Мастер меча тысячелетней выдержки. Том II (СИ) - "Оро Призывающий" - Страница 36

— Ну, — стоило Амире меня увидеть, как она тут же сорвалась с места. — Как всё прошло? Что будет?

Я отмахнулся.

— Да ничего не будет. Немного лжи, страха и Антон теперь герой, если вы не в курсе.

Хаск гневно скривился.

— Ублюдки.

— Ага, — безразлично произнес я, оглядываясь по сторонам. — Как-то здесь пусто.

На центральной площади не было никого, кроме пары солдат, по-прежнему стоящих на коленях Ашвини, на которых нацепили какое-то подобие металлической смирительной рубашки, и огромного Геракла, который этим процессом руководил.

Амира пожала плечами.

— Кажется, учебный год в этом году заканчивается раньше. Всех студентов отправили по домам. Когда откроется Академия — никто не знает.

Хаск хмыкнул.

— Если откроется вообще. Мы все в полной жопе.

— Стерлинг! — раздался знакомый женский голос у меня за спиной.

Я удивлённо распахнул глаза.

— Елена?

Девушка бросилась мне на шею.

— Я всё видела… из окна, вообще всё… я так переживала…

Меня немного смутил этот приступ нежности, однако на объятия я всё же ей ответил. После чего поставил её обратно на землю.

На мгновение повисла неловкая пауза, которую поспешила разбить Амира.

— Хорошо, конечно, что мы все живы, — она вздохнула. — Но я до сих пор не знаю, что с моим отцом.

— А я не знаю, что мы собираемся делать дальше, — добавил Хаск. — Учитывая всё, что мы знаем.

Я поднял перед собой руку.

— Дайте передохнуть секунду, ладно? — я хмыкнул. — Да и к тому же, всё довольно просто. Антон теперь герой. И Антон захочет сделать что-то очень тупое. А значит, мне… или нам, если хотите… нужно быть рядом с ним.

Хаск фыркнул.

— Да тебя на километр к нему теперь не подпустят.

— Это правда, — я посмотрел на Елену. — Благо, у меня есть один недокриминальный недоавторитет в должниках. Думаю, имеет смысл с ним на эту тему поговорить.

Мечники закивали, словно понимали, о чем я говорю.

— Кстати, — я почесал затылок. — А кто-то вообще видел Петю?

— Он был с нами. Сначала, — девушка быстро начала оглядываться по сторонам, словно ожидая, что мой сосед по комнате появится из-под земли. — Но когда Антон начал рассказывать про твоё прошлое…

— Чёрт, — тихо выругался я.

Ну, этого следовало ожидать, рано или поздно.

Конечно. Он всё понимал.

Сейчас не время.

Сейчас критическая ситуация и лишние вопросы только будут мешать.

Однако Пете казалось, что они со Стерлингом друзья. Почему он не может рассказать правду даже ему? Полную и неприкрытую?

Почему, почему…

Да потому что это тип, с которым они все провели последние дни — ни черта не Стерлинг.

Он Сизиф. А значит, Стерлинг где-то в другом месте.

И Петя до него добёрется.

Он повторял себе эту мантру уже целый час. Его мысли перебил лишь приехавший на остановку автобус. Петя чудом сумел выцепить себе место на рейс подальше от Академии, увозящий отсюда не самых богатых её студентов.

Он поправил сумку.

На деле этот фолиант куда тяжелее, чем ему всегда казалось со стороны.

Глава 18

Вергилий как-то сказал ему, что люди портят всё, к чему прикасаются. Что человек — единственный источник бед и создатель своих скорбей.

Вергилий много чего говорил на эту тему.

А Боги, говорил он — может, не идеальные, может, тоже подверженные страстям — всё же единственные, кому под силу направить это стадо на нужный путь и удержать от полного разрушения.

Данте решительно не соглашался с ним тогда, с начале их вынужденного знакомства. Молодой и рьяный, только-только спустившийся в Ад, он ещё не успел растерять своего идеализма и верил, что Боги — просто опьяневшие от своей силы и безнаказанности тираны, а человечество способно само определять свой путь.

Собственно, это он всегда и доказывал — словом и мечом, с ранней юности.

