Японская война. 1904 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 9

— Почему вы так подгоняете отстающих? — тихо спросил я Хорунженкова. — Все-таки первый переход. Если кто-то выбьется из сил, то у нас есть несколько телег — подхватим. Разве это так важно?

— А на все двести человек у нас будут места? — привычно ехидно ответил капитан.

— Почему на двести? — удивился я.

— Потому что стоит одному сесть и отстать от строя, как в тот же самый миг у всех остальных в головах поселится одна мысль. А почему ему можно, а мне нет? И вот уже кто-то другой даст слабину. А потом посыпятся и остальные, трезво рассудив: не будут же наказывать сразу всех. И вот мы потеряем уже несколько часов, придем в Ляоян затемно, и о нормальном отдыхе можно будет забыть. А завтра новый переход, и выступать нужно не позже половины шестого.

Я кивнул, невольно вспомнив последнее наступление Германии в Первую мировую. Кайзершлахт — Битва императора — или же наступление за мир, как они его назвали. Тогда немцам удалось прорвать фронт, а потом одна из армий за день прошла аж семьдесят километров… Прошла и после такого рывка на три дня выпала из войны, просто пытаясь опомниться и восстановиться. Так что ходить нужно уметь. Отдыхать нужно уметь. А спать… Без еды солдат может продержаться довольно долго, а всего одна ночь без нормального сна лишает его половины боеспособности. Две ночи — и он уже может быть опасен для своих.

Мы добрались до Ляояна еще засветло, времени подготовиться к нормальному отдыху было с запасом. Поэтому на следующий день все прошло по плану. До реки Ялу дошагали за четыре перехода, и здесь мы разделились. Все отправились дальше к нашей позиции напротив острова Кинтеито, ну а я должен был сначала заглянуть в ставку генерала Засулича. Нужно было представиться, познакомиться и получить мудрые распоряжения от моего нового начальства.

Сразу меня не приняли, так что появилось время оглядеть наши позиции. Река Ялу отделяла Корею от Маньчжурии и протекала в низине, окруженная холмами и горами со всех сторон. Ширина у нее была около двухсот пятидесяти метров в самом широком месте. Внушительно, но даже невооруженным взглядом было видно сразу несколько бродов, которые старательно, словно ученик, выполнивший домашнюю работу, и прикрыл своим корпусом Засулич.

Вот только я помнил, что японцы в этой войне не стеснялись строить мосты и наводить понтоны для охвата фронта, так что будет ли эта стройность иметь значение в реальном сражении? Увы, я не помнил деталей того, что нас ждет, но и так в глаза бросалась еще одна важная часть рельефа. Три острова — Киурито, Секито и мой Кинтеито — пока их удерживают наши солдаты, ни о каких стационарных переправах японцам и думать нечего.

— Вячеслав Григорьевич, — меня позвали в большую палатку, в которой располагался штаб Засулича, а судя по стоящим в углах самоварам, еще и офицерское собрание.

Помимо меня генерал пригласил двух подполковников: видимо, половину из тех, что пойдут в мой полк. Впрочем, почти сразу же я понял, как сильно ошибался.

— Полковник, рад вас видеть во 2-м Сибирском, — генерал, похожий на доброго дедушку с широкой бородой, попытался изобразить улыбку, но было видно, что он не очень доволен ни ситуацией, ни своим местом. — Позвольте представить вам подполковников Павла Анастасовича Мелехова и Степана Сергеевича Шереметева. Павел Анастасович с нами давно, а вот Степан Сергеевич попросил перевода аж из Польши. Так что прошу любить и жаловать.

— Рад знакомству, — я кивнул новеньким, пытаясь оценить, кто мне достался.

Мелехов — крупный, кряжистый, с цепким бегающим взглядом — казался немного недовольным, но прятал это за маской ревнителя устава. Шереметев, наоборот, держался расслаблено, словно для этого высокого и худого как палка дворянина вся война была не более чем развлечением. Охотник за острыми ощущениями или за Георгием, чтобы потом хвастаться им в салонах Санкт-Петербурга?..

