Король воров - Функе Корнелия - Страница 7

Мне все время кажется, что он либо потешается над нами, либо вот-вот полицию вызовет или еще какую-нибудь гадость подстроит. И я всякий раз жду не дождусь, когда же мы наконец из его лавчонки ноги унесем.

Проспер в смущении почесал за ухом.

— Ну ладно, раз вы так считаете, — пробормотал он. — Торговаться я впрямь могу неплохо. Только этот Барбаросса, конечно, тот еще выжига. Я же был в последний раз, когда Моска ему продавал…

— Вот и попробуй. — Без лишних слов Сципио вскочил, закидывая пустую котомку за плечо. — Все, мне пора. У меня еще стрелка кое с кем сегодня ночью. В смысле — встреча. Но завтра загляну обязательно. Что-нибудь, — он надвинул маску на глаза, — ближе к вечеру. Хотелось бы знать, сколько вам толстяк за товар отвалит. Если он вам, — тут Сципио задумчиво перебрал глазами свою добычу, — если он вам меньше двухсот тысяч лир предложит, забирайте все обратно.

— Двести тысяч? — У Риччио от изумления даже челюсть отвисла.

— Эти вещи наверняка стоят дороже, — задумчиво проговорил Проспер.

Сципио обернулся.

— Вероятно, — небрежно бросил он через плечо. С этим длинным черным птичьим носом вид у него был совсем чужой и жутковатый. В скудном свете монтажных ламп его гигантская тень зыбко подрагивала на стене кинозала. — Ну, пока, — проронил он. И, прежде чем скрыться за пыльной портьерой, еще раз обернулся. — Новый пароль нам нужен?

— Нет! — грянуло со всех сторон поспешно и в один голос.

— Ну хорошо. Ах да, Бо… — Сципио еще раз оглянулся. — Тут за портьерой для тебя коробка картонная стоит. Там двое котят. Кто-то хотел утопить их в канале. Позаботься о них, ладно? И спокойной ночи всем.

БАРБАРОССА

Лавчонка, где им уже случалось превращать воровскую добычу Короля в чистые денежки, приютилась в одном из переулков неподалеку от собора Святого Марка, по соседству с пастиццерией, то есть кондитерской, в стеклянной витрине которой красовались сладости и выпечка всех видов и форм.

— Да пойдем же, — раздраженно сказал Про-спер, оттаскивая Риччио от этой сладкой витрины, и тот покорно дал себя увести, все еще жадно ловя ноздрями аромат жареного миндаля в сахаре.

В лавке Барбароссы запахи были совсем не такие вкусные. Со стороны она ничем почти не отличалась от других лавок старьевщиков, каких много в городе Луны. На стекле витрины витиеватыми буквами было выведено «Эрнесто Барбаросса, Ricordi di Venezia» [6]. За стеклом на потертом плюше стояли вазы и массивные подсвечники в окружении латунных гондол и хрупких бабочек венецианского стекла. Тонкостенный фарфор с трудом отвоевывал здесь себе место среди стопок старинных книг, картины в потускневших серебряных рамах соседствовали с масками из папье-маше. У Барбароссы каждый мог отыскать себе все, что душе угодно, а то, чего не находилось на полках, услужливый хозяин брался раздобыть. Причем любыми путями, если надо — то и не слишком честными.

Как только Проспер отворил дверь лавочки, над головой у него на разные голоса зазвенели стеклянные колокольчики. Между битком набитыми стеллажами слонялось несколько туристов. Они о чем-то шушукались, но так тихо и почтительно, будто они в церкви, а не в лавочке. Может, все дело было в люстрах, что свисали с темного потолка, позвякивая пестрыми стеклянными цветами, или в свечах, что горели здесь в тяжелых канделябрах, хотя за окном светило солнце. Не поднимая глаз, Проспер и Риччио протиснулись мимо иностранцев. Один из них держал в руках маленькую статуэтку, которую Моска сбыл толстяку недели две назад. Когда Проспер углядел ценник, наклеенный на основании фигурки, он чуть не опрокинул большую гипсовую скульптуру, что красовалась посреди магазина.

— Ты не помнишь, сколько заплатил нам Барбаросса вон за ту статуэтку? — поинтересовался он у Риччио.

— Да нет. Ты же знаешь, я цифры вообще не запоминаю.

