Экспансия (СИ) - Старый Денис - Страница 19

Но я-то еще использую приемы и подленькие… Заметив, что на очередном выпаде Изяслав несколько просел и оперся на вытянутое колено, я ударил правой ногой по княжеской опоре и тот завалился. Новая порция возмущения, кто-то из воинов даже дернулся ко мне, но был остановлен старшими. А еще я снова услышал приятный слуху девичий взвизг.

Князь проворно совершил кувырок, встал на ноги в метрах трех от меня и выставил свой меч, показывая тем самым, что он готов продолжать поединок.

— Быстро думаешь в бою — это любо мне, — осклабился Изяслав и двумя рваными прыжками, сократил дистанцию.

В этот раз князь показывал, что будет бить в голову, но сам резко перенаправил удар в направлении моего бедра. Хитрый удар вышел, но я смог частично левым мечом его парировать, ходя сила, с которой бил Изяслав была неожиданно такой мощной, что я не сдержал его меч и все равно получил по своей ноге болезненный удар.

Вида не подал, не к чему это. А может нужно быть скорчиться от боли и проиграть? Поддаться князю? Но вот не хотелось мне этого и все тут. Кстати, про поддаться — это вероятно нарратив из моего прошлого-будущего. В этом времени можно получить от таких действий не благодарность, а обратный эффект. Мол, не посчитал мастерство соперника достойным.

Вновь стали кружиться. Теперь и я обозначал направления своей атаки, изучая реакцию князя. У него несколько проседала левая сторона защиты. Вот туда я и начал наносить большинство ударов.

— Княже, остановись, снова плечо выбьешь! — выкрикнул пожилой воин, облаченный столь дорого и качественно, что по его пластинчатому доспеху ратника можно принять и за князя.

А я понял, что нащупал слабое место и чередуя свои выпады, я то и дело направлял атаки в сторону, наиболее сложную для отражения, если только у соперника болит плечо.

Удар, князь отводит мой меч и делает шаг назад. Выкидываю правую ногу и делаю глубокий выпад. Почти что в шпагате, достаю правым мечом князя, ударяя владетеля Киева острием в живот. Сам же, не имея возможности сохранить равновесие, перекатываюсь через правое плечо и подымаюсь только с метрах трех от Изяслава.

— Акаем! — закричал старый воин, который и до того возмущался. — Так и князя пришибешь!

Князь скорчился от боли, но не упал. Мечи были тупыми, так что мой удар — это не более чем садануть по пузу палкой. Но это пузо ведь великокняжеское!

— Оставь, Гаврила! — сказал князь, приподняв голову, при этом продолжая быть согнутым в спине. — Я ж не красна девица, кабы помирать от забав. Побаловались и будет. Ты скажи мне только, тысяцкий, отчего бился, как на сече, словно я убью тебя?

— Прости, великий князь, коли что не так сделал. Но есть у меня такое измышление: тяжко в учении, легко в бою. Коли на учениях даже загинут пять-шесть воинов, но сотня будет готова стоять против и трех вражьих сотен, то я считаю такое правильным, — сказал я.

— И князя загубить? — прорычал тот, к кому князь обращался «Гаврила».

— Ах тыж тать такая! Ты пошто батюшку так? Аль не видишь, что он уже в летах? — маленькая, смешная бестия ворвалась в мужской разговор.

Девчонка выбежала из терема и чуть было на меня не накинулась. Остановилась, посмотрела на меня полуголого и зарделась. А так бежала…

— А-ну-ка ягоза, в дом пошла! Наказание тебе дам, смотришь тут на мужей нагих! Замуж выйдешь, вот и…- великий князь осекся, выпрямился, и куда только его боль ушла, осмотрелся.

Была видна его растерянность. Видимо, сказал дочери то, что не приличествует говорить. Ну или присутствующие услышали то, что не следует. Девушка фыркнула, мотнула мощной косой и гордо не пошла, а прошествовала в терем.

— Прости князь, но ты не обозначил степень дозволенного и я бился в полную силу. С таким великим воином, как ты, иначе нельзя. Вот, теперь ты знаешь некоторые мои хитрости, благодаря которым я и смог добраться до тебя. Теперь я убоюсь встать с тобой в круг, — сказал я, добавив чуточку лести в свои слова.

— Я не гневаюсь. Ну а ты должен мне показать свои хитрости боевые. Они подлые, но в лютой сечи нет места для выбора того, как сразить своего врага, — выдал афоризм Изяслав. — Умойся, да оденься, неча смущать девиц!

