Водоворот чужих желаний - Михалкова Елена Ивановна - Страница 24

Глава 6

Дополнительной информации Макару и Сергею пришлось ждать дольше. Они не вели никаких дел, и Бабкин видел, как тяжело дается Илюшину бессмысленное ожидание.

– Сережа, а что за жизнь была у Макара до того, как он встретился с той девушкой, Алисой? – осторожно спросила Маша, когда Бабкин рассказал ей о том, чем они занимаются.

– Ты же знаешь Илюшина: он никогда ничего о себе не рассказывает. Скрытный, как шпион. Я даже не уверен, что родители его умерли, хотя он как-то упоминал об этом.

– Ты его не спрашивал?

– Он бы не ответил. Машка, если человек скрывает о своем прошлом все, кроме последних десяти лет, значит, у него есть на то причины.

Маша согласно кивнула. Она видела, как на глазах меняется Макар, которого они привыкли видеть всегда одинаковым: чуть насмешливым, чуть азартным, если шло расследование очередного дела, всегда глядящим на них чуть свысока. Он почти никогда не выходил из себя, не изменял привычке иронизировать над всем без исключения. Маша не знала ни об одном его друге, кроме Сергея, и даже не была уверена, считает ли его другом сам Илюшин.

Последние четыре дня Макар по утрам ездил в больницу, где поправлялась Белова, оставлял ей продукты, ничего не говоря, платил медсестрам и врачам и уезжал. Сергей с Машей звали его к себе, и он охотно соглашался, но почти не поддерживал их легкую болтовню, а просто сидел, слушая, иногда вставляя пару фраз. И с удовольствием болтал с Костей «ни о чем», когда тот возвращался из школы.

На пятый день у них появилась информация о людях, которых они искали. Только сухие данные, сказавшие им не меньше, чем все подробности уголовного дела, вытащенного из архива.

– Сковородовых много, но имена, названные Беловой, совпадают только с одними, – сказал Сергей. – Алексей, Николай и Кирилл Степановичи. Ты уверен, что она не перепутала фамилию?

– Уверен. Она хорошо знала их мать, а мальчишки росли на ее глазах. Зинаиде Яковлевне не было известно, что они переехали в Москву, и первый раз за много лет она увидела их в тот день… пятого мая.

– И больше никогда не видела?

– Нет.

– И до сих пор живет в страхе, что они ее найдут… – протянул Бабкин. – Не знает, бедная…

Илюшин кивнул, соглашаясь. Возможно, Беловой было бы легче жить, знай она о том, что двоих братьев уже нет в живых.

– Итак, по нашим данным, Сковородов Николай Степанович, шестьдесят четвертого года рождения, скончался в девяносто пятом году. Сковородов Алексей Степанович, шестьдесят третьего года рождения, пережил его на пять лет и покинул этот мир в двухтысячном. О третьем брате, самом младшем, известно только то, что он родился в шестьдесят шестом году. Данных о его смерти нет. И где находится в настоящее время – неизвестно.

Бабкин с тревогой взглянул на молчащего Илюшина и, сделав едва заметную паузу, спросил:

– Ты знаешь, кто из них?…

Макар вспомнил, как Зинаида Яковлевна, лежа на больничной койке, тихо рассказывала о том дне, беспрерывно вытирая слезящиеся глаза: «Двоих я увидела – младшего и среднего. Батюшки, говорю Алисе, это ж Кирилл с Колькой! Ничего-то я, дура, не поняла. А они переглянулись так странно… глазами оба на Алису зыркнули, а потом Кирилл к ней шагнул и… ударил ее, ласточку. Она и не вскрикнула даже. Обернулся ко мне и говорит Кольке: я ее уберу, а ты в машину, живо. А глаза-то у него страшные-страшные! Колька ему отвечает: ты что, это ж тетя Зина! Я глаза опустила – а на асфальте Алиса ничком лежит. Вот тут-то у меня сердце стукнуло два раза и вроде как остановилось. Очнулась я уже в машине. Кирилл сказал, что если я кому полслова скажу, он из меня колбасу кровяную сделает и всех родных моих перережет, одного за другим. И добавил, чтобы я убиралась из города. Я как вышла на дрожащих ногах из машины, так чуть и не повалилась обратно. Они мне сумку вслед выкинули, дверь захлопнули и уехали. А я и домой заходить не стала: до автобусной станции доковыляла – и скорее прочь».

