Тьма на ладони - Фудзивара Иори - Страница 6

Все, кто был в комнате, в изумлении вытаращились на Исидзаки. Он поднялся из-за стола, отвесил официальный поклон и расплылся в улыбке:

– Господа! Я прошу вас не беспокоиться. В том, что сегодня случилось, компания «Напитки Тайкэй» никого не винит. Ни вас, ни ваши фирмы. У нас также нет претензий ни к господам с телестудии, ни к агентству «Гэндай», ни к кому-либо персонально. Всю ответственность я беру на себя.

Это было двадцать лет назад.

Слух о «всеобщей амнистии» в тот же день раскатился по деловому миру. Имя Дзюнко Кагами, перепутавшей имя спонсора в прямом эфире, долго обсасывали скандальные еженедельники. Но подавали это вовсе не как позорную трагедию. А как забавную и трогательную историю.

Газеты и журналы начали в самых теплых тонах расписывать гуманизм и милосердие компании «Напитки Тайкэй». Одно-единственное происшествие вдруг без чьего-либо умысла обернулось мощным паблисити. «Напитки Тайкэй» стали еще популярнее, а Дзюнко Кагами получила рекламную поддержку для своей актерской карьеры.

Тем не менее я уволился. И меня никто не удерживал.

А через неделю в моей квартире зазвонил телефон. Начальник отдела рекламы Исидзаки самолично предложил зайти к нему в офис. Деваться некуда. Я отправился в «Напитки Тайкэй». А выслушав его, удивился еще больше.

– Ты не хотел бы работать в нашей компании? – предложил он мне, улыбаясь. – Сценарий ты переписал, чтобы взвалить вину на себя. И выгородить Дзюнко Кагами. Мальчишка! Однако, посмотрев на твою рукопись, я кое-что вспомнил. То, о чем уже порядком подзабыл… Я подумал, что, пожалуй, нынешнюю молодежь еще рановато выкидывать на помойку. Хотя, возможно, не взгляни я на рукопись, моя позиция была бы совершенно обратной… В общем, я решил тебя нанять. Что ты об этом думаешь?

«Мальчишка»… Когда он сказал это слово, я чуть не рассмеялся. И произнес то, чего сам от себя не ожидал.

– Благодарю вас, – сказал я. – Очень вам признателен. Но извините за дерзость… У меня будет одно условие.

– Какое же? – спросил он.

– Я готов заниматься любой работой, кроме рекламы. Иначе меня кошмары замучают.

Исидзаки от души расхохотался:

– Понимаю! Ну, будь по-твоему.

Вот так получилось, что, поступив в солидную компанию буквально с улицы, я чуть не полжизни проработал менеджером в одном из ее филиалов. И только два года назад меня перевели в генеральный офис.

Дзюнко Кагами оправилась от случившегося довольно быстро. Но какое-то время спустя исчезла как из кино, так и с телеэкрана. С того дня мы с ней ни разу не виделись.

– Хориэ! – окликнул меня Санада.

Я очнулся. Наш лифт стоял на «президентском» двадцатом этаже, и двери его были открыты.

3

Секретарша Нисимура встретила нас голосом строгим, как металлическая линейка:

– Вас ожидают!

Встав с кресла, она подошла к двери кабинета и постучала.

– Доброе утро! Извините, что задержались! – запричитал Санада, ввинчиваясь внутрь.

Я вошел следом и прикрыл за собою дверь.

Я не раз слыхал, что клиенты-иностранцы, посещая нас, поражались, какой тесный и неказистый кабинет у нашего президента. Таким он и оказался – символ аскетизма солидной японской компании. Я попал сюда в первый и, надо полагать, в последний раз.

– А! Доброе утро…

Президент Исидзаки сидел на диване и листал экономический журнал. Завидев нас, он закрыл журнал и широко улыбнулся. Элегантной улыбкой спокойного мужчины с серебристыми волосами.

А двадцать лет назад эти волосы были черны как смоль. Тогда ему было едва за сорок. После той встречи он очень быстро дослужился до исполнительного директора, а еще через пару лет – и до генерального, став вторым человеком в «Напитках Тайкэй». После того инцидента, ни с кем не советуясь, объявил, что в сорванной рекламе не виновата ни одна из компаний – участников телешоу. А также, на удивление всем, самолично принял меня на работу в свою компанию. Хотя подобное «злоупотребление», насколько я слышал, было совсем не в его характере.

