их компании. А в конце вечера гости стали расходиться, и, оказывается, каждый прихватывал какой-нибудь из подарков, что лежали в прихожей на столике. Я уходил одним из последних и был свидетелем, когда Эльдар обнаружил исчезновение подарков.

— Смотри, одна зажигалка осталась, видно, не заметили! — взял он со столика американскую зажигалку. (Пятитомник Ильфа и Петрова он сразу же положил в книжный шкаф, и это спасло мой подарок.) — Хотя, наверное, она осталась потому, что один человек ничего не взял. И я знаю кто! Это — Вика Финкельштейн! Он — порядочный парень. Точно! — радостно закончил он. — И ты ничего не взял! — Эльдар совсем не был огорчен. — Вот пусть Вика доедет домой, я позвоню ему, ты убедишься, что я точно все вычислил!

Ну разве мог я после этого обижаться на него за тот случай на моем дне рождения?

Так вот, однажды я говорю Эльдару:

— Я еду на три дня в Гурьев к товарищу, Аркадию, он там работает в нефтеразведке. Большой начальник. Говорит, красотища кругом, Урал течет под домом, рыбы полно…

— А мне можно с тобой? — вдруг говорит Эльдар.

— Ты шутишь? — не поверил я.

— Нет, без шуток, — серьезно говорит Эльдар.

— А твоя работа? Даже с субботой-воскресеньем два рабочих дня потеряем.

— Да пропади она пропадом! Хоть на десять дней. Думаешь, приятно каждый день ворованные бабки брать? С удовольствием уеду…

Тут я понял, что он не шутит. И мы поехали.

Мать Аркадия передала со мной сыну шерстяное одеяло, потому что переживала, что там он спит под байковым. Одеяло легкое, но объемное, потому что баранью шерсть у нас взбивают кизиловой палкой, чтоб она стала воздушной. Потому и объем. А Эльдар взял с собой деревянный бочонок с коньяком.

— Один клиент преподнес в знак благодарности. Пригодится там, как считаешь?

В Гурьеве в аэропорту нас встретил не Аркадий, а его заместитель Дима.

— Аркадий сейчас на фонтане, у нас в связи я этим фонтаном та еще запарка. Просил извинить. Отвезу вас к нему домой, отдохнете, а к вечеру и Аркадий приедет.

Дима уложил наши сумки, бочонок и одеяло в багажник «Волги».

— Ну, вы, я вижу, с самым необходимым, — отметил он. — И гитара в самый раз, — осторожно уложил он на одеяло гитару Эльдара.

Дом Аркадия в самом деле был почти что над самым Уралом. Крепкий такой деревенский дом, с антенной телевизионной, с колонкой-душевой в ванной. Комнат пять-шесть, уже не помню.

— Ну, дорогие гости, располагайтесь как у себя дома, — помог занести в дом наши вещи Дима. — Да, если есть желание, у нас для гостей секс-сюрприз, — открыл он дверь в одну из комнат. — Божий Одуванчик, наша гордость, — сказал он, больше обращаясь к девушке, которая лежала на тахте и читала книгу. — Это — гости Аркадия, — представил он нас. — Прошу любить и жаловать.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровались мы с Эльдаром.

Девушка улыбнулась, ответила на наше приветствие, и мы вышли из комнаты.

— А почему она «секс-сюрприз»? — спросил Эльдар.

— Потому что безотказный человек. Живет у нас уже больше месяца — все довольны. Так что если будет желание — Божий Одуванчик к вашим услугам.

— А имя у нее есть? — спросил я.

— Есть, но я не помню, — сказал Дима. — Все зовем ее Божий Одуванчик, она привыкла. Ну, желаю хорошего отдыха. До вечера.

И Дима уехал.

— Начало неплохое, — сказал я Эльдару. — Что скажешь?

— Ты про Божий Одуванчик? — спросил Эльдар.

— Конечно, — сказал я. — Меня так еще нигде не встречали. И к тому же она в порядке, ты заметил?

— Да, симпатичная, — согласился Эльдар.

— Предоставляю тебе право первой ночи, — сказал я.