Слово погибели № 5 - Дяченко Марина и Сергей - Страница 10

«У Алисии не осталось здесь родственников, – сказала директриса школы, – но мы напишем официальное письмо. Мы хотим похоронить ее в нашем поселке, чтобы ученики могли носить цветы на могилу».

– О чем ты думаешь? – тихо спросила Елена. – Такое впечатление, что ты ничего вокруг не видишь.

– Я? Извини.

– Это правда, что все доказательства против пожилой женщины базируются только на экспертизах этого… Алистана Каменный Берег? Мага-убийцы?

– Погоди. О чем ты?

– Так называемое дело Болотной Карги.

– Откуда ты…

– Из газет, Игрис, из Интернета, еще вчера была большая аналитическая программа. У нас в салоне только об этом все и говорят… Как так может быть, что убийца не задержан? Что он до сих пор на свободе?

– Жена, – сказал Игрис, – я так долго тебя не видел. Неужели у нас нет других тем?

Они молча прошли мимо памятника Двенадцати. Впереди, в конце аллеи, их ждал маршал Равелин на постаменте – фигура из белого мрамора, не такая большая, как на площади. Тот маршал, юный и монументальный, высился, подняв для приветствия руки. Этот – в парке – выглядел больше похожим на человека: немолодой, длинноволосый, он стоял, чуть подавшись вперед, вскинув подбородок, будто пытаясь что-то разглядеть в дальнем конце аллеи. За его спиной трепетали флаги – не то шлейф, не то крылья.

«Алисия Желудь действительно везла с собой документы, – скажет он шефу. – Скорее всего, в единственном экземпляре. Скорее всего, не оцифрованные. Несколько тонких папок или одну толстую: столько вместилось бы в ее сумку, а кроме сумки, у нее ничего не было… Она не знала, что везет свою смерть».

Стайкой подбежали дети, за ними, чуть прихрамывая в новых туфлях, подошла учительница, совсем непохожая на Алисию Желудь. Она была молодая, ростом почти с Игриса, энергичная и строгая, и только боль в ногах, измученных красивой неудобной обувью, омрачала ей этот день.

– Да, я записал большую часть эфирных протоколов по делу Карги, но не все. Теперь адвокаты госпожи Элеоноры Стри требуют повторных экспертиз, требуют магической комиссии и права ввести в нее своих представителей. Между тем время прошло, многие следы утрачены навсегда…

– Есть вероятность, что ее оправдают?

Алистан пожал плечами:

– Теперь не знаю. Еще несколько дней назад я готов был обещать, что вина доказана и дело за судом. Специфика преступлений, совершенных с применением магии: основные доказательства нельзя пощупать руками, мотивы невозможно вычислить логически.

– Но эта женщина действительно совершила то, в чем ее обвиняют?

– Да, я это точно знаю, – мягко сказал Алистан. – Но есть закон, есть суд присяжных, вот пусть они и решают.

– К сожалению, – помолчав, сказал Игрис, – мне придется изменить для вас меру пресечения.

– Я к этому давно готов. Мне даже странно, что вы ухитрились так долго сопротивляться их бешеному напору… В госпитале, где лежит Элеонора Стри, утроили охрану – говорят, я собираюсь убить ее, как убил Алисию Желудь.

– Меня завалили жалобами.

– Конечно. Даже Певец теперь понимает, что в нынешних обстоятельствах меня лучше упрятать за решетку. – Алистан улыбался, как будто речь шла о ком-то другом. – Можете вызвать конвой прямо сейчас – я уже попрощался с женой и сыном и ношу с собой в сумке зубную щетку.

Зубная щетка. Мысли Игриса скакнули к разговору в поезде: «…почему она бросает все и едет в столицу, прихватив с собой одну только зубную щетку?»

– Когда занимаешься магией, – сказал Алистан, наблюдая за ним, – поневоле приучаешься к тому, что любопытство опасно. Вами движет любопытство, Игрис, это… неправильный двигатель.

– Мною движет профессиональный долг.

– Бросьте. Вам просто интересно знать, что мне рассказала эта несчастная женщина. Я говорю вам: не ищите. Информация убивает. Разве у вас нет родных, близких? Разве не достаточно жертв вокруг этого дела?

Под его взглядом Игрис смутился.