— Какая бы цифра раньше ни была, сейчас к ней на парочку нулей больше приписано, — прошептал Проспер. — Совсем неплохая сделка для Рыжей Бороды, ты не находишь? — С этими словами он подошел к прилавку и нажал на кнопку электрического звонка возле кассы.

Риччио тем временем корчил смешные рожицы даме в маске, что снисходительно улыбалась им с картины на стене. Эту проделку он повторял всякий раз, когда они сюда приходили, ибо знал — в черной маске дамы имеется глазок, через который Барбаросса тайком наблюдает за покупателями, дабы те чего-нибудь не стащили.

Прошло лишь несколько мгновений, в углу, призвякнув, колыхнулась шторка из бус искусственного жемчуга, и из-за шторки собственной персоной выплыл сам Эрнесто Барбаросса. Рыжая Борода был настолько толст, что, видя его, Проспер всякий раз поражался ловкости, с которой тот при таком-то весе передвигается по своей битком забитой лавчонке.

— Надеюсь, в этот раз вы принесли хоть что-нибудь стоящее, — бросил он пренебрежительно, но ни от Проспера, ни от Риччио не укрылся жадный взгляд, которым он, словно голодный кот жирную мышь, ощупал сумку в руках у Проспера, — тот еще крепче прижал сумку к груди.

— Думаю, вы останетесь довольны, — в тон ему небрежно ответил Проспер.

Риччио ничего не сказал, только во все глаза таращился на рыжую, как лисий мех, бороду Барбароссы, словно боялся, что оттуда вот-вот кто-нибудь выползет.

— Ты чего, малец, на бороду мою уставился? — рявкнул Рыжая Борода.

— Да я, я… — Риччио начал заикаться, — я вот все думаю, она у вас правда настоящая? То есть я хотел сказать: такая рыжая.

— Разумеется! Уж не хочешь ли ты намекнуть, что я ее крашу? — недовольно буркнул толстяк. — Вечно вам, мелюзге, всякая чушь в голову лезет. — Своими толстыми, в богатых перстнях, пальцами он самодовольно пригладил бороду и почти незаметно кивнул в сторону туристов, которые все еще о чем-то шушукались между стеллажей. — Сейчас, вот только от этих по-быстрому отделаюсь, — шепнул он. — А вы пока что пройдите ко мне в кабинет, только не вздумайте ничего там трогать, понятно?

Проспер и Риччио кивнули и скрылись за жемчужной шторкой.

В кабинете у Барбароссы все выглядело совсем иначе, чем в его лавочке. Тут не было ни люстр, ни зажженных свечей, ни хрупких стеклянных бабочек. Глухое, совсем без окон, помещение освещалось искусственным светом одной-единственной неоновой трубки, а кроме огромного письменного стола и массивного кожаного кресла тут были еще только два простеньких стула для посетителей и полки до самого потолка, сплошь уставленные аккуратно надписанными ящичками и коробками; в качестве единственного украшения на голой белой стене за креслом хозяина выделялась афиша музея «Академия».

Была здесь, правда, еще и обитая плюшем скамеечка — как раз под глазком, через который Барбаросса наблюдал за покупателями. Риччио тут же на нее забрался и прильнул к глазку.

— Нет, ты должен на это посмотреть, Проп, — прошептал он. — Уж как он этих туристов обхаживает, а урчит-то, урчит — ну прямо как жирный кот! По-моему, из его лавчонки без покупки никто не уходит.

— К тому же заплатив втридорога, — добавил Проспер, ставя сумку с товаром Сципио на стул и осматриваясь.

— Да точно он ее красит! — бормотал Риччио, все еще не отрываясь от глазка. — Я с Осой на три книжки комиксов поспорил, что борода у него крашеная. — Голова у Барбароссы была лысая, как бильярдный шар, зато борода, густая и пышная, курчавилась вовсю. И была огненно-рыжего цвета, как лисья шкура. — По-моему, вон за той дверцей у него ванная. Ты не поглядишь, нет ли у него там чего для покраски волос?

— Могу и посмотреть. — Проспер подошел к узенькой дверце, с которой кротко улыбался лик мадонны, и просунул голову внутрь. — Бог ты мой, да тут мрамора больше, чем во Дворце дожей! — От изумления он чуть не присвистнул. — Тут тебе и ванная, и клозет, я таких хором в жизни не видывал! Риччио снова прильнул к глазку.

— Проспер, выходи скорей оттуда! — зашипел он. — Он уже их выпроваживает и запирает лавочку.