Наши уже не придут 3 (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 42

Глава четырнадцатая

Громоотвод

*15 мая 1921 года*

— И да, ты прав, товарищ Немиров, — кивнул Ленин. — Необходимо начать строительство капитальной линии обороны. Ничего не кончилось, всё худшее ещё впереди.

Он, по ощущениям Аркадия, уже начал слегка бронзоветь, но ещё прислушивается к советам и рекомендациям разных людей.

«Всё-таки, гений эпохи», — подумал Немиров. — «Ему тысячный раз скажет тысячный человек, что он непогрешимое божество, а каждое его постановление всегда безошибочно верно — ни на секунду не поверит».

Владимир Ильич, по мнению Аркадия, обладал очень редко встречающейся характеристикой — проактивностью. Ленин всегда быстро определяет, с кем можно поговорить, а на кого лучше не тратить своё время, хорошо «читает» людей и, в целом, его очень тяжело склонить к каким-то интуитивным решениям, которые, в перспективе, приведут к негативным последствиям. Он не ходит на поводу, а трезво оценивает ситуацию и вырабатывает решения на основе максимально приближенной к объективной трактовки ситуации.

Например, раскол РСДРП — гораздо легче было бы погасить конфликт с Мартовым и сгладить принципиальные различия между двумя видениями дальнейшей судьбы партии. Но Ленин видел далекоидущие последствия этого решения — Мартов собирался превратить партию в клуб по интересам, где любой желающий мог как находиться, так и не находиться.

В итоге размежевание на большевиков и меньшевиков было встречено шквалом критики, некоторые сторонники отвернулись от некогда единой партии, но дело точно стоило того — большевики стали «кадровой» партией, которая обрела способность проявлять чудеса организованности. А меньшевики показали, что к организации не способны, во Временном правительстве, в котором были серьёзно представлены, ничего толкового добиться не смогли, поэтому Немиров и считал этот «орган власти» бесполезным цирком.

«Апрельские тезисы», которые здесь стали «Майскими тезисами», требовали строго абстрагироваться от Временного правительства, что было не понято некоторыми большевиками и не принято частью общественности, но было стратегически верно — только благодаря этому и случилась потом Социалистическая Революция.

«Декрет о мире» и «Декрет о земле» — это тоже непопулярные решения Ленина. В партии это одобрили далеко не все, кто-то даже открыто критиковал его, в духе «надо тщательно обдумать, нельзя рубить с плеча». Аркадий помнит, как вчера, то удивительное противостояние «ястребов» и «голубей» в партии. Ленина ругали за желание поскорее заключить мир, чтобы положить конец войне — в итоге-то он оказался прав. Надо было заканчивать, но не получилось, потому что забыли, с кем имели дело.

НЭП — в этом здесь не возникло необходимости, но Аркадий помнил о таком. Фактическое отступление от коммунистических идей, которое сразу вызвало бурю негодования и шквал критики в сторону Ленина и большевиков, но стратегически это было просто необходимо. Если тяжёлую промышленность было реально восстановить силами государства, которое держалось за неё и сохранило большую часть заводов, то вот лёгкую и среднюю промышленность, за годы Гражданской, уничтожили практически полностью. Без НЭПа всю эту промышленность восстанавливать было бы слишком долго и без каких-либо гарантий. Снова Ленин оказался прав.

«А дальше он уже не успел», — подумал Аркадий. — «Но тут в него не стреляли, так как с левыми эсерами никто не якшался и близко их не подпускал…»

Подытоживая, он мог с уверенностью утверждать, что Ленин — это человек, который не является рабом ситуации. Решения он принимает не на основе сиюминутных выгод, а с расчётом стратегических выгод и последствий. Если в моменте решение очень болезненное или неоднозначное, это его не остановит, как останавливало очень многих исторических лидеров — это просто людская слабость. У Ленина такой слабости нет.

Проактивность Ленина — это его ключевая черта, позволяющая ему не следовать за событиями, а формировать их. За это Немиров и глубоко уважал Владимира Ильича.