– Присаживайтесь, – небрежно махнул он рукой.

– Благодарю вас! – произнес деревянным голосом Санада, опускаясь на край дивана.

Я присел рядом.

Картина всей троицы на одном диване привела Исидзаки в шутливое настроение.

– Ну что, Санада! Как там в последнее время наши рекламщики?

– Недурно, господин президент. Вашими молитвами телевизионная реклама «Антика» получает очень хорошие отзывы. Это неплохо влияет и на показатели наших поставок в целом. Даже сам гендиректор Тадокоро не мог этого не отметить…

Я едва удержался от смеха. Так вот где собака зарыта! Значит, мою рекламную версию «Антика», о котором говорила Охара, наверху раскручивал гендиректор! Об этом, похоже, она и сама не догадывалась.

– Да, я заметил, – кивнул Исидзаки. – В последнее время рекламный отдел и правда делает успехи. – Он перевел взгляд на меня. – А ты, Хориэ, я слышал, решил увольняться?

– Да, – сказал я. – Я знал, что когда-нибудь вы забудете свое обещание…

Раскаленный взгляд Санады прожег меня насквозь. Еще немного – одни угольки останутся. Разумеется, он не мог знать ни о моей встрече с Исидзаки двадцать лет назад, ни об условиях моего поступления на работу.

– Я ничего не забыл, – тихо сказал Исидзаки, и легкая улыбка пробежала по его губам. – Да, я обещал, что ты не будешь работать в рекламе. Это было твое единственное условие. Насколько я помню, тебя перевели сюда два года назад, не так ли?

Я удивленно взглянул на него. Значит, он не только помнил, о чем говорил со мной двадцать лет назад, но и отслеживал мою карьеру?

– Совершенно верно. Последние два года я работаю в компании по инерции. Наверное, и правда силы уже не те. Ну а теперь, в русле нашей новой кадровой политики, я решил не упускать своего шанса и спокойно уйти на покой.

– Кадровой политики? – Он слегка усмехнулся. – Видишь ли, я узнал о твоем назначении, когда уже был на этом посту. Став президентом, я больше не могу контролировать передвижение людей на уровне секций. Надеюсь, это ты понимаешь?

Да, он прав. «Условие», которое я ему выдвинул, и так выходило за рамки неписаных правил японской фирмы. А эти правила подобны земному тяготению: независимо от ранга действуют на каждого одинаково. И я – не исключение. Просто в те годы я был слишком молод, чтобы об этом помнить.

– Извините меня, – сказал я. – Прошу вас, забудьте об этом.

– Спасибо тебе, – кивнул Исидзаки.

Я не поверил своим ушам. Человек, заправляющий корпорацией с оборотом в сто восемьдесят миллиардов иен,[13] благодарит меня за принесенные извинения? Меня, букашку-завсекцией, – за какие-то неурядицы в кадровых передвижках? Обалдевший Санада, слушая нас, не смел даже пошевелиться.

– А насчет твоего ухода… – продолжал Исидзаки, – ты уверен, что еще не передумал?

– Уверен.

– Даже если я прикажу тебе остаться ради компании?

– Вы прекрасно знаете: никто ни в какой компании не может такого приказать. Это противоречит свободе выбора работы. Прямое нарушение Конституции. А кроме того, подобным приказом вы бы дискредитировали свой же собственный указ о добровольном увольнении.

– Да, все верно, – кивнул Исидзаки. – Приказывать я тебе не могу. Я уже говорил гендиректору, что из-за нашей кадровой политики мы можем потерять таких специалистов, как ты. Насколько я знаю, до перевода сюда ты занимался чисто менеджерской работой. Фактически ты – первый в истории компании, кого наняли с улицы сразу на должность завсекцией… Хотя, конечно, удерживать тебя мы не можем.

Наверное, мне следовало поблагодарить его, но я промолчал. Со мной-то ладно. А что будет с теми, кого уволят сразу после меня? На дворе жуткий кризис, самый жестокий за всю послевоенную историю страны. А президент – всего лишь представитель своей компании. И его личное отношение ко мне не имеет ничего общего с его же обязанностями.