Пропагандист (СИ) - Коруд Ал - Страница 7

— И вам не хворать.

— Вы новенький? Я Пахом.

Молодой мужчина в камуфляже по-дружески протянул руку.

«По виду военный. Младший офицер или „сверчок“. Воинская часть КГБ? Их вроде много было под Москвой?»

Мерзликин поздоровался. Рукопожатие у военного было крепчайшее, как стальными тисками схватил.

— Анатолий. Ночью привезли.

— Понятно, тогда почему мне не доложили. Я тут покамест дежурный, за вашим братом приглядываю.

— Ясно.

— Ну что, Анатолий, пойду знакомить тебя с нашим небольшим хозяйством. Выходить отсюда вам нельзя ни в коем разе, потому что нас здесь как бы нет. В городе же вашему брату небезопасно.

«Вот даже как!»

Пахом открыл центральную дверь, в которую виднелся узкий коридор.

— Уборная вот тут, следующая дверь душевая. Полотенце и белье висит у входа. Там же оставляешь старое. Как все дела сделаешь, жду тебя в комнате.

— Ок!

Мерзликин уже сильно торопился, что заметил военный. Нырнув в туалет, Анатолий обнаружил вполне приличный санузел, который, как видно, недавно отремонтировали. Не для них ли, хронопришельцев все сделано? Сантехника пусть и старомодная, но чистая и приличная. Ага, вот и первый «звоночек». В ящичке лежат аккуратно порезанные из старых ведомостей бумажки. В СССР огромные запасы древесины, но вечные проблемы с папифаксом. Это Анатолий с детства отлично запомнил. Особенно когда приезжал в деревню к родственникам. Там и познакомился «поближе» с газетами.

За соседней дверью пряталась душевая на три кабинки. Они закрывались, но не до потолка. И на том спасибо. На крючке висело махровое цветастое полотенце, на полке лежали сатиновые трусы армейского фасона и черные носки с синей майкой. Внутри кабинки оказалось лишь мыло «Банное». Но мылилось отлично. Освежившийся горячим душем Мерзликин переоделся и прямо в трусах почапал в комнату.

Пахом его уже заждался.

— Принимай обновки, — кивнул он в сторону лежащей на постели одежды. — И твоя обязанность, как встал с утра, кровать сразу заправить.

— Так точно! — Анатолий не стал возражать и потянулся к штанам и куртке странной камуфляжной расцветки.

— Это ты правильно отвечаешь. Служил?

— Нет. Но с военными часто работал. Особенно в Первую Чеченскую.

— Это у нас что?

— Война, — пожал плечами Мерзликин. — Был еще на Грузинской кампании. Но там все прошло стремительно. Грызунов вынесли и дошли до Поти.

Служивый мрачно выслушал новости из будущего, но заострять не стал и вопросами не засыпал. Видимо, уже слышал или имел инструкции.

— Тогда принимай мыльно-рыльные, — он откинул дверь тумбочки. — Зубная щетка, зубная паста «Жемчуг», мыло «Туалетное», мыльница — одна штука. Бритва нужна?

— Не знаю, — почесал гладкий подбородок Мерзликин.

— Потребуется, скажешь. Как форма?

Анатолий развел руками, присел, подвигался.

— Отлично! А откуда?

— Эксперименталка, копия португальской. Считай, по блату выдали. Как белье менять, я уже доложил. Завтрак у нас обычно в восемь. Опоздавшие остаются без него. Но раз тебя сегодня привезли, то мы оставили. Пошли! Да, ботинки позже занесу, все равно пока тут сидеть будете.

Они вышли в коридор и прошли его почти до конца. На двери висел листок с надписью, сделанной через трафарет: «Столовая». Небольшая комната с длинным столом и тяжелыми армейскими табуретами. На столешнице, покрытой клеенкой, зеленый эмалированный чайник и тарелка, накрытая салфеткой.

— Кушай. Я счас.

— Спасибо.

Каша рисовая на молоке. Верху желтеет растопившееся масло. Масло лежало и на куске хлеба. Осталось лишь размазать. Армейские в своем репертуаре. Но уже хорошо, что он на довольствии. Война войной, а обед по расписанию. Проглотив ложку разваристой каши, Анатолий внезапно ощутил, что здорово проголодался. Видимо, так работает его обновленное тело. Метаболизм изменился, энергии требуется больше.

