Темная сторона души - Михалкова Елена Ивановна - Страница 63

Катерина Балукова, рыдая, собирала вещи. Господи, как же так?! Ее выставили из дому и кто?! Галина, ее свекровь, которая двадцать лет слова не сказала поперек мужа, а только и знала радости, что с внуками нянчиться. Как же так получилось? И почему Алексей Георгиевич не заступился? Он же мог, должен был поставить жену на место!

Но Алексей Георгиевич этого не сделал. Полчаса назад Галина позвала невестку в дом и без всякого предисловия сказала, глядя прямо на нее глупыми куриными глазами:

– Собирай свои вещи, Катерина, и больше в моем доме не появляйся.

Так и сказала – «в моем доме». И муж ее не поправил, не осадил.

– Да вы что, Галина Антиповна? – Пораженная Катерина даже вспомнила отчество свекрови, хотя всю жизнь звала ее тетей Галей. – Что с вами?

– Со мной-то все в порядке, – усмехнулась та. – А тебе здесь больше нечего делать. Долго я тебя терпела, да закончилось мое терпение. Купит Васька другой дом, там и будете жить.

– А как же... как же Василиса? – жалко спросила Катерина, уже понимая, что все кончилось – и счастье ее кончилось, и жизнь ее кончилась: не из-за тех слов, которые произнесла свекровь, а из-за того, что свекор стоял рядом с женой и не говорил ни слова, не перебивал ее. Хотелось крикнуть: «А как же я?!», но она сказала про Василису.

– Ваську можешь привозить на лето, – разрешила Галина. – А сама уезжай. У тебя в городе дела много будет: сыну помогать, адвокатов хороших искать.

«Адвокатов! Откуда она слова-то такие знает?»

– Алексей Георгиевич... – робко заикнулась Катерина со слабой надеждой, что свекор все-таки вмешается и все поставит на свои места.

– Занимайся... сыном... – проговорил тот, не глядя на нее. – Раз такое несчастье, мать должна помочь.

Катерина побелела, повернулась и вышла. На пороге остановилась и спросила:

– Василию что сказать?

– То и скажи, – удивленно отозвалась Галина, – что нужно в город ехать. А уж потом придумаешь что-нибудь. Двадцать лет придумывала и сейчас придумаешь.

Эти «двадцать лет» добили Катерину. Она вышла и прислонилась к прохладной стене. Одна мысль колотилась у нее в голове: «Надо было раньше их убивать. Теперь уже поздно. Господи, почему же я раньше ее не убила?!»

И она расплакалась – горько, обиженно, как ребенок, сожалея о том, что нужно было убить двух человек раньше. Как бы тогда всем было хорошо! Господи, как же тогда всем было бы хорошо....

– Как всем вместе хорошо! – облегченно и радостно сказала Вероника Маше, проходящей мимо нее со свежевыпеченной шарлоткой на блюде.

Шарлотка дымилась и благоухала. Дольки яблок, присыпанные корицей, торчали из теста, как маленькие лодочки, опрокинутые набок. И сама Вероника хотя и не благоухала, но светилась так, как созревающее золотисто-зеленое яблоко светится утром на ветке.

Маша только улыбнулась в ответ. Митя сидел на веранде барином, обняв обоих детей, и вид у него был гордый и немного самодовольный.

– Арестант вернулся, – шепнул Маше на ухо Бабкин, перехватывая у нее шарлотку и отщипывая сверху кусочек. – Семья ликует.

– Не нарушай гармонию! – тоже вполголоса приказала она, отбирая блюдо. – Семья имеет полное право.

– А я что говорю? – удивился Бабкин. – Я именно так и говорю. Кстати, Костя уже дважды рассказал Дмитрию о своем подвиге и, кажется, собирается рассказывать в третий.

Маша зашла на веранду и поставила шарлотку на стол. Следом за ней Вероника принесла праздничные чашки, которые стояли на верхней полке в буфете «для красоты».

– Где же Макар? – спросила она, оглядываясь. – Сергей за стульями пошел, а куда пропал Макар?

– А куда пропал Макар, а куда пропал Макар! – передразнил ее Димка, распевая во все горло.

Мальчик весь вечер дурачился, плясал, обнимал отца и только перед ужином неожиданно без всякого повода расплакался и убежал за дом, в заросли мяты. За ним пошла Ирина и очень скоро привела брата обратно – немного смущенного, но уже успокоившегося.

