Пропагандист (СИ) - Коруд Ал - Страница 20

— Офигеть! Да как так можно?

Валентин скупо заметил:

— Для того и строили Беломорканал.

— Не задерживай девушку.

Вера издевательски кивнула в сторону стоящей у двери молодухи в купальнике. Тот отлично обрисовывал точеную спортивную фигурку. Анатолий держался за парапет, не спеша вылезать из бассейна. Он выполнял только что двойную норму, чтобы привести чувства в порядок. Затем он скользнул по фигуре микробиолога из будущего. И чего она себя стесняется? Такому бюсту стоить позавидовать. Мерзликин видел случайно Попову голой в душе, о чем та отлично знала.

— Я бы с удовольствием провел время с тобой.

— Не в этой жизни, Толик.

— Жизнь коротка. Скоро мы снова станем старыми и противными.

Молодая женщина засмеялась и плесканула водой на лицо мужчины. В молодости у него была атлетичная фигура. Плавные да гимнастика и сейчас помогали держать её в форме.

— Не спеши нас хоронить. Впереди несколько десятков лет…

— Что изменят судьбы планеты.

Вера пристально глянула на Анатолия:

— Ты всерьез считаешь, что мы все здесь изменим?

— Иначе зачем Вселенной закидывать нас сюда?

Попов закусила губу:

— Только станут ли люди от этого счастливее?

— Счастье не зависит от общества. Но у человечества появится шанс. Думаю, что неведомая воля плодит бэкапы мироздания. Ведь где-то цивилизация убьет себя атомом или вирусами.

— Ты о чем? — в глазах женщины заплескалось непонимание.

— Неужели не было видно, что в нашем будущем мы подошли к самому краю. Я сильно сомневаюсь, что человечеству удастся пройти по лезвию бритвы. Ты вспомни наших политиков. Они имели хоть толику мудрости? Поверь, я общался с некоторыми из них. Это настоящие упыри, помнящие лишь о себе. Они ни о чем не думают. У них нет ответственности!

— Не знаю, Толя. Мне становится страшно, когда я вспоминаю о своей. Кто я и Вечность?

Они еще раз глянули друг на друга и разошлись по душевым.

Вскоре Анатолий ощутил рядом чье-то присутствие.

— Я уже устала ждать, когда вы наговоритесь. Совсем меня забыл. Дай, я тебя намылю.

Мерзликин повернулся и обнял такое возбуждающее и приятное тело.

— Давай наоборот. Я тебя буду намыливать.

— Ты опять торопишь события?

— Да вовсе нет, у нас впереди вся ночь. Ты же завтра выходная.

— Ты слишком много говоришь.

Его рот тут же залепили поцелуем. Да и разговаривать больше не хотелось.

Глава 12

Подмосковье. 24 октября 1973 года. Задача номер один

— Соня, просыпайся! — в дверь крепко колошматили.

Мерзликин, еще ничего не понимая, натянул треники и открыл дверь. За ней маячил энергичный донельзя Ракитин.

— Ты чего?

— Сколько можно спать? А еще говорят спортсмен. По утрам бегает.

— Да мы тут вчерась немного засиделись.

— Вижу, — Семен поднял на просвет бутылку из-под коньяка, а затем хмыкнул. На спинке кровати висели женские чулки. — И что такое, скажи на милость, насущное вы обсуждали?

— Да ну тебя! Имею я право иногда отдохнуть.

— Все мы имеем право налево, — хохотнул первый попаданец в СССР. — Давай быстрее приводи себя в порядок. Нас ждут великие дела!

Мерзликин принял душ, побрился и вскоре шел с Ракитиным вниз. Завтрак уже прошел, но в кафе всегда имелся горячий кофе и пирожки.

— Вкусно у вас тут и удобно, — Семен огляделся. — Мне, как хату дали, так толком в ней и не обустроился. Постоянно в общаге с парнями ночую. А что? Там белье постельное меняют, прибирают. Кушаю все равно в столовых и буфетах.

— В Кремлевских буфетов неплохо кормят, — вспомнил свою поездку к Брежневу Анатолий.

Ильич особо с ним не беседовал. Провел положенную политинформацию, озадачил, пожелал удачи и был таков. Красавец, да и только! Как при нем Союз раньше к обрыву не поехал? Семен отхлебнул кофе и зажмурился от удовольствия. Неизвестно откуда сюда поставляли зерна, но они были чудо как хороши. Он прикинул, что выбрать, и потянулся за свежим сочнем. С детства любил эти пирожки с творогом.

