Водоворот чужих желаний - Михалкова Елена Ивановна - Страница 37

– У нас действительно есть шанс выиграть тендер?

– Угу. И очень неплохой. Конкуренция сильная, но у нас есть одно выгодное отличие. Как ни странно, нам помогает то, что «Эврика» – небольшая фирма.

– Не понимаю, почему.

– Катерина, сейчас вовсю идет разведка. Чем больше информации будет получено о конкуренте, тем больше шансов использовать ее против него. Но Игорь Сергеевич сколотил небольшую команду. Здесь все свои. Я уверен, что никто не будет продавать на сторону наши секреты.

– Кроме меня.

– Что – кроме вас?

– Все свои, кроме меня, – задумчиво повторила Катя. – Алла Прохоровна возмущалась именно поэтому, да? Она считает, что я непроверенный человек?

Она посмотрела в темно-серые глаза за очками и неожиданно для самой себя чуть не ляпнула: «Андрей, снимите их, пожалуйста», но вовремя сдержалась. «Что с тобой? – поинтересовался Циничный голос. – С ума сошла? Может, еще попросить его снять рубашку?»

При мысли о рубашке Катя покраснела и велела грубому голосу заткнуться. Капитошин, наклонив голову, рассматривал ее, и выражение его лица было ей непонятно.

– Наша белогривая Снежана проболталась, – протянул он наконец. – Разумеется. Что думает Шалимова, мне неизвестно. И честно говоря, безразлично. А я думаю, что нам повезло, когда у Кошелева зазвонил телефон и он решил принять вас на работу.

Он помедлил секунду, собираясь добавить что-то еще, но тут стукнула дверь, из кабинета высунулся Юрий Альбертович и позвал:

– Андрей! Занят? Подойди, кое-что надо посмотреть.

– Уже иду, – отозвался Капитошин с чуть заметной досадой в голосе. – Ну ладно. Надеюсь, теперь вам стало понятнее, отчего Игорь Сергеевич так привечает госпожу Гольц и чего мы ждем от тендера.

– Намного, – искренне кивнула Катя. – Спасибо вам большое, Андрей.

Капитошин усмехнулся, кивнул и отошел от ее стола. Катя смотрела ему в спину, удивляясь тому, что спина у Таможенника широкая, словно он много лет подряд занимается в тренажерном зале. «А кажется худощавым. Интересно, как все-таки он выглядит без рубашки?» – мечтательно протянул Щенячий.

Катя с досады чуть не хлопнула ладонью по столу. Мало ей проблем, что ли? Почему она не может выкинуть Капитошина из головы? «Я ничего о нем не знаю. Он мой коллега. И я замужем, черт возьми!»

Однако на то, что о Таможеннике ей ничего не известно, Кате было наплевать. У него была обаятельная улыбка, темно-серые глаза за дорогими тонкими очками, ироничная манера держаться, и он заботился о ней, Кате! Этого было вполне достаточно.

«Он – коллега, – напомнил внутренний голос: – Даже если ты ему нравишься, как тебе кажется – а точнее, как тебе хочется думать, – это ни к чему не приведет. И вспомни об Артуре, пожалуйста. Ты за-му-жем. Повторить?»

– Я замужем, – пробормотала Катя. – Мой муж сидит в чужой квартире взаперти, потому что попал в беду из-за меня. А я думаю о романе с другим.

Ей стало стыдно. Не таким стыдом, который она испытывала, представляя Таможенника раздетым, а другим – горьким, противным. «Гадость какая», – отчетливо сказал внутренний голос с оттенком брезгливости, и Катя покорно согласилась с ним. «Гадость, правда. Я больше не буду», – пообещала она.

Вечером Катя хотела уйти домой пораньше. Ее мучила совесть. Совесть напомнила, что она каждые выходные находит предлог и уезжает из дома, что она отворачивается от мужа, пытающегося приласкать ее, что она чуть не дала ему пощечину, когда он поцеловал ее. «Ты виновата перед ним, – сказала совесть. – Он полностью зависит от тебя. Неудивительно, что иногда он не может сдерживаться и позволяет себе лишнее. Но он твой муж».

Катя собиралась уйти вовремя, чтобы поужинать с семьей и провести вечер с Артуром. Они не проводили вместе… Она задумалась, вспоминая. «Не может быть! За последний месяц мы ни разу не ужинали вместе. Что мы вообще делали вместе последний раз?»

