Пропагандист (СИ) - Коруд Ал - Страница 35

Под конец на экране оказались представлены сухие цифры расходов. Сколько процентов из общих расходов государства уходит на образование, медицину, социальную помощь там и в СССР. Коснулись немного и преступности. Как ни странно, но здесь поведал свою грустную историю швед. Его отца убили гангстеры, потому ему пришлось пробиваться в жизни самому. Зрители в какой-то момент невнятно загомонили. Диктор озвучивал цифры тяжких преступлений на количество населения по странам, и неожиданно на экране мелькнул СССР. Даже представили данные о погибших сотрудниках. А такое было немыслимо! Погас экран, вспыхнул свет. Но в небольшом просмотровом зале не повисло ожидаемое молчание. Люди вполголоса обменивались впечатлениями и странно поглядывали в сторону Мерзликина.

Демичев некоторое время смотрел на экран, потом заговорил. И как-то так странновато, как будто увидал сейчас некий «Ящик Пандоры» и потому тщательно подбирал слова.

— Ясно, почему вы просили посмотреть сразу вторую часть. Честно скажу — откровенность поражает. Да что говорить, даже впечатляет! И подача материала такая необычная.

— Как будто изнутри?

— Точно выразились, Анатолий Иванович. Это ведь ваша работа: сценарий и монтаж?

— При моем непосредственном участии. Но хочу сразу отметить, — Мерзликин кивнул в сторону Мамедова, директора Центрального ТВ, — на телевидении много настоящих профессионалов. С ними было очень приятно работать. Результат наблюдали воочию.

— Впечатлен.

Кто-то из ЦК все-таки встрял в разговор:

— Не слишком ли смело? Поймут ли наши люди разницу двух образов жизни?

Демичев хитро глянул на Мерзликина: мол, давай — отбрехивайся!

— Не надо считать советских людей дураками, товарищи. Они неоднократно доказывали свою политическую зрелость. Иначе придется признать работу вашей организации неудовлетворительной.

Среди партийных идеологов прошелся легкий гул, но смелых больше не нашлось. Секретарь ЦК выглядел довольным прозвучащим отлупом.

— Как планируете подать зрителю?

— Мы с Энвер Назимовичем думаем разбить материал на небольшие секции по сорок пять минут. Каждая будет посвящена одному из героев. Сначала подача нарочито позитивная, затем изнанка жизни в капиталистическом рае.

— Сыграть на контрасте? Ну что же, у вас это неплохо получилось. Как я правильно понимаю, первой пойдет реклама витрины Европы?

— Да. Через неделю покажем вторую часть передачи.

Демичев нахмурился:

— Почему такой большой перерыв?

— Для интриги.

Кто-то из комиссии буркнул:

— Нас за эту неделю завалят гневными письмами.

Анатолий держал себя в руках и не позволил даже малейшего намека на улыбку. Демичев также еле сдавил вырывающийся наружу смешок, но строго погрозил пальцем.

— А вы проказник! Но эффект передача точно произведет.

— Вот именно. После подробного анонса у телевизора соберутся семьями. Улицы опустеют. Пивные ларьки останутся без выручки.

— Что за анонс?

— Объявление с коротким визуальным клипом на будущую тему передачи. Можно прокатывать всю неделю в новостях. Это подогреет интерес.

Демичев вздохнул:

— Вы так странно говорите, но суть я уловил. Думаете, сработает?

— Я не думаю, Пётр Нилович, я точно знаю.

— Прошлый опыт?

— На самом деле это целая наука. То есть ничего сверхъестественного.

Демичев бросил в его сторону заинтересованный взгляд. Он был в курсе, что в том Союзе его вскоре поставят на культуру. Видимо, мотал на ус все факты. Ведь именно секретарям ЦК КПСС было известно большего всего. Об этом догадывалась свита, потому и помалкивала. Брякнешь чего-нибудь не то против линии партии и не отмоешься. А она сейчас была крайне извилиста.

— Тогда не будут вас отвлекать. Энвер Назимович, держите меня в курсе и сообщите, пожалуйста, о дате выхода в эфир. Нам необходимо будем отслеживать реакцию публики.

— Обязательно, Петр Нилович.