— Ну где Кремль, и где мы. Я же нынче при правительстве. Нам выделили собственное здание, старый особняк в тихом местечке. Чтобы в глаза не бросались.

— Туда едем?

— Нет, нынче в Совмин. На Старой площади светиться неохота. Но человек нас будет ждать оттуда.

Мерзликин подхватил свежую ватрушку и внимательно посмотрел на товарища:

— Давай ближе к телу, Сеня.

— Первоначальный этап накопления информационного капитала прошел. Тебе не хочется заняться настоящим делом?

— Что для этого нужно?

Ракитин отставил кружку в сторону, задумчиво посматривая на собеседника.

— С тобой интересно иметь дело. Честно говоря, получив на тебя досье, я сначала думал, что ты будешь против помощи коммунистам.

— Они что: не люди что ли? И я помогаю России в любом её качестве. В эту эпоху у нее еще есть шанс стать чем-то более значимым. По моей теории уход социалистического строя русского типа из общечеловеческой цивилизации стал огромной потерей для всех. Ничего ведь нового мы взамен не приобрели. Те же капиталистические грабли, что и у всех. Безо всякого национального оттенка. Плюс войны на имперских окраинах, инспирированные чужими спецслужбами в рамках планируемой ими деградации. Мы потеряли разом лет двадцать прогресса. И ради чего? Богатства кучи ублюдков? Нет, я не согласен плодить их вновь.

Ракитин задумчиво произнес:

— Так или иначе они и без нас появятся, если позднесоветское общество не спихнуть с текущего пути. Оно уже катится на полных парах в одну сторону. Неприкрытое мещанство обывателя, двойные стандарты, черный рынок с сопутствующим им бандитизмом. Идеалы потускнели, и позолота слетела.

— Можешь пояснить?

— Что у нас во главу программы партии поставлено? Удовлетворение потребностей трудящихся. А потребности у нас как бы постоянно растут. Квартира в хрущевке, пальто демисезонное, хлеб, масло и молоко повсеместно в магазинах уже многих не удовлетворяют. Им подавай улучшенную планировку, джинсы и сервелат на завтрак. И дальше будет не слаще. Каждому по шикарной квартире в сталинке, автомобиль на семью.

— Начинаю тебя понимать. Но ведь ради этого революция затевалась?

— Большевики уже построили то, что в октябре семнадцатого обещали.

Мерзликин чуть не пролили кофе.

— Ты серьезно?

— Ты забываешь, что я историк. Многие политиканы привыкли притягивать факты за уши и играть демагогию. Сам посчитай. Как понимал обычный рабочий или крестьянин начала двадцатого века коммунизм, на свой простонародный лад. Теплое жилище с водопроводом и канализацией. Если есть электричество, то, вообще, благодать. Ты просто не помнишь, как народ жил до революции. Так я помогу тебе освежить память в любом крупном музее.

— Ну, — Анатолий напряг мозги и оказался согласен с Семеном. Большая часть рабочих жила в бараках, снимала даже не комнату, а угол или ютилась в подвалах. Обычные жилища крестьян на семью в десять-двенадцать человек также отнюдь не были хоромами, — в целом согласен.

— Добавь сюда всеобщее бесплатное образование. Вплоть до высшего, второго высшего и возможности посещать курсы повышения квалификации. И все это за счет родного рабоче-крестьянского государства.

— Так, подожди, — идея Мерзликину понравилась, но он решил побыть немного адвокатом дьявола. — Но тогда получается, что кто-то постоянно учится, а кого-то после восьмого класса выкидывают на завод вкалывать до пенсии.

— Каждому по способностям. Люди разные. Но почему мы в угоду некоторым, должны ставить препоны для людей талантливых.

— Все равно получается сегрегация.

— Ловишь меня на слове! Но на меня такие дешевые трюки не действуют. Мир несовершенен. Для того и была изобретена эволюция, на самом деле жесточайшая вещь во Вселенной, уничтожающая без жалости мириады живых существ. А ведь материалистическая диалектика буквально молится на нее. Отказавшись от бога, мы уверовали в Пресвятую Мать-Природу. Только вот она для своих детей скорее злая мачеха.