Заблуждения толпы - Бернстайн Уильям Дж. - Страница 29

Крах, как обычно и случается, подкрался с неожиданной стороны. В июне 1720 года, одним глазом отслеживая вывод капитала акционерных обществ из компании Южных морей, а другим наблюдая за падением курса акций «Компании Миссисипи», Блант добился от парламента принятия закона о пузырях – как раз когда цены на акции компании Южных морей достигли пика. Закон требовал одобрения парламента для создания новых обществ, число акционеров в которых не должно превышать пяти человек; еще Блант затеял судебное преследование трех существующих обществ за превышение уставного капитала.

Как было и в Париже, мания величия Бланта прорвалась наружу. Маккей писал, что один директор, «возгордившийся богатый невежда, однажды заявил, что он будет кормить свою лошадь золотом»204. Население в целом вело себя ничуть не лучше. «Повелительное высокомерие невежд, внезапно разбогатевших в результате удачных спекуляций, заставляло людей действительно утонченных и воспитанных краснеть оттого, что обладание золотом позволяло недостойным подниматься по социальной лестнице»205. Действия Бланта против конкурирующих компаний бумерангом ударили не только по акционерным обществам, но и по его собственной компании Южных морей; к концу октября цена на ее акции упала с пикового значения в 1000 фунтов стерлингов до 210 фунтов стерлингов, а к концу 1721 года оказалась ниже 150 фунтов206.

Цены на акции компании Южных морей, 1719–1721 гг.

Четвертое и последнее различие между пузырями компании Южных морей и «Компанией Миссисипи» заключается в видении и в масштабах. Джон Лоу вовсе не был аскетом, однако он не сосредоточивался исключительно на собственных интересах; он искренне желал посредством революционного расширения кредитных схем стимулировать и развивать экономику Франции. Схема Бланта, с другой стороны, выводила кредитные средства через компанию в его личный карман; когда кредитная экспансия выплеснулась за пределы компании и охватила другие общества, его попытки этому помешать оказались чересчур успешными, а в результате он уничтожил не только конкурентов, но и свое детище. Ограниченность схемы Бланта в национальных масштабах оказалась спасительной для финансового сектора страны, а вот во Франции, напомню, случился катастрофический банковский коллапс, отягощенный колоссальной инфляцией и многолетним неприятием банков как таковых впоследствии207.

Кроме того, в отличие от «Компании Миссисипи», компания Южных морей все-таки подкрепляла обещания делами. Даже в начале восемнадцатого столетия было возможно разумно оценить ее совокупную стоимость. Во-первых, она владела облигациями, полученными от исходных обладателей, ныне акционеров компании, и эти активы оценивались приблизительно в 100 фунтов стерлингов за акцию, причем сохранили, в общем-то, свою цену и после краха пузыря.

Кроме того, компания Южных морей унаследовала монополию на работорговлю в испанских колониях (asiento), утвержденную королевой Анной в 1707 году; работорговля составляла львиную долю предполагаемого бизнеса компании: договор с Испанией фактически исключал иные товары из Нового Света, помимо «ежегодных партий» размером в пятьсот тонн. Впрочем, торговать в Новом Свете компания толком и не собиралась, ибо она специализировалась на финансах, а не на международной торговле; один из директоров компании, к слову, был пойман с поличным, когда выяснилось, что он использовал на личные нужды шестьдесят из пятисот тонн «годового довольствия». К 1714 году, за шесть лет до краха, реальный торговый оборот сделался убыточным, и компания вышла из него; сорок лет спустя она продала свои права на asiento всего за 100 000 фунтов стерлингов208. В любом случае ценность товаров из Нового Света никого не заботила: спекулянтов интересовала не прибыль от торговли рабами или сахаром, а доходы от покупки и продажи акций, цены на которые, казалось, стремились в небеса.

