Повелитель драконов - Функе Корнелия - Страница 62

— Вы вдвоем, очень мило! — Серношерстка обиженно сморщила нос. — А может, вам все-таки пригодится помощь в этой борьбе?

— Меня они тоже не посчитали, — сказал Бен.

— Нам очень нужна помощь, — сказал Лунг, тыкая Серношерстку мордой в мохнатый живот.

— Ну что ж, значит, нас пятеро. Нет… — Серношерстка опустилась на хвост окаменелого дракона. — Нас семеро! Еще Мухоножка и крыса.

— Мухоножка и Лола! — всполошился Лунг. — Они все еще где-то там, снаружи!

— Сыроежка заплесневелая! — Бурр-бурр-чан вскочил. — Они, конечно, ждут нас там, где мы приземлились. Туда можно пройти по грибному туннелю. Серношерстка, давай сходим за ними.

— Минутку, я только вылезу из этих человечьих шмоток! — Серношерстка торопливо скинула одежду, которую дали ей монахи, и оба кобольда помчались в туннель. Бен остался в пещере с двумя драконами.

— Крыса и Мухоножка? — с любопытством переспросила Майя. Лунг улыбнулся:

— Оба они размером не больше твоего уха, но очень храбрые.

Несколько мгновений они стояли и молча смотрели на окаменелых драконов.

— А их можно снова оживить? — спросил Бен. Майя покачала головой:

— Ты же не можешь загнать сюда луну!

— А может быть, лунная роса поможет? — Бен вопросительно посмотрел на Лунга.

— Лунная роса? — спросила Майя.

— Да. Ты ее видела, — ответил Лунг. — Она собирается в каждую лунную ночь на голубых цветах у озера. Если ты слижешь ее с листьев, то сможешь летать и днем. А ты не знала?

Майя покачала головой.

— Пока об этом бесполезно думать, — сказал Бен. — Мы не можем собирать росу, когда в озере прячется Крапивник.

— У меня есть еще несколько капель, — сказал Лунг. — Но этого явно не хватит. И потом, они могут нам еще пригодиться.

— Да, — разочарованно сказал Бен, погладив чешую окаменелого дракона.

НЕТ

— Нет, не выйду! — сказал Галькобород. Он сидел в утробе своего хозяина на золотой шкатулке, в которой заключалось сердце Крапивника, и с отвращением смотрел на плескавшуюся внизу жидкость, служившую дракону для пищеварения. Оттуда поднимались и ударяли ему в нос зловонные пары.

— Выходи, чистильщик панциря! — раздался рык сверху.

— Нет! — выкрикнул Галькобород в огромный пищевод. — Вы обещали никогда больше меня не глотать! Мне это надоело! А если я попаду не в то горло? Если я в следующий раз попаду в эту жидкость внизу? — он с ужасом посмотрел вниз, туда, где бродило и булькало.

— Не говори ерунды! — послышался сверху раздраженный голос Крапивника. — Этого предателя Мухоножку я глотал сотни раз, и он ни разу не попал не в то горло!

— Да-да, — пробормотал Галькобород себе под нос, поправляя шляпу. — Рассказывай! И потом, меня укачало, — крикнул он в пищевод. — От всей этой качки. Поймали вы жестяного шершня? Что-то там внизу его не видно.

— Он от меня ускользнул! — прорычал Крапивник, и Галькобород почувствовал, как затряслось от ярости все его огромное тело. — Он улетел вверх, в горы, туда, где до того сидел серебряный дракон.

— Ясно, — Галькобород недовольно поскреб бороду. — А он теперь где? Показал он вам, где прячутся остальные драконы?

— Нет! — яростно фыркнул Крапивник. — Он исчез! Да выходи же ты наконец! Ты должен взобраться туда, где приземлился жестяной шершень. Ты ведь видел, кто в нем сидел! Паученогий предатель! Р-р-р! Я его прихлопну, как мокрицу, но прежде он отведет меня к своему новому хозяину.

— Вот как? — Галькобород все еще дулся. — А что ты мне дашь, если я его найду? Его и жестяного шершня? — он сунул руку под рубашку и нащупал обручальное кольцо Барнабаса Визенгрунда.

— Да как ты смеешь! — зарычал Крапивник. — Вылезай немедленно, или я стряхну тебя вниз, в желудочный сок!

— Ладно, так и быть, — Галькобород, ворча, поднялся и стал карабкаться вверх по пищеводу хозяина. — Я начинаю понимать Мухоножку, — буркнул он себе в бороду. — Да, я его отлично понимаю.

ПОПАЛСЯ

— Они про нас забыли! — причитал Мухоножка, беспокойно бродя взад-вперед. — Вот неблагодарные!