Завтрак Изяслава был спартанским. Скромная овсяная каша, да вареные яйца с хлебом, завершал прием пищи травяной настой, который с большой натяжкой можно было бы назвать чаем — вот и все разносолы. И этого более чем достаточно для качественного и полезного приема пищи, остальное — это чревоугодие.

— Кто стрелял в тебя? — как только мы доели завтрак, спросил князь.

Я не стал скрывать и все рассказал. На самом деле, мне недосуг решать с обманутым мужем. Нужно ехать к половцам и выручать Рахиль, чтобы успеть прибыть к тому времени, как и воевода Иван Ростиславович приедет в Киев. А это три недели, не больше.

— Купца Горыню запрещаю тебе трогать! Он уважаемый и знатный торговый гость, со Смоленском торговые связи держит и с Новгородом. Я сам взыщу с него и виру и спрошу, что да как. И с чего он на тебя так? — говорил великий князь.

Вкратце я рассказал, при этом уповал на то, что у меня с Рахиль и не было ничего, так… общались с ней, да с ее отцом. Пусть после, если что-то князь узнает и всплывет, я и стану объясняться, но тут есть чем прикрыться, как бы это не звучало не по-мужски, я могу молчать, якобы, защищая девичью честь.

А после… я рассказал великому князю, как я вижу развитие Братства и политическое устройство на Руси. Не так вот взял и выложил все. Просто зашел об этом разговор, точнее я полчаса к тому подводил.

— Пойдет на то Андрей Ростовский, сын Юрьев? — спросил великий князь задумавшись.

— Думаю, что да, — отвечал я. — У него и его потомков дел будет много. Тут и сдерживать свеев и черемисов покорять, с булгарами решать. Но я за то, кабы он признал твое старшинство и отказался от Киева.

— Править Русью вдвоем при моем старшинстве? — задумчиво сказал Изяслав Мстиславович. — И про наследование к сыну… Князья не пойдут на это. Лествичное право сильно. Оно укрепилось Любечским съездом.

— Нужно только Ольговичей прижать, а более и некому иному становится поперек. Ну не дело же, княже, когда на одном месте какой князь сидит год-два и уходит. Кто же землю смотреть будет, коли на ней хозяева меняются? И не лишать же князей земель, нужно собирать Совет княжеств Русских и решать вопросы. Но твое слово — первое и сильнее иных. А для того нужно изменять и подход в создании войска, — вкратце я обрисовывал ситуацию.

На самом деле, я только поверхностно говорил князю о своей задумке. Сейчас готовится мной проект Уложения Русской Земли. Когда есть время, то пишу эту «конституцию». Вот ее и хотел я предложить, но когда прибудет воевода, с поддержкой Ивана Ростиславовича будет чуточку легче.

Поговорив еще с полчаса, князь, отшутившись вновь про мою женитьбу с Евдокией, ушел по делам. Были дела и у меня. Собираться нужно в поход к половцам. Митрополит, как сказал князь, срочно отбыл в Вышгород, где должен был присутствовать на молебне в честь иконы, которой еще суждено было стать, ну или в этой реальности, не суждено, иконой Владимирской Божией Матери.

— Пошли! — сказал я, когда на третий день после общения с князем, мы были готовы отправиться в Степь.

С Горыней пока не решилось, он удрал в Смоленск, с византийцем так же не встретился, тут я несколько его продинамил, так что ничего особого не заставляло меня находиться в стольном русском городе Киеве и дальше.

Шли мы бойко. Степь была заснеженной, лед на Днепре устойчивым, так что ничего особо не мешало передвижению. Сотня воинов и еще пять десятков нанятых обозников, нарушали тишину степного спокойствия. Не встречались ни люди, ни звери, что сильно расслабляло и заставляло быть мене бдительными.

— Тут нужно бы сойти с реки и уйти по степи на юг, — советовал Колым, не понять до конца какого роду племени, наш проводник.

Вроде бы Калым православный, сам Гаврила — воевода великокняжеский его посоветовал, так что больших претензий и подозрений к этому полукровкеКолыму, у меня не было. Ну будет он шпионить для великого князя — так и пусть. Я же не собираюсь делать что-то такое, о чем князю не должно быть известно. Ну а если и соберусь, так и Калым «потеряется». Например, провалится в полынье, которых по мере движения на юг становилось все больше и больше.