Ключи и калитки (СИ) - Демченко Антон - Страница 23

Жаль, что долго крутиться около камня нам не позволило «высокое собрание». Характерник застил обзор. Он, кстати, вопреки ожиданиям, основанным на байках моих родных мест, не был похож на казака — ни на запорожского, за неимением оселедца и шаровар, ни на донского, за отсутствием папахи и черкески с газырями. А вот за стрельца из отряда полусотника Хляби я бы его принял запросто. Тут тебе и укороченный кафтан уставного зеленовато-серого колёра, и сабля на боевом поясе. Только вместо перевязи с огненным припасом, на широком и крепком ремне, перекинутом через его плечо, какие-то разнокалиберные висюльки навешаны, и шибает от них возмущениями в ментале, как от работающего под чрезмерной нагрузкой домашнего накопителя. Возрастом же молча оглядывающий нас со Светой характерник был едва ли старше того же полусотника или двух его «старых» десятников. Лет сорока с виду, может быть, чуть старше. Может быть. В короткой, ухоженной не в пример рядовым стрельцам бородке вон седина мелькает, да и морщин у хозяина памятного камня тоже в достатке. А может, то просто тени от масляных светильников, освещающих «медовый зал» так падают… Нет, не возьмусь судить. Глаза у характерника яркие, молодые. Походка лёгкая, почти танцующая. Да и кожа на руках не задубевшая, гладкая… Непонятный дядька. Невнятного возраста и характера. Да и в эмоциях у него почти полный штиль, лишь тлеет лёгкое любопытство, без приязни или антипатии. А вот спутники его, уже знакомые нам по вчерашней встрече, читаются легко, тут даже эмпатия никакая не нужна. Напряжены десятники, я бы даже сказал, напружинены. Того и гляди рубать нас кинутся. Руки на эфесах сабель держат, ни меня, ни Свету из поля зрения не упускают ни на миг… Ба, да они и на шефа своего так же смотрят. Однако…

Полусотник, очевидно, тоже заметил странное поведение своих подчинённых. Обвёл их взглядом, бровь приподнял…

— Ну что, так и будем стоять, молчать? — с лёгкой насмешкой в голосе спросил он, и оба «младших» десятника вздрогнули. — Или всё же делом займёмся, а, други?

И вся компания пришла в движение. Любим Усатый с Рудым Буривоем подались в стороны, Анфим с Лихобором разделились вслед за своими «дядьками», да и характерник с места сошёл, шагнув мне под правую руку.

— Делом, так делом, — густым басом, совершенно не сочетающимся с худощавым, я бы даже сказал, сухим телосложением, проговорил хранитель острожской святыни и, кивнув полусотнику, приглашающе повёл рукой в сторону камня. Тот резко кивнул в ответ и положил руку поверх вязи символов, покрывающих сероватую, местами посвёркивающую искристыми вкраплениями гладко отшлифованную поверхность. Характерник посверлил взглядом Стояна и, выдержав паузу, потребовал: — Ответствуй, по своей воле или по принуждению привёл ты в острог наш этих людей?

— По своей воле, — резко ответил Хлябя, глядя в потемневшие глаза характерника, инфополе вокруг которого вдруг задрожало и, ударив в камень, вызвало ответную волну. По спине моей пробежали мурашки от резонанса, возникшего после этого столкновения.

— Ответствуй, полусотник, со злым ли умыслом привёл ты этих людей? С добром ли? — голос хранителя камня стал ещё ниже, а синие глаза потемнели ещё больше, практически до самой черноты. А ментал вокруг забился ещё яростнее, порождая фантомное ощущение заложенности в ушах. Фантомное, поскольку звука-то не было, а вот чувство, что мы со Светой стоим под юбкой трезвонящего колокола, только усиливалось.

— С добром, — рыкнул в ответ Хлябя, упрямо глядя в глаза бледнеющего допросчика.

— Алчешь ли от них прибыт… — начал было проталкивать слова через глотку явно пребывающий не в лучшем состоянии характерник, но тут полусотник тряхнул головой и, с явным усилием оторвав руку от камня, шагнул почти вплотную к характернику.

— Довольно! — рявкнул он так, что собеседника аж шатнуло. А я успел заметить, как обменялись взглядами старшие десятники. И если Рудый равнодушно пожал плечами, то в эмоциях Усатого плеснуло недовольством.

