Время собирать камни - Михалкова Елена Ивановна - Страница 53

От неприятного воспоминания Витьку отвлек голос бабушки за окном, что-то возбужденно доказывавшей соседке. Он провел пальцами по фотографии и поставил ее на место. Не в ней дело, и не в курице Юльке, и не в бабуле, и даже не в алкоголике. Это так, поводы. Причина в другом, и следовало самому себе в том признаться. Правда, не хотелось, но Витька сказал себе, что нужно быть честным. Если ты можешь самому себе признаться в неприятных вещах, значит, ты сильный, сильнее всех остальных, которые до последнего от самих себя скрывают правду.

Дело было в Андрюхе.

Ну вот, произнес, с остальным будет легче…

Да, дело было в Андрюхе и его предках. Витька видел много разных семей, и нигде не относились друг к другу так, как в Андрюхиной, это все признавали. Его мать никогда не кричала на отца, а отец не бил ее по щекам, Витька мог бы ручаться: достаточно было посмотреть, какими взглядами Андрюхины родители обменивались за столом, когда их, мальчишек, приглашали, например, попробовать новый торт, испеченный тетей Машей. Смешно, когда пожилые люди так себя ведут. И еще они так часто держатся друг за друга, будто жить без этого не могут. Первой это заметила Женька.

– Слушай, Андрюх, – как-то сказала она, – у тебя такие предки странные. Чего они за руки все время держатся?

Андрей тогда слегка покраснел, но ответил довольно спокойно:

– Жень, а почему люди вообще за руки держатся? Вот ты почему Мишку за руку берешь, когда по улице идешь?

– Да я его не беру! – возмутилась Женька. – Очень надо!

Парни рассмеялись. Привычка Женьки чуть что хватать брата за руку была хорошо известна, так же как и ее желание во всем походить на братьев. Женька по недоразумению родилась девчонкой, вот парень бы из нее получился отличный, а девчонка какая-то…. нет, симпатичная, конечно, только таких в деревне пацанками называют – грубоватая, вечно в штанах и футболке ходит. А вообще, это лучше, конечно, чем Юлька, которая вечно вздрагивает от любого звука и даже бабку Степаниду толком испугать не может.

В общем, тогда обсуждение странной привычки родителей Андрюхи закончилось перепалкой, но мальчишки и впрямь обратили внимание на то, что тетя Маша с дядей Андреем пройти спокойно друг мимо друга не могут, чтоб или по руке не погладить, или по голове, или просто дотронуться, вроде как сказать: «Я здесь, ты не бойся». И ладно бы они друг с другом только так, а то ведь и Андрюха туда же. Было бы в нем хоть немного слабины, его давно уже высмеяли бы за то, что он с матерью при каждой встрече обнимается, как маленький. Но Андрюха вообще-то парень дельный: спокойный, как удав. Правда, если из себя выйдет, тогда держись – бледный становится, и словно крышу у него сносит.

А уж как мать с ним разговаривает, вообще ни в какие ворота не лезет: и ласково, и «Андрюшенька, сынок», и не так, нормально: «Пойди и принеси», а «Пойди, пожалуйста, принеси, пожалуйста». Любого человека взять с улицы, показать ему Андрюху с тетей Машей, и он через пять минут скажет, что она сына обожает больше всех родственников, вместе взятых. Ну, кроме мужа, конечно. И ведь самое обидное, что тетя Маша такой человек, что на месте Андрюхи каждый из них хотел бы очутиться, хотя у всех свои мамы и вроде бы никто не жалуется.

Витька бросил еще один взгляд на фотографию и чуть кулаком по столу не стукнул. Несправедливо! Вот что больше всего его убивало – несправедливость. Было просто несправедливо, что у него-то отец с матерью стали ссориться чуть не каждый день, да еще и на сына покрикивать. И когда мать на Витьку смотрит, она не смеется таким смехом, что самому улыбаться хочется, а губы кривит и лоб морщит. А Андрюхе, который ничем не лучше его, все улыбки достаются без всяких усилий с его стороны, не потому что он лучше или больше мать с отцом любит, а потому, что ему повезло в такой семье родиться…

За окном раздался свист. Витька выглянул – на улице стоял Сенька и махал руками.

– Чего тебе? – высунулся Витька.

– Выдь сюда, что сказать надо! – прошипел Сенька громким шепотом.

– До вечера не терпит? Все равно через три часа на костре встретимся.

Но Сенька отчаянно замотал головой, и Витька сдался.

– Ну, что там стряслось? – хмуро спросил он, выйдя за калитку.

– Этот за ограду вышел!

– Что еще за «этот», Сень? За какую ограду? Где Мишка?

Сенька потянул его за собой, усадил на скамейку и, наклонившись, тихо рассказал, что сегодня они втроем ходили за орешником, а на обратном пути не удержались и заглянули на Антонинин двор. Так вот, наркоман уже не во дворе валялся, а ходил за оградой, и вид у него вполне живой. Значит, ведьма его, козла, вылечила все-таки. Не сдох он, не загнулся. И пока никуда из их деревни валить не собирается.

Витька задумался.

– Ладно, вечером поговорим, – решил он. – Кто еще знает?

– Да все, кроме Андрюхи и Юльки.

«Андрюха все равно сегодня не придет, – вспомнил Витька. – Что ж, пожалуй, и к лучшему».

– Сень, мне пора.

– Пока, Витек. Ты уж придумай чего-нибудь…

На долю секунды Витька почувствовал переполнившую его гордость. Вот оно! Ведь его просят, а не какого-то там Андрюху, потому что знают, у кого мозги работают! Но в следующий момент подумал, что Сенька будет восторгаться кем угодно, даже бабкой Степанидой, если она сделает что-то, чего он не понимает, и радость поутихла. Но, возвращаясь домой, Витька размышлял, что теперь у него появилась возможность показать им всем, кто на самом деле старший – не по возрасту, конечно, а по поступкам. Он их заставит смотреть ему в рот, как было и раньше и как должно быть по справедливости, потому что он, Виктор Чернявский, умнее их всех.