– Макар обещал принести варенье, которым тетушка угощает, – сообщил Бабкин, внося на веранду тяжелый стул. – Что-то она там варит из крыжовника жутко вкусное и трудоемкое. С орешками.

– С орешками – значит, царское варенье, – сказал Митя и улыбнулся, как будто в словосочетании «царское варенье» было что-то очень радостное и веселое.

И маленький Димка улыбнулся тоже, словно отражая улыбку отца.

Маша собиралась резать шарлотку, но замерла с ножом в руке, глядя на них и на прижимающуюся к отцу Ирину. «Что бы они делали, если бы не Царева? – подумала она. – Как бы они дальше жили?»

Митя встал, и дети дружно встали вместе с ним.

– Маша, мы принесем мяты для чая, – сказал Митя. – Смотрите, без нас не начинайте.

Когда он вышел, Бабкин забрал у Маши нож, несколькими точными движениями разрезал пирог и негромко спросил:

– Ты заметила, какие они счастливые? Елки-палки, как бы они с Ледяниной дальше жили, вот в чем вопрос?

Маша посмотрела на него, удивленная совпадением их мыслей. Одна идея начала вызревать у нее, и эта идея при ближайшем рассмотрении нравилась ей все больше и больше. Она так честно и призналась:

– Сережа, у меня появилась идея. Давай ее с тобой обсудим потом, когда чаепитие закончится.

– Идет, – кивнул Бабкин. – Обсудим.

Поздно вечером, оставив Костю в кровати с Лукьяненко в обнимку, Маша спустилась вниз. Димка спал, Макар ушел домой, Вероника с Митей и Ириной сидели на веранде, а вокруг настольной лампы кружилась пушистая коричневая бабочка.

– Сергей сказал, что сейчас придет. – Вероника подняла на Машу глаза, снова ставшие светло-голубыми.

– Тогда я его на улице подожду, – решила Маша и спустилась во двор, плотно прикрыв за собой дверь, чтобы в дом не залетали комары.

Бабкин появился спустя три минуты и сел на скамейку рядом с ней.

– Выкладывай свою идею, – сказал он. – Кстати, она у тебя длинная? Если длинная, можем по деревне прогуляться.

– Она у меня короткая, – ответила Маша, примериваясь, с чего бы начать – с самой идеи или с аргументации. – Аргументов в ее пользу много, а сама идея – маленькая. Но может принести неплохие дивиденды.

– Да? – оживился Сергей. – Ну-ка, поподробней.

– Я тебе предлагаю на мне жениться, – легко сказала Маша, качая ногой. – Или даже вот как: я тебе предлагаю руку и сердце. На колени становиться не буду, потому как это пережиток, – предупредила она. – А главное – тут насекомые ползают. И крапива попадается. Ну что, как тебе моя идея?

Бабкин ошарашенно помолчал, осмысливая услышанное.

– А... а какие аргументы за? – осторожно поинтересовался он.

– Во-первых, я тетенька финансово независимая, – начала перечислять Маша. – Во-вторых, у меня уравновешенный характер. В-третьих, мы с тобой подходим друг другу. В-четвертых, ты хорошо ладишь с Костей. В-пятых, ты готовишь умопомрачительные блины... За такие блины тебе все прегрешения можно простить авансом.

– Я и суп могу варить, – заметил Бабкин. – Грибной.

– Ты уже цену набиваешь, – строго сказала Маша. – Но, в общем, я могу считать это дополнительным аргументом в пользу нашего брака.

Сергей усмехнулся в темноте.

– Сколько тебе нужно времени «на подумать»? – деловито осведомилась она. – Суток хватит? Или ты сразу соглашаешься?

– Ага, ишь какая, сразу... – хмыкнул Бабкин. – Даже не думай. Правда, пока что я только аргументы за услышал. А где против?

– Против сам придумаешь. – Маша встала, потому что на крыльцо вышла Вероника и начала вглядываться в темноту.

– Маша, – негромко позвала она, – тебя Костя искал. Ты еще здесь?

– Здесь, здесь, – отозвалась Маша, выходя из темноты. – Что ему, обормоту, не спится?

Она обернулась к Сергею и помахала рукой.

– И все?! – удивился Бабкин. – А где поцелуй на прощанье?

– Поцелуя не будет, чтобы на твой мозг не влияли дополнительные факторы, не поддающиеся логическому анализу, – объяснила Маша. – Тебе нужно рассуждать здраво, вот и рассуждай. У тебя целые сутки впереди. Спокойной ночи!