— Да брось ты! — ответила крыса, помешивая ложкой в кастрюле, стоявшей на крошечном походном примусе.

Солнце медленно поднималось на затянутое облаками небо. Между гор лежал густой туман. Его белые клубы скрывали от глаз все: цветы, озеро и Крапивника. Если он все еще был там. Лола попробовала варево, булькавшее в ее кастрюльке, облизнула мордочку и стала помешивать дальше.

— Да присядь ты наконец, гуммификус! Они придут, в сотый раз тебе говорю. Самое позднее, когда стемнеет. Я правда не понимаю, что ты так ноешь. У нас тут есть все, что нужно, — еда, теплое питье. У меня даже спальные мешки есть. Два, что очень удачно.

— Но я беспокоюсь! — жаловался Мухоножка. — Кто знает, какие они, эти другие драконы. Может быть, как раз такие, как в старых сказках. Может быть, они пожирают человеческих детенышей!

Крыса хихикнула:

— Ну, знаешь! Я тебя уверяю, мальчик сумеет сам о себе позаботиться. А если и нет, так на то с ним рядом Лунг. Не говоря уж о мохноголовой кобольдихе.

Мухоножка вздохнул и снова стал вглядываться в туман внизу.

— А что, все гемелькусы такие, как ты? — поинтересовалась Лола.

— Что? — переспросил Мухоножка, не поворачивая головы.

— Ну, вечно все видят в мрачном свете, — Лола зачерпнула из кастрюльки ложку супа и осторожно отхлебнула. — Черт! — выругалась она. — Опять пересолила, — вдруг она задрала острую мордочку и принюхалась. Уши у нее затрепетали. Мухоножка испуганно посмотрел на нее.

— Есть будешь? — спросила Лола неестественно громко и незаметно показала лапой назад. Там стоял ее самолет. Между колесами, под которые для надежности было подложено несколько крупных камней, что-то шевелилось. У Мухоножки перехватило дыхание.

— Есть? — выдавил он наконец. — А, конечно, с удовольствием, — и незаметно сделал шаг к самолету.

— Отлично, — сказала Лола, вставая. — Тогда я достану еще тарелку, — и вдруг одним прыжком оказалась между колесами и схватила чью-то толстую ногу. Мухоножка бросился ей на помощь, и вдвоем они вытащили из-под самолета упирающегося гнома.

— Галькобород! — воскликнул Мухоножка испуганно. — Опять этот горный гном!

Галькобород не обращал на него внимания. Он кусался, лягался, бил кулаками во все стороны и чуть не столкнул Лолу с горы. Горные гномы намного сильнее, чем крысы или бледные, тощие гомункулусы. Но в ту минуту, когда Галькобород сильным рывком высвободился из мертвой хватки Лолы, Мухоножка сбил шляпу у него с головы.

Гном мгновенно притих. Он зажмурился, отшатнулся от обрыва, охнул и опустился на землю. Мухоножка успел подхватить шляпу прежде, чем она укатилась по склону вниз, и надел на голову. Она закрывала ему лицо до самого носа, и все же совсем ему не мешала. Даже наоборот. Он подошел к самому краю обрыва, так что носки башмаков висели над пропастью — и ему нисколько не было страшно.

— Удивительно! — пробормотал он, повернулся и сдвинул шляпу назад так, чтобы поля не мешали ему видеть. Горы вдруг преобразились. Они сияли и переливались тысячью красок. Мухоножка, дивясь, озирался по сторонам.

— Эй, гемиклус, помоги-ка! — Лола вытащила из багажника длинную веревку. — Надо его связать, пока он не сбежал обратно к хозяину. Ты молодец, что сообразил сбить с него шляпу. Я уж и забыла про все эти дела.

— Здравствуй, Галькобород! — сказал Мухоножка, садясь гному на живот, пока Лола связывала пленника. — Ты, однако, старательный шпион. Я не был таким старательным во все триста лет, что прослужил хозяину.

— Предатель! — взревел гном и плюнул в грудь Мухоножке. — Отдай мою шляпу!

Мухоножка только плечами пожал:

— Ну уж нет! С какой бы стати? — он нагнулся к гному:

— Я знаю, чего ради ты так усердно работаешь на хозяина. Тебя ослепляет золото его чешуи. Но как же ты хочешь его получить, чтобы он тебя при этом не сожрал? Надеешься оторвать что-нибудь, когда он уснет? Я тебе не советую. Ты ведь знаешь, как ему дорога каждая пластина. Или ты забыл, что из-за одного такого кусочка он готов был сожрать профессора? Как ты думаешь, — он еще ближе наклонился к гному, — хозяин боится, что кто-нибудь узнает состав его панциря? А может быть, он еще больше боится, как бы кто-нибудь не проведал, что находится в той шкатулке, которую он называет своим сердцем?