Отдел информации подкинул ему очередную справку-выписку. Отец Алисии, Герман Желудь, много лет проработал мастером, а потом начальником цеха на заводе химических удобрений в фабричном городке с хорошим названием Коптильня. Там же его дочь закончила школу, а потом педагогический техникум. Желудь не помышлял о пенсии, но, когда здоровье старика резко ухудшилось, врачи категорически порекомендовали ему оставить работу и перебраться из Коптильни куда-нибудь «на природу».

Отец и дочь перебрались в Верхний Крот. Старику на тот момент было уже под семьдесят. Ветеран Священной войны и ветеран труда, он имел льготы для проживания в столице, но категорически отказался туда переезжать. Игрис мог представить, каково было разочарование дочери: в двадцать-то лет юным незамужним учительницам мечтается о больших городах…

Впрочем, может быть, Алисия была воспитана в строгости и желала только скромного труда в тихом поселке, в гудящей, как улей, школе? Иначе почему после смерти отца она осталась в глуши? Так понравился Верхний Крот после дымной, шумной и грязной Коптильни?

Не красавица. Но очень обаятельная. Добрая, как о ней рассказывают. Не стали бы дети любить стерву – а ученики искренне любили Алисию, Игрис видел их лица, когда школьники один за другим узнавали о смерти учительницы… Что, леший раздери, такая женщина могла подкинуть Алистану Каменный Берег?!

Игрис поднялся и начал ходить. Необходимость сидеть на стуле угнетала его. В школе единственной его проблемой была непоседливость, он не мог оставаться на месте сорок пять минут, даже будучи подростком. Нарастало ощущение, будто он что-то упустил в Верхнем Кроте, не спросил – не заметил, но не ехать же туда снова? Особенно учитывая, что дело вот-вот окончательно передадут «Коршуну»…

Он поднялся из архива в семь вечера.

– Ваши бумаги привезли, – сказала девушка-служащая.

– Какие?

– Не знаю. Целый контейнер. Поставили в грузовом, он там все загромождает… Подпишите сейчас доставку, а?

В грузовом отделении в самом деле стоял железный ящик со штемпелями Верхнего Крота. Игрис сломал печать: изнутри контейнер был заполнен желтыми папками, книгами, увязанными бечевкой стопками бумаги. «Методика преподавания истории, шестой класс общеобразовательной школы…»

– Вы это все будете читать? – с ужасом спросила девушка.

Игрис захотел пошутить, как-то развеселить ее – девушка была милая. В этот момент зазвонил телефон.

– Почему тебя нет на связи, я сотый раз звоню!

Голос Елены звучал непривычно взвинченно.

– Я был в архиве, а там… Что случилось?

– Ничего. Агата сообщила мне, что ждет ребенка от тебя.

– Что?!

Девушка уставилась на Игриса с огромным интересом.

– Послушай, – он заставил себя приглушить голос, – это дешевая мыльная опера. Скажи ей, что если к моему возвращению домой они с семейством еще не уедут – я вышвырну их на улицу!

– Вместе с близнецами? На ночь глядя?

– Хорошо, – он снова покосился на девушку, которая, разинув рот, слушала разговор. – Скажи им, что завтра с утра они отправляются домой.

– Почему ты сам с ними не поговорил?! Я просила тебя… Давным-давно!

– Хорошо. Я скажу им сам… Послушай, жена. Имеет место обыкновенный шантаж, неумелый, жалобный и от этого особенно возмутительный. Успокойся.

– Приезжай домой! Пожалуйста!

– Я постараюсь побыстрее. Честное слово.

На улице накрапывал дождик. Во дворе огромного здания, где, кроме прокуратуры, размещались множество разных учреждений, в крохотном открытом кафе прятали под навес мягкие стулья. На невидимой со двора реке прогудел пароход. Игрис взял шоколадный батончик и, разом откусив половину, вспомнил, что не обедал.

Пароход прогудел еще раз. Ему ответил низкий бас – наверное, баржа.

– Господин Трихвоста?

Он обернулся, с портфелем в одной руке и батончиком в другой.

Перед ним стояла женщина, незнакомая, темноволосая, очень красивая. Игрис даже растерялся, такой отстраненной, нездешней красотой веяло от ее бледного, неподвижного лица.