Уроки нежности - Делон Дана - Страница 14

– Простите, а что именно мне нужно подтянуть? – уточняю я. – Сегодня же займусь…

Джоан вновь перебивает меня.

– Пылкая к знаниям, превосходно! – хвалит она. – Мы сейчас проходим Французскую революцию, и, прежде чем вы самонадеянно сообщите, что знаете тему, позвольте вас остановить, – приподняв маленькую ладонь, произносит она и ласково улыбается. – А вот и прибыл ваш репетитор.

– Вы меня звали? – доносится за моей спиной голос Уильяма Маунтбеттена.

Книга с глухим стуком падает из моих рук на паркетный пол. Я резко поворачиваю голову и гляжу на Уильяма. Он переводит сурово-хмурый взгляд с Джоан на меня. Я покрываюсь мурашками от холодности серых глаз. Вид у него усталый, воротник белой рубашки под галстуком в цветах академии небрежно расстегнут.

– Уильям, вижу, месье Гойар передал мою просьбу, – чуть не потирая руки от удовольствия, произносит Джоан на английском.

Маунтбеттен коротко кивает и продолжает буравить меня взглядом. Я не выдерживаю и отворачиваюсь, но чувствую его. Все сенсоры напрягаются и бьют тревогу. Уильям стоит слишком близко. Его дыхание опускается мне на макушку, слегка колыша волосы.

– Знакомьтесь, – начинает профессор Мак-Тоули. – Се…

– Мы знакомы, – резко прерывает ее Уильям. – Ламботт, – раздраженно произносит он, и я вновь ощущаю на себе его взгляд, – добрый день!

Звучит издевательски. Все внутри меня холодеет.

– Добрый, – тихо отзываюсь я.

– Значит, вы знакомы. – Губы учительницы расползаются в довольной усмешке. – Это замечательно! Тогда, должно быть, тебе не составит труда подтянуть Селин по истории?

Маунтбеттен делает шаг вперед, и мой локоть упирается в его живот. Для ледяной статуи, коей он является, его тело обжигающе горячо.

– Составит, – твердо произносит он. – В этом году у меня выпуск и без этого полно работы.

Он не тушуется под строгим взглядом Джоан Мак-Тоули. Напротив, тон его голоса как бы бросает ей вызов.

Выражение лица профессора меняется. Черты мгновенно приобретают некую заостренность и сосредоточенность.

– Я не привыкла слышать «нет», – неожиданно произносит она вслух. – Неужели откажешь старушке? – И вновь метаморфоза: она за одно мгновение из строгого профессора превращается в милую бабушку с ласковой улыбкой.

– Жаль, но я очень занят, – стоит на своем Маунтбеттен.

Я чувствую теплую вибрацию, исходящую от его тела, когда он произносит эти слова. Нужно сделать шаг вперед, но я будто врастаю в пол. Стою как вкопанная. По одному взгляду на Джоан становится ясно: она так просто не сдастся. Мадам жаждет поставить на место каждого несносного мальчишку в этой академии.

– Уильям, ты, наверное, не до конца осознаешь, – хлопает она ресницами, – но моя просьба – лишь формальность. – Джоан выдерживает паузу и поправляет на переносице очки. – Ты поможешь Селин, иначе зачет по истории придется сдавать у кого-нибудь другого, так же как и ждать рекомендательного письма в конце года.

Уильям молчит. Они буравят друг друга взглядами. Я боюсь пошевелиться. Становится стыдно, что Уильям попал в эту ситуацию из-за меня. Делаю короткие вдохи и собираюсь с остатками собственной смелости.

– При всем уважении я вполне могу справиться самостоятельно, – произношу я.

Маунтбеттен делает еще один шаг вперед, и теперь вся правая половина моего тела прижимается к его. Я не смотрю на него, но ощущаю на себе его изучающий взгляд.

– При всем уважении, мадемуазель Ламботт, – унизительно повторяет Мак-Тоули и переходит на французский с коронным «вы», – еще раз посмеете мне перечить, полетите с моего курса прямиком на лекции Робана, откуда по доброте душевной я пытаюсь вас вытащить. – Джоан оглядывает меня сверху вниз. – Возможно, я поспешила и приглашать вас было ошибкой?

Я съеживаюсь под ее строгим взглядом. Все мечтают попасть на курс Джоан Мак-Тоули ради рекомендательных писем. Они открывают миллион и одну дверь. А такие, как я, даже не мечтают попасть на ее лекции. Известно, что она довольно тщеславная и в списке ее учеников лишь «те самые» фамилии. И что делаю я? Заступаюсь за Маунтбеттена, которого из-за меня поставили в глупое положение… Спрашивается, почему мне не может быть просто все равно? Мое обостренное чувство справедливости до добра не доведет.