— Хуже, конечно, ситуация с Финляндией, — продолжил Ленин. — Товарищ генерал-полковник.

— Да, — вздохнул Алексеев. — Из-за политических выгод, мы не можем начать активные наступательные действия против остатков финской армии. Поэтому мы вынуждены ждать, но бесконечно ждать мы, увы, не можем — ещё месяц или два, а потом придётся принимать решение. Но есть новости от полковника Василевского — он уже завладел Харбином и движется к Чанчуню.

— Сопротивление сильное? — поинтересовался Владимир Ильич.

— Очень сильное, — кивнул генерал Алексеев. — Группа армий милитаристов заняла глухую оборону и держится за каждый отрезок железной дороги. Их продавливают, принуждают к отступлению, берут в окружение и отправляют в тыл тысячи военнопленных, но темпы наступления заметно ниже тех, которые мы запланировали. Двумя месяцами эта война не обойдётся… А если сведения агентуры подтвердятся…

— Пока не будет точных сведений — никак не учитываем эти слухи, — покачал головой Ленин.

Основная беда с Финляндией состоит в том, что признание Антантой Синьцзяна за Советской Россией состоялось в рамках мирного договора с Польской республикой.

Прямо-таки напрашивалось очень сильно надавить на Финляндию, чтобы создалось ощущение, будто РККА сейчас не остановится и по инерции заскочит в Швецию, а затем выторговать, вместе с куском территории от финнов, признание Антантой Маньчжурии за Советской Россией.

Но для этого нужно владеть Маньчжурией, а этого ещё нет.

«Тут только на царей валить, что мало колей заложили», — усмехнулся своей мысли Аркадий. — «Но мы ни на кого ничего валить не будем».

Транссиб — это данность, с которой нужно работать. Жалобы делу не помогут, поэтому Немиров относился к происходящему стоически.

«Не получится выторговать формальное признание Маньчжурии за будущим СССР — да и хрен с ним, с их признанием», — подумал Немиров. — «Создаст проблемы с китайскими националистами, которые обязательно вылезут в ближайшее время, возможно, как раз на почве отъёма Синьцзяна и Маньчжурии».

Милитаристы уже проигрывают эту войну, поэтому Сунь Ятсен может и не выдержать — есть риск, что он прекратит заниматься тем, чем занимается на юге и обратит свой взор на север.

А слухи, упомянутые Лениным — это смутные донесения разведки о том, что японцы собираются организовать высадку в Маньчжурии, согласно достигнутым кулуарным договорённостями с Пекинским правительством.

Увы, проверить эти сведения нельзя, поэтому остаётся лишь ждать.

Если японцы так быстро забыли преподанные уроки и снова полезут на большевиков, то Немиров будет вынужден признать, что император Хирохито и его министры относятся к категории необучаемых.

«Не должны», — подумал Аркадий. — «Слишком свежи раны».

Только вот Маньчжурию Япония видела своей уже очень давно. А ещё это открывает большевикам неограниченный доступ к Корее, что, вообще-то, ужасно.

«Но могут, выходит», — подумал Аркадий. — «Слишком велики потенциальные потери».

Корея — это колония Японии, там всем управляет генерал-губернатор, назначенный премьер-министром и утверждённый императором.

На севере Кореи нет никаких оборонительных укреплений, рельеф пусть и горный, но не сказать, что непреодолимый, а колониальная армия очень малочисленна. В кратчайшие сроки этого не исправить, поэтому есть риск, что китайские коммунисты не остановятся.

Речь о безопасности инвестиций. Японцы защищали свои экономические интересы, когда вмешались в Гражданскую войну в России, потому что понимали, что добром победа большевиков не кончится. Теперь же они в этом уверены, потому что происходит вторжение китайских коммунистов в Маньчжурию.

«Они могут подумать, что Корея — это следующая цель», — подумал Аркадий. — «Слухи слухами, а мы уже отдавливаем им пальцы и будто бы напрашиваемся на жёсткую реакцию».

— Товарищ Алексеев, — обратился Ленин к главнокомандующему. — Можем ли мы как-то ускорить освобождение Маньчжурии?