Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна - Страница 53

Жалость и милосердие, воспетые именно Руссо, играют важнейшую роль в мировоззрении Толкина и художественной ткани «Властелина колец». Именно жалость не дала Бильбо убить Голлума, что затем подчеркивает Гэндальф в разговоре с Фродо, и именно эта жалость, затем уже проявленная Фродо, в итоге станет силой, которая уничтожит Кольцо (когда Фродо оказался бессилен перед чарами Кольца, Кольцо захватил пощаженный им Голлум, который и погиб со «своей прелестью»).

Непобедимый нагой дикарь Руссо плохо соотносится с состраданием, но оно присуще Арагорну. Самый яркий пример — его исцеляющие руки, которыми он не только вывел из мрака Фарамира, Эовин и Мерри, но и до рассвета помогал другим раненым.

Мы начали эту главу с Робина Гуда, разбойника, бродящего по лесам, который вершит справедливость, то есть тоже соответствует руссоистскому идеалу «дикаря», но при этом обладает состраданием. Блага цивилизации (прежде всего деньги), которые добывает его веселая ватага, он раздает бедным (мы, разумеется, говорим о герое баллад и прочих художественных произведений). Это ответ на вопрос о причине популярности Руссо: его идеи старше его книг, причем старше как минимум на века, а как максимум — на тысячелетия. Это же и ответ на вопрос о популярности «Властелина колец», где эти идеи лежат в основе как сюжета, так и философии.

В «Общественном договоре» Руссо рисует образ идеального государства. Вот как это резюмирует Григорий Ревзин: «Это государство лишено какой-либо внутренней структуры, в нем нет разделения властей, в нем нет никаких отдельных от государства объединений граждан, в нем нет никаких выборов, в нем любые магистраты в силу того, что они являются частью народного духа, автоматически выражают его и только его, поскольку никакого собственного интереса иметь не могут». В такой формулировке перед нами узнаваемая картина жизни дунаданов, которые охраняют земли Арнора от вражьих тварей, при этом управляются именно народным духом (Арагорн уходит на десятилетия странствовать по разным землям, но отсутствие вождя дунаданов в Пустоземье никак не сказывается на защищенности тех же хоббитов). И так дунаданы живут целое тысячелетие! Если это не руссоистская утопия — то что есть утопия?[63]

Мы уже говорили о первом вожде дунаданов — об Аранарте — и о том, как уход в леса качественно изменил арнорцев (пока Арнор был обычной страной с городами, — никакого особого взлета духа там не замечалось, да и распад Арнора — это феодальная усобица, хоть и смягченная). Уничтожение Артедайна превращает обычного арнорца в «естественного человека» и становится залогом его расцвета. Такой человек освобождается не только от собственности, но и от индивидуальных, эгоистических устремлений. Вот цитата из «Общественного договора» Руссо, которую мог бы произнести Торонгил в минуту откровенности, объясняя, как его народ действует без правителя: «Каждый из нас передает в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы, и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть целого».

Титульный лист книги Жан-Жака Руссо «Общественный договор», издание 1762 г.

Rousseau, J.-J. Principes du droit politique. Amsterdam: M. M. Rey, 1762

Вот поэтому тридцать таких воинов и стоят целого войска…

В этом контексте примечательно, что один из переводов слова «рейнджер» — «королевский лесничий». Однако дунаданы не служат королю — они все и есть носители королевской власти, причем в высшем смысле, в духе изначального Нуменора, и преследуют эти «лесничие» не крестьян, браконьерствующих от бедности, а орков и варгов.

Поскольку Толкин пишет не утопический трактат, а волшебный роман, то он, в отличие от философов-утопистов, дает обоснование тому, как этот идеал может существовать. Объяснение это волшебное, оно не выражено прямо во «Властелине колец» (хотя есть и там), за его проработкой мы отправимся в «Неоконченные сказания»: в историю про Алдариона и Эрендис. У короля Нуменора Тар-Алдариона была единственная дочь Анкалимэ, которой он намеревался завещать престол. Для этого ему пришлось принять два закона. Первый: о том, что наследником становится старший ребенок, независимо от того, сын это или дочь. И второй: что наследник обязан вступать в брак только в роде Элроса (сам Алдарион был женат на простой женщине и считал, что все беды его брака исходят из того, что потомки Элроса жили значительно дольше).