Мы закончили с приветствиями, и я тут же перешел к делу:

— Михаил Иванович, а остальные? — я ведь помнил про штат полка: штабные должности, 4 подполковника, 16 капитанов…

— 22-й стрелковый формируется последним, так что придется подождать, пока новые офицеры прибудут с пополнениями. Впрочем, у вас шесть штабс-капитанов, даже восемь, учитывая тех, что приехали с вами. Уверен, вы справитесь, — Засулич не издевался, он ведь и сам по факту формировал весь корпус прямо на первой линии.

Причем в довольно двусмысленной ситуации. Главнокомандующий Куропаткин отдал ему приказ стоять в обороне и в случае чего огрызаться и отходить. А наместник всего русского Дальнего Востока Алексеев, наоборот, хотел идти вперед, чтобы как можно раньше показать японцам их место и минимизировать экономические потери. И вот у Засулича было в два раза больше начальников, чем нужно, и в два раза меньше людей.

Не знаю, высказывался ли он сам об этом, но лично я молчать не собирался. Кажется, перенос во времени не очень хорошо сказался на моем характере. Скверный он стал.

— Это меньше половины от того, на что я рассчитывал, — выдал я.

— Что?

— Текущих сил полка недостаточно, чтобы выполнять поставленные передо мной задачи, — я повторил то же самое сухим казенным стилем.

— А я перед вами еще никакие задачи не ставил, — Засулич начал хмуриться, разом растеряв все свое хорошее настроение.

— Мне уже выделили участок реки, где нужно будет остановить врага…

— Враг пойдет по переправам, так что вам нечего бояться… — генерал ответил с такой уверенностью, что у меня даже мурашки по спине побежали. И когда же с таким апломбом он согласится признать, что японцы могут поступить не так, как он за них решил?

— Может, у вас получится выделить хоть что-то? — очень не хотелось продолжать, но уходить с пустыми руками хотелось еще меньше. — А то у меня ни артиллерии, ни даже казаков нет.

— Вся артиллерия сведена в дивизионные батареи для прикрытия бродов, — Засулич сначала отмахнулся, но потом задумался. — А вот насчет казаков… У меня тут прибыл один хорунжий из Иркутска. Тоже молодой, дерзкий, уже поспорил с генералом Мищенко. Думаю, Павел Иванович не обидится, если я выделю вам сотню с этим самым Врангелем[1].

Собственно, на этом наша беседа и закончилась. Меня никто даже слушать не стал, зато я стал обладателем одного из будущих белых генералов. А ведь и правда… Только сейчас вспомнил, что многие из них прошли через Русско-японскую, даже сражались вместе и вместе дружно отступали по Мукденской дороге в 1905-м… Судьба?

Я вышел на улицу, вдыхая воздух полной грудью. В палатке хоть и проветривали, но запах масляных ламп истребить было не так просто. Вслед за мной вышли оба подполковника, и мы двинулись к нашим позициям. Мелехов по пути рассказывал, как тут все устроено, Шереметев больше молчал, иногда морщась от грубых оборотов азиатского старожила, ну а я старался представить, как мне выстроить жизнь полка с учетом резко уменьшившихся сил.

Уже вечером Павел Анастасович Мелехов собрал офицеров своего батальона, чтобы поделиться новостями. А еще выговориться.

— Ну, что новый полковник? Даст нам жизни? — первым нарушил молчание капитан Сомов.

Старый служака. Когда-то они начинали вместе с Мелеховым, оба старшие в семьях георгиевских кавалеров, значит, имели право на платное гражданское и бесплатное военное образование. В общем, выбора, считай, и не было. Только вот у Сомова карьера так и замерла, а сам Мелехов почти добрался до полковничьих погон. Один шаг, и получил бы потомственное дворянство, но нет… Не поверили в него, не захотели отдавать даже неполный полк, предпочли спихнуть на чужака, чтобы в случае неудачи не потерять лица перед начальством.

— Пока непонятно, какой он… — после долгой паузы ответил Мелехов. — Я поговорил с новенькими, они вроде за него, но сомневаются… Оказывается, поезд полковника по пути обстреляли, ранили доктора, так он сам своими руками ему операцию и провел.

— И выжил доктор? — заинтересовался историей Шульгин, капитан второй роты. Когда-то он попал на подавление Боксерского восстания прямо из Восточного института, где учил китайский, думал, что разбирается в их культуре, но… Только на земле понял, как на самом деле был далек от всего этого во Владивостоке. Остался, прикипел и вот уже четвертый год тянул лямку.