– Я подтяну ее, – неожиданно тихо произносит Уильям.

Его голос лишен эмоций. Однако бархатная мелодия окутывает своим звучанием. Всего три слова, произнесенные над моей головой, и ритм моего сердца ускоряется. Маунтбеттен стоит слишком близко, его дыхание обжигает висок. Спокойное, ритмичное, оно щекочет кожу.

– Тема? – коротко уточняет он.

– Французская революция, – как ни в чем не бывало отвечает Джоан. – И да, Уильям, у нее нет доступа к этой части библиотеки. – На лице профессора появляется едва уловимая усмешка, морщинки вокруг глаз собираются в гармошку. – Без тебя ей не справиться.

Джоан бойко разворачивается и, чеканя каждый шаг, покидает библиотеку. Отчего-то стук ее туфель по паркету напоминает барабанную дробь перед казнью.

– Нет доступа? – Я непонимающе хмурю лоб.

– Твой пропуск. – Уильям небрежно кивает на ключ-карту, которую я еще утром повесила на шею. – Ты планируешь носить это, как корова колокольчик? – Он качает головой.

– А что не так с моим пропуском? – Я делаю вид, что не заметила его колкость.

– Ничего, но тебе сюда нельзя, – бормочет Маунтбеттен и как ни в чем не бывало направляется в сторону двери.

– Стой, а когда занятия? Какое расписание? – Спохватившись, я бегу следом, глядя на его спину. Белая рубашка подчеркивает широкие, развитые плечи.

Он даже не оборачивается:

– Не сегодня, Ламботт.

Не знаю, как у него получается произносить обыкновенные фразы с таким высокомерием.

– А когда?

– Через три дня в это же время. – Он открывает широкую деревянную дверь и… придерживает ее. Глянув на меня через плечо, приподнимает бровь. – А что, не терпится?

Я молчу. Он стоит около двери и терпеливо ждет… Чего он ждет? Уильям Маунтбеттен придерживает дверь для меня?

Увидев, что я мешкаю, он закатывает глаза:

– Может, поторопишься, Ламботт?

Чертов джентльмен.

– Меня зовут Селин.

– Я в курсе, – спокойно отвечает королевская задница Маунтбеттен и издевательски добавляет: – Ламботт.

Делаю глубокий вдох. Терпение. Мне понадобится спокойствие буддийского монаха.

– Что принести на урок? – Я переступаю порог.

Солнце слепит глаза, и я жмурюсь.

– Себя и перьевую ручку, – слышу ответ Уильяма.

Он весь светится в лучах солнца. Светлые волосы блестят, кожа сверкает. Может, поэтому люди часто приписывают монархам божественные лики? Хватит пялиться на него, Селин!

– Перьевую ручку? – переспрашиваю я, и писклявый голос выдает эмоции, что бурлят во мне от его присутствия.

Уильям останавливает на мне взгляд. Он не улыбается, но глаза… в них будто плещутся смешинки. Я насмешила этого хмурого, не умеющего выражать эмоции парня?

Он засовывает руки в карманы и, кивая, произносит со всей серьезностью:

– Перьевую ручку, Ламботт.

Я все-таки не выдерживаю и поправляю:

– СЕ-ЛИН!

– Я же сказал, что в курсе, – отзывается он. – Жду тебя через три дня и без опозданий… Ламботт.

Уильям поворачивается, чтобы уйти, но у меня к нему последний вопрос.

– Стой, – хватаю я его за запястье.

Он медленно оборачивается и приподнимает бровь, как бы молча спрашивая: «Ты только что коснулась меня?» Я начинаю нервничать и резко отпускаю его руку:

– Прости.

– Не трать попусту мое время, – не особо учтиво отчитывает меня Уильям.

И я решаюсь:

– Почему ты согласился?

Простой вопрос, но отчего-то я готова провалиться сквозь землю. Алый румянец заливает мои щеки, я чувствую его опаляющий жар.

– Ты бы хотела, чтобы я отказался? – вопросом на вопрос отвечает он.

Я честно признаюсь:

– Нет.

Ведь если бы он отказался, то Джоан Мак-Тоули не просто бы не взяла меня на свой курс, вероятнее всего, я бы попала во все существующие черные списки академии. Эта мадам со скверным характером – мстительная, как очень многие, знающие о своем превосходстве.