Уже уходя, Демичев как будто что-то вспомнил:

— А вот те цифры о преступности… они обязательны?

— Мы планируем цикл передач о работе полиции и милиции. Для сравнения. Леонид Ильич в курсе.

Секретарь ЦК молча кивнул. Раз согласовано с Самим, значит, для пользы дела. Мерзликин же знал больше. Скородумов по пьяни выболтал, что он состоит в рабочей группе по переработке Уголовного кодекса. В свете пролившейся по вине попаданцев информации остро встал вопрос по борьбе с уголовщиной, ворами и тем явлением, что впоследствии превратилось в культуру АУЕ. Поэтому при личной встрече Анатолий и выбил из Ильича разрешение на цикл передач. Крайне смелый по актуальности. Но он верил, что гласность намного лучше, чем бесконечное засовывание сора под ковер.

Глава 20

24 декабря 1973 года. Котельническая набережная

В квартире Мерзликина то и дело спозаранку раздавались звонки.

— Анатолий Иванович, поздравляю. Твой выход в свет наделал шуму, — тон голоса у куратора был сегодня шутливым.

— Спасибо, Петр Владимирович. Но сказка еще впереди.

— Да не скажи. В ЦК еще с вечера вал звонков. Сегодня, наверное, ждем аншлаг.

— И что говорят?

Именно Лосев мог поведать Мерзликину больше, чем застегнутые наглухо партийные бонзы. Те только наедине друг с другом осмеливались на большее. Борьба за власть, влияние кланов, трения между отдельными личностями. Внутренняя политическая жизнь Советского Союза отнюдь не была поляной для кроликов. Жрали друг друга как гиены. Шакалы помельче тусовались неподалеку, поджидая легкую добычу. Анатолий и не подозревал раньше — какая это все-таки клоака, Политический Олимп СССР. И ему срочно требовалась помощь. Только вот от кого её получить?

— Одни ругают, другие осторожничают.

— Все ожидаемо.

— Мне так кажется, что вы что-то недоговариваете.

— Болото.

— Жестко.

— А я вас предупреждал и Леонида Ильича так же. Вот вам и лакмусовая бумажка на ваших аппаратчиков. Наблюдайте и анализируйте.

— Попахивает нехорошо, Анатолий.

— Как уж есть. Но одних верных выдержать нельзя. Требуются эффективные.

— Где-то я эти слова слышал.

— Так товарищ Сталин знал, что делать.

— Я вас услышал. Поговорим позже.

Что больше всего удивило здешних функционеров от партии, это уважительное отношение большей части попаданцев к личности легендарного вождя. У граждан капиталистического государства спустя десятки лет буржуазной пропаганды остался больший пиетет к нему, чем у детей Оттепели. Такой шокирующий вывод представителям высшей власти предоставили еще первые интервьюеры. Мерзликин был в числе тех, кто относился к наследию Сталинской эпохи с пониманием и уважением. Он был на самом деле не согласен с очень многим, но грязи в отношении к Кормчему не терпел. Если имеешь критику, то обоснуй, а не повторяй гнусные пасквили!

Анатолий любил копаться в документах и закидывать их в закладки. Еще в той жизни в подвыпившей компании либеральнутых граждан он обожал начать с ними спор и мощно резал крайне необразованных идиотов данной прослойки фактами. Например, сколько на самом деле сидело политзаключенных в ГУЛАГе. А это довольно небольшие проценты от общего числа уголовников. Настоящие дела из архивов на раскулаченных, на которых печати ставить было некуда. И мироеды, и спекулянты, и зачастую пособники антисоветских элементов. Постреволюционная эпоха была крайне интересна и не по-человечески сурова. Вернее, жестока до усрачки.

И это обстоятельство дитю не людоедской эпохи Ильича жутко не нравилось. Неужели нельзя было решить все по-иному? Вот в чем не получится упрекнуть Брежнева — не играл он в подобные игры. Может, и был из-за этого излишне добродушен, но кровушку зазря не лил. И Никита Хрущ при нем дожил оставшееся на пенсии. И Жукова в лагерях не сгноили. И отщепенцев выпускали. Но исторические реалии целой эпохи сложились все-таки иначе. Что этому было виной, Анатолий не ведал.