В толкинистском фольклоре есть присловье «Земля держится на Втором законе термодинамики, а Арда — на Втором законе Тар-Алдариона». Это означает, что те, в чьих жилах есть эльфийская кровь, могут вступать в родственные браки, и это не приведет к вырождению. Без этого дунаданы не смогли бы тысячу лет сохраняться как народ: они или вымерли бы из-за неизбежных родственных браков в замкнутом социуме, или вступали бы в отношения с кем-то со стороны и утратили бы внутреннее единство, перестали бы быть государством народного духа, то есть их постигла бы смерть культуры.

Критики Руссо говорят, что нарисованная им картина — это чудовищный тоталитаризм. «Он предлагает удивительный конструкт — начинает с того, что повсюду человек в оковах (оковах собственности, семьи, законов, воли правителей и т. д.), обещает его освободить, но освобождает не посредством уничтожения оков, а посредством уничтожения человека, у которого больше нет своих мыслей, желаний, судьбы, своей личности — только общий дух государства», — пишет Ревзин. И здесь мы подходим к самому интересному: к тому, где и как эти фантазии — хоть руссоистские, хоть дунаданские — были самой что ни на есть исторической реальностью.

В умозрительных конструктах предполагается, что люди живут таким «естественным» образом всю свою жизнь, — а поскольку физически так социум выжить не может, эти конструкты критикуются. Но посмотрим внимательно на «дикаря» (или дунадана): это вольно бродящий мужчина, не обремененный ничем социальным, он живет не разумом, но чувствами, в числе этих чувств единение с такими же, как он, его не заботит пропитание, потому что оно достается ему легко, а нуждается он весьма в малом, он «нагой», то есть его не заботит одежда…

Если брать ХХ век, то такое обобщение — это образ хиппи. Кстати, именно они были питательной средой толкинистского фэндома, и надписи «Фродо жив!» и «Гэндальфа в президенты!» соседствовали с пацификом. Когда в начале 1990-х в России складывались толкинистские сообщества, они испытывали мощное влияние культуры хиппи, включая «фенечки» (бисерные браслеты); на конвенты и игры многие добирались автостопом, перенимая умения у хиппи или просто принадлежа к ним.

В реальности такая культура существует не вместо, а вместе с обычным социумом, поэтому она называется «фэндомом», «тусовкой» или другими терминами, означающими ее обособленность (и мы вернулись к «веселой ватаге» Робина Гуда). В нее приходят и, как правило, уходят спустя несколько лет. Различие между юношами и девушками там минимально, женских функций в тусовке нет, как, впрочем, и специфически мужских тоже. «Доброй матерью-природой», которая должна все давать «дикарю», для хиппи служило все то же отвергнутое ими «цивильное» общество: грабеж в стиле Робина Гуда хиппи заменили попрошайничеством. (Толкинисты, в отличие от хиппи, никогда не порывали с «цивильным» обществом, поэтому вопрос добывания средств к существованию у каждого из толкинистов решается индивидуально.) Можно долго анализировать субкультуру хиппи в свете Руссо и найти огромное количество совпадений, однако наша речь не о хиппи, а о Толкине и толкинистах.

Но прежде еще одно историческое воплощение руссоистского идеала. Ранее мы обмолвились, что он старше самого Руссо на века и тысячелетия. Речь идет о «мужском доме», объединении молодых охотников, существовавшем при охотничьем строе. О нем подробнейшим образом пишет Пропп93. Юноши жили в доме в лесу, составляли особое братство, занимались охотой и разбоем, причем допускался и разбой по отношению к собственному племени, они считали себя зверьми и носили специальную одежду, помимо охоты и разбоя, изучали священную традицию племени и исполняли особые ритуалы. Как видим, все это более чем близко к образу «дикаря» у Руссо — он не знал про «мужские дома», но поскольку именно они дали мировой культуре представления о благородном разбойнике, то Руссо интуитивно нащупал их образ довольно верно. Опять-таки он сильно ошибся с наготой, но если мы будем подразумевать «асоциальный внешний вид», то и здесь все сойдется. В «мужской дом» уходили на несколько лет, а затем охотник возвращался в племя, женился и становился обычным членом социума. Собственно, движение хиппи было стихийным возрождением именно этого явления, но в условиях индустриального общества.