Чернильное сердце - Функе Корнелия - Страница 32

Люди Каприкорна, судя по их лицам, чувствовали себя тоже довольно неважно. Они таращились на Мо со смесью неприязни и ужаса. А вдруг кто-то из них вот-вот затеряется в книге, которую Мо так нерешительно листал? Говорил ли им Каприкорн, что такое может случиться? А что, если произойдёт то, чего боялся Мо, и исчезнет она сама? Или Элинор?

— Мегги! — прошептал Мо, будто прочитав её мысли. — Держись за меня покрепче, ладно?

Мегги кивнула и одной рукой вцепилась в его свитер. Но поможет ли это?

— Кажется, я нашёл подходящее место, — нарушил тишину Мо.

Он последний раз взглянул на Каприкорна, ещё раз посмотрел на Элинор, откашлялся — и начал.

Всё исчезло: красные стены церкви, лица молодцов Каприкорна и сам Каприкорн в своём кресле. Остался только голос Мо и картины, которые сплетались из слов, как ковёр на ткацком станке. Если бы Мегги могла ещё больше возненавидеть Каприкорна, то она бы сейчас это сделала. Ведь это он виноват, что Мо за все эти годы ни разу не читал ей вслух. Чего только он не мог бы наколдовать для её комнаты своим голосом, придававшим неповторимый вкус каждому слову, а каждому предложению — особую мелодию! Даже Кокерель позабыл свой нож и языки, которые должен был резать, и внимательно слушал с отсутствующим взглядом. Плосконос с таким восторгом глядел в пространство, будто пиратский корабль с надутыми парусами прямым ходом вплывал в церковное окно. Все молчали.

Не было слышно ни звука, кроме голоса Мо, который пробуждал к жизни буквы и слова.

Только один человек казался невосприимчивым к волшебству. Лицо Каприкорна ничего не выражало, он уставился блёклыми глазами на Мо и ждал, когда же среди сладкозвучия слов раздастся звон монет, стук сундуков из сырого дерева, тяжёлых от золота и серебра.

Мо не заставил его долго ждать. Когда он читал, какое зрелище после череды ужасных приключений предстало в тёмной пещере Джиму Хокинсу, мальчику не намного старше Мегги, это случилось:

«Английские, французские, испанские, португальские монеты, гинеи и луидоры, дублоны и двойные гинеи, муадоры и цехины, монеты с изображениями всех европейских королей за последние сто лет, странные восточные монеты, на которых изображён не то пучок верёвок, не то клок паутины, круглые монеты, квадратные монеты, монеты с дыркой посередине, чтобы их можно было носить на шее, — в этой коллекции были собраны деньги всего мира. Их было больше, чем осенних листьев. От возни с ними у меня ныла спина и болели пальцы»[7].

Служанки ещё сметали со столов последние крошки, как по полированному дереву вдруг покатились монеты. Женщины, спотыкаясь, бросились вон, опрокидывая столы, зажимая себе рот руками, а монеты всё падали к их ногам. Золотые, серебряные, медные, они звякали о каменный пол, собирались под лавками, их кучи становились всё выше и выше. Некоторые докатывались до ступеней лестницы. Молодцы Каприкорна вскакивали, нагибались за сверкающими монетами, которые ударялись об их сапоги, и тут же вновь отдёргивали руки. Никто не осмеливался коснуться заколдованных денег. Ибо каким ещё могло быть золото из бумаги, типографской краски и звука человеческого голоса?

Когда золотой дождь прекратился — в тот самый момент, когда Мо захлопнул книгу, — Мегги увидела, что ко всему этому сверканию и блеску подметалось немного песка. В нём копошилось несколько голубовато мерцающих жуков, желавших поскорее уползти подальше, а из груды мелких монеток вдруг высунулась головка изумрудно-зелёной ящерки.

Неподвижными глазами она огляделась вокруг. Перед её угловатой пастью танцевал язычок. Баста бросил в неё ножом, словно вместе с ящеркой хотел наколоть на него ужас, охвативший всех, но Мегги окликнула её, и ящерка ускользнула так проворно, что лезвие лишь ударилось острым носом о каменные плиты. Баста подскочил ближе, поднял нож и нацелил его грозное остриё на Мегги.

Но тут со своего кресла поднялся Каприкорн, лицо которого по-прежнему ничего не выражало, словно не произошло ничего, достойного бурного проявления чувств, и снисходительно похлопал в украшенные кольцами ладоши.

