Хладнокровный ублюдок, яростно рвущий аристократов (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 46

Босой пяткой я стоял у него на шее, и почувствовал, как мне в кожу неприятно впивается цепочка. Я нагнулся и сорвал у него с шеи амулет. Подвеску Последнего Шанса, такую же, как у меня. А потом надавил сильнее, ломая графу Воронцову кадык.

Алексей Петрович немного подёргался у меня под ногой, и обмяк. Всё было кончено.

Дуб вдруг начал стремительно желтеть и чахнуть, листья медленно облетали, устилая поле битвы сплошным жёлтым ковром. Я устало рухнул на землю рядом с трупом своего врага, глядя, как кружат в воздухе дубовые листья.

Схватка далась мне нелегко, я был вымотан полностью, энергия больше не восполнялась. Луна висела над нами, ехидно улыбаясь с небосклона, и я посмотрел на неё.

— Ну, смейся, — пробормотал я в никуда.

Второй такой схватки я не переживу. Хоть с жезлом, хоть с подвеской, хоть без них, мне требовался отдых. И я пользовался краткой передышкой, выдёргивая из собственных ног застрявшие там шипы. Если бы не перстень барона Остермана, я бы помер ещё в кабинете.

Я неловко поднялся на ноги, заковылял прочь. Воронцов был мертвее мёртвого, больше он не доставит мне неприятностей, так что я уходил отсюда с чувством глубокого удовлетворения. Стены лабиринта теперь будто сами расступались передо мной, я медленно брёл к выходу, к воротам поместья.

Сад очень скоро остался позади, я вышел к крыльцу, у которого толпился народ, прислуга, охрана. Но никто даже и не думал меня атаковать, хотя в моём нынешнем состоянии меня заборол бы и младенец. Безопасники клана Воронцовых молча переглядывались, горничные тихонько шептались, все были обеспокоены. Я же спокойно прошёл через распахнутые ворота, и направился к своей машине.

Только когда я вышел за ворота, охранники рванули к своему хозяину. Что ж, вас ждут не самые приятные новости. Вы остались без работы.

Я вернулся к «Патриоту», забрался в машину, закрылся внутри. На большее меня не хватило. Прямо на водительском сиденье я отрубился, надеясь, что все мои проблемы отныне остались в прошлом.

Глава 24

Утро встретило меня ломотой во всём теле, словно я накануне разгрузил вагон цемента. Я не то что руки поднять, я даже пошевелиться в кресле мог только с великим трудом. Берите тёпленьким, но я, кажется, пока что никому не был нужен. Ещё немного повалявшись, но уже с раскрытыми глазами, я нашёл в себе силы завести машину и медленно поехал прочь из посёлка. Дико хотелось есть и пить, ещё больше хотелось упасть и ничего не делать хотя бы часов десять.

Несколько раз я чуть не попал в аварию по собственной невнимательности, концентрации не хватало даже на то, чтобы вести машину. Даже с бодуна я чувствовал себя на дороге гораздо увереннее. Кажется, я вчера немного перетрудился.

А ещё я понимал, что ничего, кроме чувства удовлетворения, из поместья Воронцовых не забрал. Если не считать подвески. И мне даже нечем расплатиться со Славой за помощь.

Но кое-что я всё-таки сделал. Я выполнил обещание убить графа Воронцова. И поэтому повернул прочь из города, направляясь прямиком к владениям барона Остермана. Выехал на трассу, тихонько поехал правым рядом, стараясь держать руль прямо. Вскоре знакомая грунтовая дорожка начала петлять под колёсами «Патриота». Утро сегодня выдалось ярким, солнечным, и ничего не предвещало беды.

Очень скоро я подъехал к тому месту, где оставлял джип в прошлый раз. Я решил не нарушать традиции, и остановился там же. Взял жезл, призму, снял с пальца перстень. Подарки нужно было вернуть, как мы и договаривались с бароном.

Вид у меня, конечно, был изрядно потасканный, я по-прежнему щеголял в обгорелых лохмотьях, грязный, чумазый. Зато сразу видно, что я не сидел, сложа руки.

Поместье барона Остермана, на первый взгляд, казалось покинутым.

Однако стоило мне немного углубиться во двор, как дверь одного из сараев распахнулась, и оттуда выбрался молчаливый дюжий слуга. Он смерил меня недовольным взглядом, будто это я был виноват во всех грехах человечества, но потом махнул рукой, призывая идти за ним.

