Темная сторона души - Михалкова Елена Ивановна - Страница 46

«Боже мой, неужели Ирина расстаралась?» – изумленно предположила она, спускаясь по лестнице и выходя на веранду.

Дети, включая Ирину, сидели вокруг стола и покорно ждали. У плиты, боком к Маше, стоял Бабкин и ловко выпекал один блинчик за другим на толстой старой сковородке, которая валялась у Вероники с незапамятных времен и которой никогда не пользовались, потому что она была закопченная и без тефлонового покрытия.

– Проснулась? – Сергей на секунду отвлекся на Машу и тут же вернулся к сковородке. – А мы как раз заканчиваем. Блинчики будешь?

– Буду, конечно! Еще спрашиваешь! – Маша уселась на стул, вдыхая аромат, заполнявший кухню.

– Ничего, что я эту сковородку взял? – Бабкин качнул ручкой чугунной сковороды. – На таких лучше всего блины получаются.

– Мы ее отмыли, – похвастался Костя.

– Ну ты, положим, не особенное участие в мытье принимал... – поддела его Ирина.

– Точно-точно, – поддакнул Димка, – не особенное.

– Клевета! – возмутился Костя. – Я ее мочалкой тер!

Между ними немедленно разгорелся спор о том, кто внес наибольшую лепту в возвращение сковороды в строй рабочей посуды. Маша сидела, откинувшись на стуле, невидящим взглядом созерцая спину Сергея, который, топчась у плиты, тихонько бурчал себе под нос песенку, как Винни-Пух, и в голове ее устанавливалась удивительная, прозрачная ясность. За окном стоял ранний летний вечер, на веранде было еще солнечно, но не жарко, и все вместе: запах блинов, шумный разговор детей, бормотание Сергея – выглядело так, словно было тем, чем на самом деле вовсе не являлось: традицией. Словно было хорошей привычкой печь блины раз в неделю и болтать обо всякой ерунде. Словно там, во дворе, ходили Митя и Вероника и скоро должны были войти в дом, торжествующе выкладывая на стол ранние полосатые яблоки с красными боками. Словно не было никакого темного часа и никто не умирал в этом чудесном просторном доме, никто не плакал от горя и неизвестности. Но на самом деле он был, темный час, и Маша не могла обманывать себя, как бы ей этого ни хотелось...

– Готово, – объявил Бабкин, выставляя на середину стола здоровенное блюдо, на котором горой лежали блины. – Нижние – остывшие, верхние – горячие. Прошу!

После блинов сидели в саду, где Бабкин показывал мальчишкам, как правильно вставлять перья в стрелы. Ирина подавала советы и тоже поглядывала с любопытством, а Маша сидела, привалившись к стволу яблони и чувствуя, что живот раздулся до неприличных размеров. «Пузо, – подумала она. – Не живот, а пузо». Ужасно хотелось расстегнуть «молнию» на шортах, но она стеснялась Сергея.

– Нельзя стрелу обвязывать перьями, – говорил между тем Бабкин, нависая над двумя мальчишескими головами, темной и беленькой. – Объясняю почему: взялся ты за стрелу двумя пальцами, натянул лук – и что?

– Что? – хором спросили Костя, Димка, а заодно Ирина.

– То, что все перья у вас в пальцах остались вместе с ниткой. Слезет она, понятно?

– Понятно, – так же хором ответила троица.

– Дядя Сережа, подождите! – вмешалась Ирина. – У них ведь арбалет, а не лук!

– Сегодня арбалет, завтра лук, – солидно ответил Димка. – Стрелы должны быть этими... как их...

– Универсальными, – подсказал Сергей. – Молодец, все верно.

– Что же с ними делать, если не обвязывать? – прозвучал Костин голос, озабоченный.

Маша улыбнулась.

– Берем стрелу... – послышался шорох и тихое сопение. – Аккуратно расщепляем ее на конце... – потрескивание. – И вставляем перышко. Одно! Не весь пучок.

– А потом обматываем ниткой? – догадалась Ира.

– Угу, обматываем. – Бабкин быстро проделал все необходимые манипуляции и продемонстрировал готовую стрелу. – Ну как, нравится?

– Классно!

– Прикольно!

– И что, она в самом деле полетит?

– Обижаете, Ирина Дмитриевна! – с обидой отозвался Бабкин. – Не полетит, а со свистом помчится в цель.