— Для начала неплохо, Волшебный Язык! — сказал он. — Смотри-ка, Дариус. Вот так выглядит золото, а вовсе не как ржавый, гнутый металлолом, которого своим чтением добился ты. А теперь ты услышал, как это делается. Надеюсь, ты кое-чему научился — на случай, если твои услуги мне ещё когда-нибудь понадобятся.

Дариус ничего не ответил. Он не сводил с Мо восхищённых глаз, и Мегги не удивилась бы, если бы он сейчас бросился к его ногам. Когда Мо поднялся с пола, он робко приблизился к нему.

Подручные Каприкорна всё ещё стояли как вкопанные и таращились на золото, словно не зная, что с ним произойдёт дальше.

— Что стоите, как коровы на пастбище? — крикнул им Каприкорн. — Подбирайте золото!

— Это было чудесно! — шёпотом сказал Дариус Мо, когда люди Каприкорна, пересиливая себя, начали сгребать монеты в мешки и сундуки. Его глаза за толстыми стёклами блестели, как у ребёнка, получившего наконец долгожданный подарок. — Я уже много раз читал эту книгу, — дрожащим голосом сказал он. — Но никогда ещё не видел всё так отчётливо, как сегодня. И не только видел… я даже чувствовал запах… запах соли и дёгтя и тлетворный дух над проклятым островом…

— «Остров Сокровищ»! Господи, я от страха чуть в штаны не наложила!

Из-за спины Дариуса показалась Элинор и бесцеремонно отодвинула его в сторону. Очевидно, Плосконос забыл про неё.

— «Сейчас он будет здесь, — всё время думала я. — Сейчас здесь появится старый Сильвер и заедет нам своим костылём по шее».

Мо только кивал, но Мегги прочла на его лице облегчение.

— Вот, возьмите, — сказал он Дариусу и сунул ему книгу в руки. — Надеюсь, мне больше не придётся читать из неё. Удачу нельзя призывать слишком часто.

— Ты каждый раз не совсем правильно произносил его имя, — шепнула Мегги.

Мо ласково погладил её по носу.

— Ага, ты заметила! — так же шёпотом ответил он. — Действительно, я думал: может быть, это поможет? Вдруг в таком случае безжалостный старый пират не почувствует, что обращаются именно к нему, и останется на своём месте… Что ты на меня так смотришь?

— А как ты думаешь? — ответила Элинор вместо Мегги. — Почему это вдруг она с таким восторгом смотрит на своего отца? Да потому, что такого чтения ещё никто никогда не слышал — даже если бы и не посыпались эти монеты… Я всё видела своими глазами: и море, и остров, словно могла это всё потрогать, и то же самое творилось с твоей дочерью.

Мо невольно улыбнулся. Он наподдал носком ботинка несколько монет, лежащих на полу. Какой-то чернокурточник поднял их и украдкой запихал себе в карман. При этом он с беспокойством посмотрел на Мо, словно боялся, что тот одним щелчком языка превратит его в лягушку или в жука — вроде того, который всё ещё барахтался в груде золота.

Казалось, только Каприкорна всё произошедшее по-прежнему оставляло равнодушным. Сложив руки на груди, он наблюдал, как его люди подбирают последние монеты.

— Долго ещё вы будете возиться? — крикнул он наконец. — Мелочь пускай себе валяется, а вы опять сядьте. А ты, Волшебный Язык, бери следующую книгу!

— Следующую?! — Голос Элинор чуть не сорвался от возмущения. — Как это понимать? Золота, которое сгребли ваши люди, хватит по меньшей мере на две жизни. Мы сейчас же едем домой!

Она хотела повернуться к выходу, но тут про неё вспомнил Плосконос. Он грубо сцапал её за руку.

Мо поднял глаза на Каприкорна.

Но Баста, зловеще ухмыляясь, положил руку на плечо Мегги.

— Давай-давай, Волшебный Язык! — сказал он. — Ты ведь слышал, что тебе сказано. Осталась ещё целая куча книг.

Мо долго смотрел на Мегги, прежде чем нагнулся и поднял книгу, которую недавно уже держал в руках: «Сказки тысячи и одной ночи».

— Это бескрайняя книга, — пробормотал он, открывая её. — Ты знаешь, Мегги, арабы говорят, что ещё никому не удавалось дочитать её до конца.