«А ведь это весьма любопытное научное исследование. Мое тело в молодом возрасте!»

Как бы то ни было, но чай был крепким и сладким, хлеб вкусным, масло нежнейшим. Даже детская каша диетически полезна и радовала желудок. Обычно об армейской жрачке у Мерзликина остались весьма тоскливые воспоминания. Но то были девяностые, может быть, тут с питанием лучше. Да и часть, видать, элитная.

— Готов?

— Всегда готов! — сделал подобие пионерского жеста Анатолий. Пахом хохотнул и подмигнул.

— Тогда давай за мной.

Они прошли немного обратно и нырнули в большую комнату, похожую на уголок отдыха. На окнах занавески, в углу большой телевизор, рядом стоит радиоприёмник кондового ретростиля, поражает своей монументальностью. Противоположная стена полностью отдана под книжные стеллажи. На столике лежат пачки прошитых газет и журналы. Из тумбочки вылезла краешком шахматная доска. То есть местные хорошо подготовились, чтобы обеспечить досуг «вновь прибывших».

— Если нет текущих занятий, то можно находиться в библиотеке. Вечером после ужина, а он у нас в восемнадцать тридцать, свободное время. Программа передач около телевизора. Извини, но он у нас лишь черно-белый.

Пахом осклабился. Мол, привыкай к реалиям семидесятых. Мерзликин внезапно вспомнил о телефоне. Его везли вместе с ним в той самой шкатулке, больше похожей на экранированный ящик для переноски.

«Странно, чего они опасаются?»

Еще один элемент в цепь сомнений. Но так или эдак Анатолий в настоящий момент не властен над ситуацией. Так что стоит расслабить булки и плыть по течению.

— Пахом, а сейчас мне что делать?

— Сидеть у себя в комнате. Воду я принес, на обед позову.

— И чего ждать?

— Собеседования. Дальше не спрашивай. Не мое дело.

— Можно, я те журналы с собой возьму.

— Да хоть все. Читать не запрещается. Наоборот, полезно.

До обеда Мерзликин тщательно изучал подшивку газеты «Правда» за первый квартал 1973 года. Главный политический печатный орган страны на деле оказался довольно бестолковым и полным «воды». Похоже, редакции требовалось постоянное заполнение шести страниц хоть чем-то. Но под опытным журналистским взглядом среди сухого газетного текста открывалось многое. Программные статьи, по всей видимости, готовили в ЦК КПСС. Они резко отличались от написанных на нормальном русском языке заметок настоящих журналистов. Кто, вообще, это читал? Разве что начальство с карандашом, ища скрытый подвох и наметки новых веяний.

Статьи и новости о международном положении по факту попахивали полной дезинформацией и блефом. Для думающего человека они не давали практически ничего. Тупое перечисление событий, подача неинформативного материала и анализ в стиле лозунгов тридцатых. Эти ребята крепко застряли в прошлом. Впрочем, и в будущем ораторы первых каналов ничем не лучше, транслируя на страну туповатую пропаганду, созданную непрофессионалами. Мерзликин отлично знал, кто рулит кнопками. Хорошо, если нанятый по знакомству щелкопер обладал хоть какими-то талантами. Чаще всего туда попадали полные бестолочи или грантоеды. Последних в официозных зданиях отчего-то всегда любили.

Но для общего понимания духа эпохи «Правда» все-таки бесценна. Анатолий уже перешел к более либеральной «Комсомольской правде», откровенно радуясь энергичности и жизненности внутреннего материала, когда в дверь постучались.

— Да-да.

Вошел молодой военный, в той же непонятной маскировочной форме без погон.

— Доброго дня. Я ваш куратор Михаил Ильич Вяземский.

Анатолий тут же подскочил к гостю и протянул руку.

— Рад. Мое имя вам уже известно?

— Конечно!

Улыбка куратора Мерзликину понравилась. Совсем не натужная, как у его коллег в будущем. И в глазах искренний интерес. Анатолий уже и забыл, когда видел подобное в людях. Хотя он и общался в последние годы со всяческим отребьем в дорогих костюмах.