Я недоуменно хмыкнул, но приглашение принял, если это вообще можно было назвать приглашением. Вошёл в дом вслед за ним, внутри меня встретил угрюмый полумрак. Окна занавешены, шторы задёрнуты, зеркала закрыты.

— Георгий Константинович ждёт, — пробасил слуга, указывая мне путь. — В светлице.

— Хорошо, — тихо сказал я.

Прошёл в светлицу. Барон Остерман лежал на кровати, практически утонув в перине. Выглядел он максимально плохо, бледный, с огромными тёмными кругами под глазами, с заострившимися чертами лица, худой. Словно что-то пожирало его изнутри, хотя с момента нашей последней встречи прошло совсем чуть-чуть времени.

— Иван… — слабо улыбнулся он вместо приветствия. — Я знал, что ты вернёшься.

— Граф Воронцов мёртв, — сказал я.

Остерман прикрыл глаза и улыбнулся.

— Славно… — сказал он.

— Что с вами, барон? — спросил я.

Не мог не спросить. Остерман сделал мне слишком много добра, чтобы я просто посмотрел на него, умирающего, и ушёл прочь.

— Я умираю, Иван, — спокойно произнёс барон. — Я почувствовал, как отошёл мой враг. Род Воронцовых пресечён, моя клятва исполнена. Мои деды и прадеды отмщены.

— Георгий Константинович… — пробормотал я.

— Всё в порядке, Иван. Так и должно быть, — сказал он.

— Я приехал вернуть всё. Как и обещал, — сказал я.

Родовые артефакты семейства Остерманов надлежало вернуть законному хозяину, и я начал выкладывать их из сумки прямо на постель умирающего. Жезл, призму, перстень.

Барон усмехнулся.

— Пригодились? — спросил он.

— Да… Пожалуй, — ответил я. — Хотя жезл применить так и не довелось.

— И слава Богу, — сказал Остерман. — Владей, на что они мне теперь? В могилу их не заберёшь. Наследников у меня нет.

— Я не могу, — сказал я. — Это ваши. Фамильные.

— Хоть вместе с фамилией забирай, — хрипло расхохотался барон. — Заслужил.

Заманчиво, конечно, вновь обрести дворянский титул, пусть не княжеский, а всего лишь баронский. Но я хотел придти в поместье Заславских как изгой Иван Ипатьев, а не как молодой барон Остерман. Посмотреть в лицо своему отцу.

— Нет. Простите, — сказал я.

Барон рассмеялся снова, и смех перешёл в заливистый хриплый кашель.

— Гордый! — выдавил он. — Ничего… Понимаю. Но артефакты всё-таки забери. Мне уже ни к чему, а тебе ещё пригодятся.

— Спасибо, Георгий Константинович, — сказал я.

Такими предложениями не разбрасываются попусту. Значит, надо брать. Я неторопливо убрал всё обратно в сумку.

— Ну, ступай, Иван, — слабо улыбнулся барон. — Больше я тебе ничем помочь не могу.

— Может, я вам как-то помочь сумею? — спросил я.

Он покачал головой.

— Мне уже ничего не поможет, Иван, — сказал он. — Главное, что ухожу я с осознанием того, что мои родичи отмщены.

Я взял его измождённую, иссушенную руку и крепко пожал. Барон улыбнулся мне, а затем устало прикрыл глаза. Разговор со мной его утомил, и я не стал более задерживаться.

Слуга, завидев меня, выходящего из светелки, вскочил в тот же миг, и я поспешил его успокоить.

— Он ещё жив, — сказал я. — Но быстро угасает. Идите лучше к нему.

Поместье Остерманов я покинул в довольно мрачном и удручённом состоянии, совсем не такого разговора я ожидал. Но хотя бы артефакты остались при мне. Это уже дорогого стоит.

Я запустил двигатель «Патриота», поехал прочь из леса, на этот раз не встретив ни волков, ни лесника, ни кого-то ещё. Добрался до трассы, повернул на Тюмень и помчался к городу.

На подъезде к окраинам, когда сеть снова начала ловить, у меня зазвонил телефон.

Звонил Вадик Чернышев.

— Слушаю, — сказал я.

Поначалу в трубке звучало только злобное сопение, но через какое-то время Вадик нашёл в себе силы заговорить.

— Если хочешь увидеть свою девку живой, приезжай в мой пентхаус. Даю тебе час времени, — выплюнул Чернышев и бросил трубку.