Развод. Жизнь с чистого листа (СИ) - Зимняя Марина - Страница 24

Дети уплетали свежий вермишелевый суп с тушенкой. Лиза дула на ложку, осторожно пробуя горячий бульон, а Женя глотал его так, будто бы он не обжигал его вовсе. Горка блинчиков росла, за ней поспевал закипающий чайник.

Я закинула пару чайных пакетиков в кружки. Где чья, я определила без проблем. Лизина кружка была в виде Кроша из Смешариков, а Женина просто черная. Возможно, когда я налью в нее кипяток, на ней проявится какой-то рисунок.

— А вы чай не будите — послышался голос Лизы. Женя поднялся со своего места и, приоткрыв шкафчик, вытащил из него большую яркую кружку с тюльпанами. Поставил ее передо мной.

— Она чистая, не переживайте. Мы маме ее на Восьмое Марта собирались подарить.

— Не подарили?

— Нет, — сухо ответил мальчик и сел на свое место.

Я бросила в кружку третий чайный пакетик и налила во все кружки кипяток. Кружка Жени и правда окрасилась в желтый цвет. Черным на ней остался лишь силуэт летучей мыши. Разглядев это изображение, невольно улыбнулась: «Ты и правда супергерой, Женька, — подумала я и присоединилась к детям.».

18. Ради дочки

— Как ты?

Я осторожно коснулась ладони мужа, заставив его обратить на себя внимание. Его губы скривила горькая усмешка.

— А тебе не все равно?

Сказать ему правду? Сказать, что не чувствую сейчас ничего, кроме пустоты. Почему-то именно сейчас в моем сознании всплыли давние обиды. Воспоминания, о том, как слегла моя бабушка, волной захлестнули и в красках напомнили о том, что я переживала в тот период. Макс настаивал на том, чтобы я отправила ее в дом престарелых. Свекровь всячески поддакивала ему, сетуя на то, что я почти забросила семью, кинув все силы на уход за больным пожилым человеком. Я так просила его забрать ее к нам, и Макс чуть было не согласился и даже собрался оборудовать для нее комнату. Но с нами жила его мать, которая была категорически против ее переезда. Я была вынуждена мотаться к бабе Шуре каждый день, а на период своего отсутствия нанимать сиделку.

— Зачем ты так? Мы вроде не чужие люди…

И снова эта горькая усмешка на его губах.

— Нин, ты не обязана меня жалеть. Можешь не притворяться. Все равно у тебя плохо получается.

— Маша, тебя разыскивает. Я не стала говорить ей правду.

— Правильно. Не нужно ей знать. Потом расскажешь.

— Давно ты узнал?

— В январе.

— Больше полгода прошло. Почему ты ничего не делал?

— А смысл?

— Ты меня поражаешь. Ты человек, который вынимать занозу из пальца к хирургу ездил. Решил, что лечиться бессмысленно?

— Так то была заноза, Нин, — теперь усмешка блеснула и в его глазах. — Разве можно доверить что-нибудь серьезнее занозы нашим врачам.

— Ты не прав! И у нас есть хорошие нейрохирурги. Совсем необязательно ехать за границу.

— Давай мы закроем эту тему. Это не в первый раз. Завтра буду почти как новенький.

— До следующего приступа?

Макс слегка пожал плечами.

— Зато не буду овощем, отчаянно цепляющимся за жизнь. Может, следующий раз окажется последним, и я даже понять не успею, как отойду в мир иной. Тебе же только лучше будет. Станешь обеспеченной вдовой. Заживешь новой жизнью.

— Я не хочу быть вдовой, Макс.

— Ну тут уж извини… С этой проблемой не ко мне, — Макс стрельнул глазами в потолок, вероятно хотел показать, что срок его жизни предопределен небом.

— Давай так, — эта мысль буквально секунду назад родилась в моей голове. — Ты соглашаешься на операцию, а я повременю с разводом. Я не оставлю тебя ради Маши. Вероятность того, что операция пройдет успешно, не так уж и мала. Нужно рискнуть, Максим. Быть может, этот риск в итоге окажется оправдан.

Сама мысль о том, что мне придется изменить свои планы, претила. Ведь буквально несколько часов назад я твердо для себя решила, что его болезнь никак не изменит моих планов. Я потерплю еще немного. Совсем чуть-чуть. Ради Маруськи.

— Нина, ты не будешь диктовать мне условия. Развода в любом случае не будет. Не волнуйся, мне ни так уж много осталось.