– Знаю, – сказал Илюшин. – Младший. Единственный, оставшийся в живых.

– Итак, что мы имеем? – рассуждал Бабкин после того, как они снова, уже внимательнее, изучили архивные документы. – Мы имеем два дела, а не одно. Первое – нападения на квартиры стариков трех отморозков, вернувшихся из армии. Второе – ограбления и убийства, связанные с похищением икон.

– Странно.

– Что странно?

– Кое-что не складывается. Сковородовы – типичные деревенские парни, выросшие в селе и подавшиеся в столицу за лучшей жизнью. Каким образом они стали похитителями икон?

– Их кто-то нанял? – предположил Бабкин. – Вполне возможно, почему бы и нет. Скорее всего именно так оно и было: их нанял кто-то из среды коллекционеров – это объясняет, откуда они знали адреса и имена жертв. Хотел добыть какую-нибудь редкость, затем продать ее за границу, обеспечить себя до конца жизни.

– Редкость… – пробормотал Макар, роясь в бумагах. – Редкость, говоришь… Нет, Серега, все не так просто. Вот, смотри: свидетельница первого нападения, мать коллекционера, утверждает, что грабители что-то искали. Тайник с деньгами к этому моменту они уже нашли, а следовательно, дело было не в деньгах. Ее сын, Кричевский, собирал исключительно иконы, и в квартире их было не так уж много. Грабители взяли половину – те, что были в самых дорогих окладах, а более древние ценные иконы оставили. Что это значит?

– Они не понимали, что берут. Значит, идея с коллекционером не годится, – признал Бабкин.

– Да. Они польстились на оклады, а это говорит о глубоком невежестве. Но это еще не самое главное. Вот показания двадцатичетырехлетнего Игоря Пуделко: он утверждает, что человек в маске приставил к его горлу нож и потребовал рассказать, где хозяин квартиры, то есть дядюшка Пуделко, хранит русалку.

– Кого хранит? – поразился Бабкин.

– Русалку. Можешь сам прочитать.

Сергей пробежал глазами показания Пуделко, в которых ясно говорилось: один из грабителей заставлял его признаться, где Виктор Пуделко, его дядя, прячет деревянную фигурку русалки.

– Младший Пуделко ничего не знал, – сказал Илюшин, забирая дело. – Он не понял, что от него требуют. А старшего не было дома. А теперь посмотри, чем закончилось майское нападение на квартиру некоего Зильберканта: хозяина убили, весь дом перерыли. Жена Зильберканта, которой во время нападения дома не было, рассказала, что у них пропало. Взгляни на перечень.

Бабкин пробежал глазами по подробным описаниям старинных шкатулок и остановился на перечислении деревянных фигурок, изображавших мифологических существ славянских народов.

– Русалка, водяной, леший… – нахмурившись, прочитал он, – домовой большой, домовой малый… Макар, это что?

– Там же сказано: мифологические существа. Покойный Зильберкант собирал деревянные фигурки на одну тематику. У него и шкатулки были с соответствующей росписью.

– И ты полагаешь, что грабители искали именно русалку? И остановились после того, как ее нашли? Тогда я голосую за версию с коллекционером, заказавшим себе какую-нибудь редкость вроде той русалки. Бандитам она была ни к чему.

– Или же, – сказал Макар, – мы имеем два не связанных друг с другом факта: то, что нападения прекратились, может не зависеть от того, что грабители забрали у очередной жертвы. Они могли остановиться просто потому, что совершили два убийства за один день.

Сергей посмотрел на дату, когда ограбили и убили Якова Зильберканта, и кивнул – пятого мая девяносто третьего года.

– Русалка, русалка… Зачем грабить квартиры из-за русалки? Может, это ключ? Недостающая часть шифра? Ерунда какая-то… Она же деревянная!

– Вот именно.

– Не золотая, не серебряная… Деревянная! Нет, Макар, что-то здесь не складывается. Неужели фигурка была настолько уникальной? Почему не взяли остальные?

– В чем заключается ее уникальность, мы можем узнать двумя путями: отыскать родственников покойного Зильберканта, если они остались, и поговорить с ними. Либо спросить у самого Сковородова.