— Твоя правда, господин полусотник, — устало кивнул хранитель камня. А уж через секунду мы со Светой с интересом наблюдали, как уходит тьма из его глаз, а побледневшая было до синевы кожа буквально в считанные секунды возвращается к естественному цвету. И даже морщины на лице характерника, кажется, стали куда менее заметны.

В считанные минуты придя в себя, он тряхнул головой, бросил недовольный взгляд на старших десятников и повернулся к нам со Светой.

— Ну что же, гости дорогие, — произнёс безымянный характерник. — Ваша очередь. Кладите руки на камень.

— Куда именно? — поинтересовалась подруга.

— Куда удобнее будет, — пожал плечами тот и, дождавшись, пока мы устроимся под боком усть-бийской святыни и коснёмся её ладонями, вновь пустил волну в сторону каменюки. Наши руки прилипли к гладкому на вид, но шершавому на ощупь камню, а в следующую секунду по мозгам ударило так, что я еле удержался, чтобы не выкатить ответку. И булыгану этому проклятому, и разошедшемуся характернику. Так ведь и в отключку отправить можно! А то и сразу на тот свет, апоплексическим ударом, ага. И никакой табакерки не надо! Вот же с-скотина!

— Умышляете ли вы зло против острога нашего, земли словенской, её люда и бояр, князей и государя? — потяжелевший голос характерника вкручивался в череп и растекался по закоулкам мозга, разбегался щупальцами, ищущими, щекочущими: «скажи-скажи-скажи», «не ври-не ври-не ври». И вновь. И вновь. И так по кругу. И отвечаем же, что я, что Света. Вслух, громко, ясно и отчётливо, мол, не хотим ничего подобного. Никакого зла не задумывали, и вообще, мы здесь проездом. Каждый своими словами, понятное дело, но ведь смысл одинаков! А чёртов характерник всё не успокаивается, и крутит-крутит-крутит ту же самую шарманку.

На восьмой итерации я не выдержал, коснулся инфополя и, выделив волей несколько связок знаков на камне, отделив их ментальный отпечаток, плеснул в сторону задолбавшего уже дознавателя. Хлопок, пыль столбом, теплом мазнуло… и благословенная тишина. Хорошо-о-о!

Открыв глаза, оценил результат своей диверсии и… невольно хмыкнул. А вот Света не удержалась от более явного выражения эмоций. Покачала головой, да и отвесила мне подзатыльник.

— А если бы убил? — укоряюще указала она мне на кряхтя поднимающихся на ноги характерника и десятников, не удержавшихся на ногах после применённого мною воздействия, чем-то схожего с манипуляциями, удерживающими в воздухе столь распространённые в Хольмграде летающие машины. Только те действуют постоянно, а мой финт — одномоментно.

А вот полусотник, кстати, на ногах удержался. Думается мне, потому что успел за каменюку ухватиться. Та в качестве гасящего контура выступила, потому и на нас с подругой мгновенная смена вектора гравитации никак не повлияла.

— Это надо быть феерическим неудачником, чтоб от такой шутки сдохнуть, — отмахнулся я.

— Ну что, проверили? — обратился к поднимающимся на ноги подчинённым полусотник. — Убедились?

— Так и есть, господин полусотник, — отряхнувший полы своего укороченного кафтана, характерник с достоинством поклонился начальству острога. — Проверили и убедились. Нет в сих гостях тёмной тени. И в силах светлых они сведущи. Не только чуять её могут, но и управляться с ней способны. О том свидетельствую!

На окончании фразы характерник шлёпнул ладонь на камень, и тот загудел в ментале, словно кто-то в «благовест» ударил. Получилось беззвучно, но… внушительно.

Тут уж и десятники головы склонили. Младшие с облегчением, Рудый уважительно, а Усатый… Усатый спрятал за наклоном головы недобро блеснувший взгляд. Недоволен остался Любим результатом испытания. Совсем недоволен. И чем мы ему не угодили, спрашивается? Или ему только Стоян Смеянович не по душе, а мы так, за компанию попали?

Впрочем, к дьяволу эти местечковые интриги и тайны недомадридского двора! У нас нынче образовалось слишком много дел! И первое из них — просмотр и доскональное изучение видеозаписи с изображением памятного камня… ну и отсылка полученной информации Грацу. Думаю, ему будет так же интересно познакомиться со здешней традицией естествознания, воспитанной в атмосфере повышенной активности инфополя.