Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна - Страница 40

Вкратце напомним историю кольца. Оно было создано эльфами в Валиноре еще в Предначальную эпоху, принадлежало Финарфину, который отдал его своему сыну Финроду Фелагунду. Ключевой эпизод в истории этого кольца — Финрод отдал его вождю людей Барахиру в благодарность за спасение в битве и в знак клятвы помочь в трудный час. Так начинается история кольца уже как кольца Барахира — и это история его сына Берена и того, как был добыт Сильмариль, это история нуменорских королей — потомков Берена: один из них отдает кольцо своей старшей дочери, от которой происходит род князей Андуниэ; это история спасения андунийского князя Элендила из гибнущего Нуменора, далее это история королей Арнора, потомков Исилдура, сына Элендила, далее это история арнорского князя Арведуи, который отдает кольцо вождю северных людей лоссофов точно так же, как Финрод некогда отдал его Барахиру, далее кольцо обнаруживается у вождей дунаданов, но его хранит Элронд, пока не отдает его Арагорну, а тот — Арвен в знак помолвки. История кольца изобилует темными местами, большинство из которых прекрасно проанализированы Науртинниэль (Еленой Бережковской) в докладе на толкинистском конвенте «Вескон»79. Нас же интересует его внешний вид.

Толкин описывает кольцо так: «Было это кольцо сделано в виде двух змей с изумрудными глазами, и их головы словно венчала корона из золотых цветов; одна змея защищала корону, другая пожирала». И раз уж мы нашли прототип Кольца Всевластья, то отчего бы не поискать и прототип кольца Барахира? Еще раз всмотримся в описание: это кольцо весьма сложной формы, причем мы не знаем, из какого металла оно было сделано, — золотой в нем является только корона. Итак, мы ищем украшение, где стоимость материала — почти ничто по сравнению с ценностью крайне сложной работы (по сути, это микроскульптура на пальце), где мы не видим, какого цвета металл обода, потому что он покрыт чем-то, но не камнями… Чем же? Ответ очевиден, но ему нет именования на древнем эльфийском наречии: кольцо покрыто эмалью. Нас ждет экскурс в культуру модерна.

Стиль модерн (ар-нуво, стиль Либерти[51], югендстиль), возникший в Европе в последние десятилетия ХХ века, современники неромантично называли «стилем загогулин» — определение неакадемическое, но зато сразу всем ясно, о чем речь. Более деликатное название той эпохи — «стиль угря» (и понятно, почему мы говорим о нем в связи с кольцом Барахира; змеи тоже появятся совсем скоро). Источников у этого стиля два.

Во-первых, это негативная реакция английской культуры на всепоглощающее машинное производство (да, Толкин был не одинок и он был далеко не первым), нашедшая яркое выражение в деятельности Уильяма Морриса и возглавляемого им движения «Искусства и ремесла». Вероятно, каждый читатель этой книги видел потрясающие «средневековые» растительные орнаменты из переплетающихся листьев, а также страницы «средневековых» книг, увитые растениями; одна из таких книг называется «Социализм», и автор как рисунков, так и текста — Уильям Моррис. Есть мнение, что он повлиял на Толкина и как писатель, но все-таки Морриса как автора художественных и публицистических текстов знают лишь специалисты, зато его растительные орнаменты видели практически все. Будучи социалистом, Моррис пытался улучшить положение простых людей, возродить ручной труд, вернуть в жизнь красоту и уникальность, которую уничтожает машинное производство. Из всех искусств для него важнейшим оказалось декоративно-прикладное, которое ранее считалось вспомогательным, но благодаря Моррису поднялось на недосягаемо высокий уровень. Все всяких сомнений, идеи Морриса прямо повлияли на Толкина: Гвайт-и-Мирдайн, Братство создающих камни, куда входил и Келебримбор, — это аллюзия на «Искусства и ремесла». Именно под влиянием Морриса Толкин преобразует образ эльфов как таковых — наиболее значимую роль среди них играют мастера, творящие нечто запредельно прекрасное (не обязательно материальные предметы, это могут быть танцы или музыка). Меняет Толкин и само понятие артефакта: раньше им считалась вещь, обладающая ценным качеством, причем неважно, говорим ли мы, например, о магическом кольце Драупнир, из которого капают девять таких же колец, или о бриллианте викторианской дамы — в обоих случаях эстетическая составляющая меркнет перед «объективной» ценностью. Кольцо Всевластья в этом смысле вполне традиционно[52], а вот кольцо Барахира — нет. У него нет волшебных качеств, и его огромная ценность не определяется стоимостью изумрудов в нем, что особенно видно в истории Арведуи: «Сила перстня не в чарах, а в том уважении, которое питают к нему мои друзья и сородичи».