Доказывал, когда спас семью «богоотступников», виновных лишь в том, что их младшая дочь позволила себе пару неразумных фраз в адрес Богов — за что жрецы желали принести её в жертву, а имущество её семьи изъять в пользу храма. Что ж, у него вышло отбить их, прикончив главного жреца. Он ни о чём не жалел, хотя его семье и пришлось бежать их тех мест — жрецы грозили всем жителям городка несчастьями и гневом богов на их головы, и простые горожане готовы были растерзать его семью, лишь бы избежать этого.

Это ведь всего лишь страх наказания, да? Они боялись. Просто боялись. Но если бы они жили в мире, где им не пришлось бы бояться жестоких богов и их жрецов, всё было бы совершенно иначе!

Он доказывал, когда, кочуя из города в город, призывал людей сопротивляться, свергнуть власть Богов, искать способы противостоять их диктатуре. Люди жрецов, наёмники или просто недовольные всеми силами пытались его прикончить; сколько раз на него устраивали засады, сколько раз поджигали дома, где он ночевал — уже и не сосчитать.

Это только непривычка к свободе. Им была неясна мысль, что можно жить иначе, они родились и выросли в мире, где Боги заправляли всем. Но если мир изменится, тогда всё может быть по-другому!

Он доказывал, когда набрал армию сторонников и отвоёвывал у Богов территорию. Он не прекращал верить в свои идеалы — даже тогда, когда его армия, дорвавшись до победы, принималась жечь библиотеки, разорять храмы и убивать невинных людей.

Это просто неумение распорядиться властью и силой. Разве не Боги виноваты в том, что сделали людей рабами и отучили быть победителями? Если избавиться от Богов, раз и навсегда, мир изменится. Не сразу, постепенно…

Так он и продолжал доказывать, бороться с Богами и их жрецами всеми способами. Конечно, это было задолго до того, как люди научились убивать Богов, а потому со жрецами он боролся намного больше — и всё-таки он доставлял Богам неприятности.

И когда Боги наконец обратили на него внимание и решили, что он их раздражает, они просто щёлкнули пальцами. Вся его армия была развеяна по ветру, а что до него самого, то Боги поместили его в Ад.

В царство Дита.

Данте не сдался даже тогда. Очутившись в сумрачном лесу, в преддверье скорбной обители мёртвых, он не знал, что уготовили ему Боги — но был готов принять вечные пытки с гордостью и достоинством. Пусть его режут, жгут, варят в котле…

Нет. Боги не были столь милосердны — они выдумали ему наказание намного больнее. Лично Дит выдумал — Вергилий как-то обмолвился об этом. Порой Данте даже гадал, чего же хотел Дит — наказать наглеца, дерзнувшего восстать против Богов, или… поделиться этим хоть с чем-то? Чтобы кто-то взглянул на мир его глазами?

В Аду Данте не пытали.

Вместо этого ему показали, что есть Ад. Вергилий, не спеша, провёл его по всем кругам, открыл перед ним все двери, заглянул с ним в каждый уголок. Почти в каждый. Редкие исключения всё же были — вроде той комнаты, где мучился Сизиф, слишком великий любитель побегов из Ада, чтобы допускать к нему посетителей.

Но и остальных было более чем достаточно.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий» — так было написано над входом. Надежда в Аду умирает первой — а ещё вера. Вера в человечество.

Самые отвратительные грешники и чудовища, мерзавцы и негодяи представали перед глазами Данте, и он не мог отвести взгляда, как ни хотел. Адские пытки оголяли их души донага, выворачивали наизнанку всё, что они таили внутри себя; Ад сдирал с них любую видимость добродетели, вываривал из них человеческое.

Данте видел каждую пытку, которой подвергались эти существа; поначалу они вызывали в нём жалость и сострадание, но каждый раз Вергилий пояснял, что совершил тот или иной человек, и Данте вновь и вновь понимал — наказание справедливо.

Вергилий показывал нечеловеческие пытки — и тут же указывал на людей, которые их когда-то изобрели. Показывал терзаемые души — а после пояснял, какими грехами они заслужили всё это. Он рассказывал о целых царствах, павших в прах из-за людских грехов и беззакония. О страданиях, которые одни люди принесли другим, и которые стали причиной новых грехов и новых страданий. Обо всей мерзости и дряни, которую только может создать человеческий порок.