— Тогда я уйду, и ты останешься один на один со своей проблемой.

— Я и так один.

— Максим, я не буду тебя уговаривать. Думай сам. Если решишься на операцию звони.

— Зачем тебе это?

— Я же сказала… ради Маруси, она любит тебя.

— А ты?

— Ты сейчас серьезно, Макс?

Максим снова усмехнулся.

— Тебе весело?

— Не обращай внимания, это не я… это она, — Макс постучал пальцем себе по лбу. — Ты знаешь, эта дрянь оказывается имеет надо мной невероятную власть.

Я подошла к окну и посмотрела вниз. Максим продолжал что-то говорить за спиной, но его слова почему-то пролетали мимо меня. Задний двор больницы с небольшим сквером хорошо просматривался с четвертого этажа. По дорожке вдоль березовой аллеи шла женщина и катила инвалидное кресло, в котором сидел пожилой мужчина. Им навстречу бежали маленькие дети — мальчик и девочка. Девочка была постарше, а мальчик совсем малыш. Он неловко перебирал ножками, и по его неуклюжей походке было ясно, что ему не больше полутора лет. Вероятно, он только-только начал ходить, а возможно, это были его первые шаги. Девчушка с разбегу запрыгнула на колени к деду, повисла на его шее. А малыш, попытавшись ускориться, запутался в собственных ножках и чуть было не повалился на дорожку, но был подхвачен бдительной мамой.

— Максим, — я сморгнула внезапно скопившуюся в уголках глаз влагу. — Ты хочешь увидеть своего внука?

Макс завис. Почему-то такой простой вопрос завел его в ступор.

— Хочешь или нет? Подержать его на руках, посмотреть, как бьется родничок на его маленькой головке, услышать первые слова, увидеть первые шаги?

Теперь пришла его очередь отворачиваться.

— Максим, в жизни еще так много всего, чего ты еще не успел ощутить. Неужели, ты бы не хотел услышать слово «дед». Помнишь, как ты радовался слову «папа»?

Я снова отвернулась к окну, дала ему возможность пропустить мои слова через себя.

— Ты вернешься?

Отрицательно покачала головой.

— Но я тебя не оставлю… Мы не будем больше мужем и женой, но я постараюсь помочь тебе преодолеть эту беду.

— Ради Маши?

— Да, Максим… ради Маши. Она хочет приехать. Возможно через каких-нибудь полгода, ты подержишь на руках своего внука.

— А потом можно и умирать, да? — улыбнулся он.

— А потом нужно будет прожить еще полгода, чтобы полететь к ним и отметить его первый день рождения. А потом посадить его на велосипед, научить плавать, запустить с ним воздушного змея, сыграть в войнушку, свозить на рыбалку… Подумай, Макс. Неужели, эти моменты не стоят того, чтобы рискнуть?

— Я не хочу быть овощем, Нина.

— Гораздо проще опустить руки, дать раку сожрать тебя. Смириться со своей судьбой и ждать конца. А почему бы не попробовать побороться?

— Никогда тебя не понимал… По-моему, твоя жизнь станет проще после того, как меня не станет. Зачем ты уговариваешь меня?

— Моя… возможно. Жизнь нашего ребенка… точно нет. Отпусти меня, Максим. Давай попробуем сохранить хотя бы минимум уважения друг к другу. Хотя бы немного…

— Нин, прости меня.

— То, что ты сделал на днях, простить невозможно. Но я постараюсь убедить себя в том, что тобой двигало нечто большее, чем просто обида и ревность. Кто знает, может, твоя болезнь и правда одержала над тобой верх.

— За всю жизнь прости…

— Ты меня отпустишь?

Макс коротко кивнул.

— Я приеду к тебе завтра, постарайся отдохнуть.

19. Многодетные родители

— За чем тебе это? Ты ушла! Все! Забудь! Его проблемы тебя больше не касаются!

— Я так не могу…

Мы сидим в моей машине на больничной парковке. Паша хмурит брови и метает в меня глазами молнии. Таким я его еще не видела. Не понимаю, почему я должна оправдываться за свои решения.

— Ты не обязана нянчиться с человеком, который никогда ни во что тебя не ставил. Неужели у женщин такая короткая память! Как ты можешь забыть это!? — Паша хватает меня за руку, демонстрирует запястье, кожу которого до сих пор украшают желтоватые следы. Вырываю руку из его захвата.