Страница из книги Уильяма Морриса «Колодец у конца света». Иллюстрация Эдварда Бёрн-Джонса, орнамент автора.

The Metropolitan Museum of Art

Второй источник стиля модерн — это Япония, особенно японская гравюра (их доставляли в Европу тысячами, поскольку сами японцы гравюры не ценили и использовали как оберточную бумагу при морских перевозках предметов искусства — гравюр во Франции было столько, что даже у нищего Ван Гога были деньги на них!). Японская культура и гравюра в частности — это искусство сейсмической зоны, где надо успеть насладиться красотой мгновения, потому что в следующий миг земля может разверзнуться под ногами в прямом смысле. Прекрасно то, что ты видишь прямо сейчас, — и потому нет разницы между цветущим и увядшим. Так Япония открыла Европе красоту увядания, причем Европа была шокирована этим настолько, что знаменитые «загогулины» решеток модерна — это не что иное, как художественно интерпретированные линии увядших листьев тюльпана. В этом контексте «Плач Галадриэли», начинающийся с образа падающих в реку листьев, выглядит практически как перевод с японского, вот только слогов многовато…

Одной из вершин культуры модерна было ювелирное искусство, во многом развивающее японские мотивы (особенно у Рене Лалика). Жемчуг теперь предпочитали «барочный», то есть неправильной формы, а бриллианты если и использовались в ювелирных украшениях, то соседствовали с эмалью — прежде всего у Жоржа Фуке, который работал по эскизам знаменитого художника Альфонса Мухи. Муха создавал огромное количество эскизов разных предметов — от ювелирных изделий до посуды и предметов быта, — которые мы сейчас безусловно назовем «эльфийскими». Он же делал афиши для Сары Бернар, в частности, на афише к трагедии «Медея» изобразил змею, обвивающую руку героини. Фуке предложил идею такого браслета, и они сделали для актрисы комплект из золотого браслета и кольца, изображающих змей. Их головы… Нет, не с изумрудными глазами (изумруд скоро будет, наберитесь терпения!) — их головы выполнены в технике перегородчатой эмали. Между собой кольцо и браслет соединены золотой цепочкой (не она ли превратилась в корону на кольце Барахира?).

Брошь в стиле ар-нуво, созданная американской компанией Marcus and Co. Ок. 1900 г.

The Metropolitan Museum of Art

Итак, перед нами ювелирное украшение в виде двух змей, головы которых соединены золотым предметом, и при этом сами змеи не золотого цвета. Хотя изумрудов нет, но есть глаза из рубинов, а кроме того — бриллианты и опалы.

Фрагмент афиши Альфонса Мухи к трагедии «Медея».

Wikimedia Commons

Вопрос закрыт? Прототип кольца Барахира найден?

На этом действительно можно было бы остановиться, но… как перестать смотреть и смотреть на произведения ювелирного искусства модерна? А там нас поджидает дракон.

Это снова произведение Фуке по эскизу Мухи — «Крылатый дракон» (иногда пишут «Крылатая химера»): огромная корсажная брошь, где золото покрыто эмалью, на сей раз по всему туловищу монстра, эмаль эта всех оттенков зеленого, а в голову дракона вставлены зеленые камни. В пасти он держит гирлянду из золотых цветов, причем лепестки их изготовлены из жемчуга.