Но уйти вовремя у нее не получилось. Эмма Григорьевна Орлинкова, похожая на разгневанную Афину, потребовала, чтобы Катя помогла ей, потому что Алла Прохоровна занята. И Викуловой пришлось два часа заверять копии для налоговой, слушая рассказы Эммы Григорьевны о жизни.

Возвращалась Катя уже поздним вечером. Выйдя из метро, она накинула капюшон и привычно поежилась. «Кажется, мой пуховик худеет. Из него как будто все перья вылезли. Или что там внутри – пух? Пух разлетелся. Поэтому я постоянно мерзну в нем».

Она проводила тоскливым взглядом забитый трамвай и побрела по тропинке вдоль рельсов, увязая в свежевыпавшем снеге.

Диана Арутюновна докурила сигарету, разогнала дым, все-таки ворвавшийся в кухню, и торопливо закрыла форточку. «Бр-р-р! Холодно».

– Сейчас она придет, а ты куришь, – язвительно заметила Седа, бесшумно подошедшая к матери. – Воняет!

– Что Артур делает? – Диана Арутюровна пропустила замечание дочери мимо ушей.

– Перед телевизором валяется. Что еще он может делать?

– Помоги мне на стол накрыть. Сегодня ужинать вместе будем.

– Ты чего? Все уже поели.

– Значит, еще раз поедим.

Она обернулась к дочери, и та поняла по ее лицу, что спорить с матерью на этот раз бесполезно.

– Чего ты придумала? – брюзжала она, расставляя тарелки. – Праздник хочешь устроить, что ли? Не получится у тебя ничего, и не старайся!

В кухню вошел Артур в майке и трусах, потянулся, повел носом. Диана Арутюновна нежно погладила сына по плечу.

– Иди, Артурчик, иди. Скоро жена твоя придет, переоденься. Поужинаем вместе.

– А переодеваться-то зачем?

– Я сказала, переоденься. – В голосе матери зазвучали стальные нотки, и сын подчинился.

В комнате повисло что-то тяжелое, невысказанное.

– Подлизаться к ней хочешь, да? – тихо спросила Седа, наблюдая, как мать аккуратными скупыми движениями режет хлеб. – Зря стараешься. Она нам чужая.

– Суп подогрей, – угрожающе сказала мать. – И хватит болтать попусту.

– Чужая! Куда она каждые выходные уезжает, а? У нашего Артура давно рога растут, а ты хочешь, чтобы я с ней за один стол садилась, хлеб делила!

– Седа, прекрати!

– А вот не прекращу! Что ты мне сделаешь? Из квартиры меня выгонишь, что ли?

Девушка издевательски расхохоталась. Звонкая пощечина оборвала ее смех, и она возмущенно уставилась на мать.

– Ты… меня… из-за нее?!

– Дура! – воскликнула Диана Арутюновна, тяжело дыша. – Ты с нее пылинки должна сдувать, идиотка!

– Из-за этой швабры!..

Прозвенел звонок в дверь, и обе замолчали.

– Я открою, – спустя паузу сказала Диана Арутюновна почти спокойным голосом. – Умой лицо, у тебя щека красная.

Час спустя любой, заглянувший в квартиру, в которой временно проживала семья Ашотянов, увидел бы почти идиллическую картину. Во главе стола сидела красивая полноватая женщина, а по обе стороны от нее – дети, очень похожие на мать. Возле взрослого сына с видом радостным и спокойным хлопотала его молодая жена, приветливо улыбаясь на каждую реплику своей золовки. И что с того, что посуда была битой, штукатурка на стенах облезала грязными синими клочьями, а занавесок на окне не было, и зимняя чернота заглядывала в крохотную кухоньку на пятом этаже? Разве не главное, что семья собралась вместе?

«Что с ними случилось? – думала Катя, улыбаясь через силу Седе, рассказывавшей очередную байку про свою подружку, и терпя поглаживания Артура под столом. – С утра Капитошин, теперь они… С атмосферным давлением нынче что-то не то?»

Совместный ужин поначалу изумил ее, а последние десять минут откровенно тяготил. Внешне все выглядело более чем пристойно, и Катя поначалу даже обрадовалась тому, что намерения мужа и свекрови так совпали с ее собственными мыслями. Но очень скоро пожалела о том, что Орлинкова задержала ее всего на два часа, а не на четыре.

В воздухе висела фальшь. Как будто за столом, покрытым дешевой пестрой клеенкой, собрались актеры, и каждый из них играл свою роль. Но актеры были посредственными и играли бездарно. А может, просто не успели выучить слова.