Пожалуй, самые точные и замысловатые расчеты стоимости акций среди современников событий сделал стряпчий-парламентарий Арчибальд Хатчесон, который опубликовал длинную подборку отчетов по этому вопросу. К счастью, один отчет появился в июне 1720 года, незадолго до пика бума; Хатчесон отмечал высокую рыночную цену, 200 фунтов стерлингов, вдвое больше, чем рассчитывалось на основе аннуитетных активов компании. На тот момент цена акции составляла 740 фунтов стерлингов; Хатчесон предсказал, что «нынешнее безумие должно скоро прекратиться». На самом деле безумие растянулось еще на несколько месяцев; в июле при преобладающей цене 1000 фунтов стерлингов за акцию Хатчесон подсчитал, что общая стоимость компании почти вдвое превысила стоимость всей земли в Англии209. (Эта ситуация повторилась в 1980-е годы в Токио из-за пузыря на рынке недвижимости, когда гипотетическая стоимость земли под императорским дворцом превысила стоимость всей земли в Калифорнии.)210

На следующий год, прислушавшись не только к расстроенным избирателям, но и к собственным обманутым членам, парламент провел расследование обвала цен на акции и обратил внимание на немалые богатства Бланта, его коллег и связанных с ним чиновников в правительстве. Канцлера казначейства Эйслаби сделали козлом отпущения, заставили подать в отставку и заключили в Тауэр, а шесть парламентариев лишились своих мест. Сама компания Южных морей продолжала функционировать до 1853 года, но не как торговая фирма, а как держатель государственного долга. Король пострадал от насмешек толпы, но этим все и ограничилось [77].

Поговаривали о тюремном заключении и даже о виселице для директоров компании; этой участи они чудом избежали после непродолжительного ареста. Парламент конфисковал их имущество, чтобы выплатить компенсацию жертвам мании; Блант сохранил в итоге 5000 фунтов стерлингов из активов в 187 000 фунтов стерлингов – и удалился на покой в Бат, откуда родом вереница его благочестивых потомков, в том числе епископ и капеллан королевы Виктории211.

Закон о пузырях, принятый в разгар мании, не только положил предел дальнейшим спекуляциям, но и, что было неожиданно, потопил компанию Южных морей; этот закон оставался в силе более столетия. Разумеется, память о биржевом безумии неизбежно должна была выветриться; «животный дух» рынка, подпитываемый поразительными новыми технологиями и легким кредитом, должен был снова обрести плоть по воле своих импресарио – публики, прессы и политиков, чтобы породить новую волну маний, которым предстояло затмить собой мании начала восемнадцатого века.

Глава четвертая

Джордж Хадсон, капиталист-герой

В начале 1950-х годов социальный психолог из Суортмор-колледжа [78] по имени Соломон Аш провел знаменитую серию экспериментов, которые наглядно показали всю заразность средневековых апокалиптических массовых заблуждений и финансовых маний восемнадцатого столетия.

Аш усадил группу приблизительно в полдюжины мужчин за прямоугольный стол и сообщил, что будет проверять зрительное восприятие. Всем присутствующим предъявили карточку с прямой линией фиксированной длины – скажем, 3 ¾ дюйма. Затем была показана вторая карточка с тремя прямыми, одна из которых имела в длину те же 3 ¾ дюйма, а две другие немного отличались – пусть одна будет ровно 3 дюйма, а вторая 4 ¼ дюйма. Испытуемых попросили выбрать прямую, которая соответствовала бы по длине линии с первой карточки. Тут, конечно, требовалось проявить наблюдательность, но в целом задача была достаточно простой: в среднем испытуемые допускали ошибки примерно в 1 проценте случаев для каждой пары карточек и давали правильные ответы для двенадцати пар карточек в 95 процентах случаев.

Многие, если не большинство психологических экспериментов опираются на ложные утверждения экспериментаторов. Так, эксперимент, о котором идет речь, вообще не имел отношения к визуальному восприятию; кроме того, в каждой группе присутствовал на самом деле всего один настоящий «подопытный». Остальные же были сотрудниками и помощниками доктора Аша; испытуемого сажали ближе к середине стола, чтобы минимизировать среднее расстояние прочих участников.