Он наконец повернулся к Маше, чтобы и та оценила его работу. А она только что расстегнула «молнию» и верхнюю пуговицу на шортах, и живот ее испытал такое облегчение, что лицо Маши озарилось лучезарной улыбкой, подобной той, в которой расплывается человек, освободившийся от острого камешка в ботинке. От ее улыбки и взгляда Сергей чуть не сломал стрелу, засмущался и взял очередное перо.

– Вторую делайте сами. – Он протянул перо Димке. – Только ножом я расщеплю...

Маша закрыла глаза и блаженно вздохнула. Пузу было хорошо.

Вечером объевшиеся блинами Димка и Костя уснули почти одновременно – Димка на кровати сестры, а Костя – на Димкиной. Подумав, их решили не будить, и Ирина отправилась спать в свою бывшую комнату.

– Завтра Вероника должна приехать, – вслух подумала Маша, зажигая свет в мансарде. Сергей стоял на лестнице и смотрел на нее. – Узнает про Лесника, расстроится... Кстати, блины у тебя получились очень вкусные. Научишь меня печь такие?

Бабкин продолжал стоять неподвижно. Маша шагнула к нему и сделала то, что давно хотелось, – провела рукой по коротким темным волосам.

Волосы были мягкие, и она удивилась – ей казалось, что на голове у него должны быть колючки, как у кактуса. Сергей перехватил ее руку, провел по своей щеке.

– «А если он на ночь бреется...» – вполголоса процитировала Маша Вишневского.

– «То, значит, на что-то надеется», – закончил Бабкин, не сводя с нее глаз и усмехнувшись.

Она стояла на верхней ступеньке и была почти вровень с ним – глаза в глаза. Сергей обнял ее, с силой прижал к себе, проводя рукой по нежной коже на шее. Поцеловал, ощущая, какие теплые у нее губы – почти горячие. Горячие и требовательные.

– Ты целоваться не умеешь, – прошептала Маша, оторвавшись от него и улыбаясь.

– А ты научи, – так же шепотом сказал он. – Можешь прямо сейчас начинать.

Он легко поднял ее, оторвал от пола и попытался донести до комнаты, но доски безбожно заскрипели, и Сергею пришлось ее отпустить. Они рассмеялись вполголоса, как дети, проказничающие втайне от взрослых, но проказничающие легко, несерьезно.

– Не получится романтики, – прошептал Бабкин, снова наклоняясь к ее губам.

Маша не ответила. Ей было наплевать на романтику.

Сергей проснулся как-то резко, рывком выдернув себя из сна, хотя ничего плохого ему не снилось. Маша спала рядом, и рыжие волосы, рассыпавшиеся по подушке, в полумраке казались темными. Он хотел погладить ее по волосам, но побоялся разбудить. И только наклонился, заглянул ей в лицо. Оно было спокойным и таким безмятежным, словно она проспала уже сто лет. Спали ее глаза, спали волосы, спали ресницы. В уголках губ спала улыбка – тихая, почти незаметная. Сергей в ответ улыбнулся чуть недоверчиво и осторожно вылез из теплой постели.

За окном была ночь, но чувствовалось, что она уже подходит к концу. Светлой полосой выделялась дорога, а над домом тетушки Дарьи бесшумно поворачивался черный силуэт человечка с подзорной трубой – флюгер, который когда-то вырезал сам Бабкин. Небо за ним чуть заметно светлело внизу, как будто и там, по краю неба и земли, тоже шла дорога.

Темный час закончился. Начиналось утро.

Сергей появился, когда Макар с Дарьей Олеговной уже позавтракали, и тетушка неодобрительно покосилась на племянника. Ишь, ходок. Довольный, как кот.

– «Я хотел быть высокой сосною... – басом напевал Бабкин, плескаясь под умывальником, хотя уже умывался сегодня один раз. – Чтоб бездельничать век напролет... по утрам не расчесывать хвою и не мыться, пока не польет. Та-ра-ра-ра! И не мыться, пока не польет». Уф, вода холодная!

Он вошел в комнату, уселся за стол и вопросительно посмотрел на Макара.

– Что делать будем, господин сыщик? – спросил. – Кстати, как спалось? По грядкам не бегал?

Макар зевнул, потянулся и сообщил:

– Сон мой был крепок и чист. С утра нас успели посетить оперативники. Судя по их вопросам, они не сдвинулись с места ни в какую сторону.