Голод богов (1) - Розов Александр Александрович "Rozoff" - Страница 14

Что орденский командир будет делать? Правильно, обратно через ручей отступать. Вроде бы на свою сторону. А чтобы совсем не скучно было — протянем-ка мы на броде колючую проволоку, так удачно придуманную отцом Кабани. Ряда этак в четыре. Интересно посмотреть, как они через такую проволоку переправятся — особенно если с этой стороны лучники будут стрелять им в спину, а на той стороне их наша пехота встретит…

…

Солнце подкатилось к полудню — тусклое, как глаз снулой рыбы, оно едва пробивалось сквозь сплошную пелену наплывающего густыми волнами дыма. В воздухе летала копоть, оседая на все вокруг — на землю, на людей и лошадей. За ручьем, который был совершенно невидим в густом дыму, горела сайва. И горело мясо — много мяса. Откуда-то издалека доносился лязг оружия, стоны, ржание коней… Потом все надолго стихло.

В орденском лагере Ордена изнывали от смрада и от неизвестности.

Что с ушедшими полками? Догнали ли варваров? Добрались ли до катапульт? Наверное, добрались — раз больше не летят камни. И что? Непонятно…

Тем временем, судьбу этих последних полков решал совет войска. Остальные свою судьбу уже нашли. В поле и в лощине у предгорий, вокруг ручья и в сайве лежали тысячи орденских бойцов — побитые камнями, сожженные, изрубленные, поколотые, пораженные отравленными стрелами. Совет колебался — пока потери войска Хозяйки по сравнению с потерями Ордена были невероятно, сказочно малы. Но всем было понятно — если столкнуться с остатками кавалерии ордена в открытом бою, в поле, больших потерь не избежать. Но не оставлять же здесь, у себя под носом, более 4000 бойцов врага.

Все смотрели на Румату — что скажет Светлый, то и будет.

— В открытом поле биться не будем, — сказал тот наконец, а после паузы добавил, — но и орденцев не выпустим.

Молчал совет почтительно. Молчали вольные капитаны и выборные, молчал Верцонгер. Молчал отец Кабани. Молчала Кира. На их глазах творилось чудо.

— Сколько у нас возов? — спросил Румата.

— Сотен двадцать наберется, — уверенно сказал один из выборных.

— Хорошо. Настилайте переправу, запрягайте быков и все на ту сторону. Дон Пина, переправляйте своих ландскнехтов, обеспечьте охрану переправы с той стороны. Верцонгер, дон Пага, кавалерию тоже на ту сторону, организовать разъезды, за орденским лагерем следить со всех сторон. С основными их силами в бой не вступать. Только с их разъездами — если таковые появятся. Отец Кабани, на последние возы погрузите огнеметные машины и снаряды для них. Распорядитесь, чтобы катапульты прикатили от верховий на старую позицию. Что — пожар в сайве? Возьмите тысячу человек. Если надо — возьмите две. Пять. До заката катапульты должны стрелять со старой позиции. Все. Выполняйте.

… К вечеру пелена дыма отчасти рассеялась и здесь орденских бойцов ждал плохой сюрприз. Их лагерь был окружен кольцом возов, за которыми виднелись группы слаженно перемещающихся вооруженных людей.

Предприняли было попытку атаковать тремя сотнями — да не тут-то было. Конный строй был разрежен огневыми снарядами, а на подходе к возам — осыпан отравленными стрелами. Назад вернулось меньше двухсот бойцов.

Еще раз попытались — доскакали, несмотря на обстрел, до линии возов, но были отброшены ландскнехтами.

Солнце между тем клонилось на закат. И тогда заговорили катапульты. Каменная шрапнель с математической точностью ложилась внутри круга возов, методично перемалывая людей и коней… К ночи все было кончено.

Румата уселся на один из возов, снял шлем, увенчанный бычьими рогами, вытер лоб, и спокойно произнес.

— Все. Мы победили. Дон Пага, отправьте вестового к отцу Кабани, пусть остановят катапульты. Здесь больше не в кого стрелять.

Подошли двое «холопских» тысячников — из тех, кого он натаскивал последние дни. Они переминались с ноги на ногу, потом один, что помоложе, спросил:

— Скажите, Светлый, мы не ослышались? Это уже победа? В орденской армии двести сотен с лишним…

— Было, — поправил Румата, — теперь нет. Эта армия более не существует. До утра ваша задача построить людей, определить потери, позаботится о раненых определить куда-нибудь пленных, обеспечить порядок, выставить охранение. Остальным бойцам обеспечить отдых, кормежку и пиво — но в меру. Ни одного пьяного чтобы не было. Хорошенько запомните — мы выиграли сражение, а не войну. Война еще впереди. А я хочу спать. И не вижу никаких причин это откладывать.

Так завершилась первая битва войны, которая войдет в здешнюю историю под названием «война летнего солнцестояния».

Впрочем, не только в здешние учебники. Происходившие здесь события имели значение и для множества людей, никогда не видевших ни здешней земли, ни здешнего солнца…

…

Было очень кстати, что в завершающим этапе сражения, Кира не участвовала. Так что теперь Румата имел возможность спокойно выбрать место, где можно без помех поговорить с Бромбергом.

Бромберг, видимо, тоже ждал — так что включился через пару секунд после вызова.

— Я уже знаю, — сказал он вместо приветствия.

— Думаю, в институте тоже уже знают, — заметил Антон.

— О сражении. Но не о вашей выдающейся роли в нем. Впрочем, часов через двадцать — тридцать будут знать. Тогда соберут чрезвычайный совет. Будут долго мусолить эту тему, говорить умные слова и так далее. Дадут кому-то поручение проверить факты, уточнить обстоятельства и так далее. В общем, как я и говорил, это займет дней десять. Вопрос в том, какая позиция в итоге возобладает. Решат сразу вас выкрасть — или сначала ограничиться беседой. Я попробую сделать так, чтобы предпочли беседу. Надеюсь также, что они решат не ставить в известность КОМКОН, а делать вид, что ничего особенного не происходит. Базисная теория феодализма, крестьянские войны и далее в том же духе. Сор из избы никто выносить не любит. Есть, конечно, риск, что КОМКОН и без них узнает. Раннему средневековью не свойственны тактические приемы Наполеона Бонапарта — это общеизвестно. Стоит самому зеленому юнцу в КОМКОНЕ увидеть снимки этого сражения — и он срочно побежит докладывать начальству.

— Что тогда? — спросил Антон.

— Тогда уже безо всяких бесед и уговоров.

— Понятно. И что делать?

— На Саракше небезызвестный Каммерер умудрялся бегать от Сикорского несколько месяцев, — заметил Бромберг, — хотя Сикорский очень хотел его поймать. И не только бегать, если вы помните. Об этом не принято говорить в КОМКОНЕ, но фактически, Каммерер, тогда еще сопляк двадцатилетний, сделал Сикорского. Можно сказать, победа нокаутом.

— То Саракш, — буркнул Антон, — милитаризованная индустриальная культура образца середины земного XX века. На коптере куда попало не полетишь и где угодно не сядешь — раздолбают в два счета. А здесь — культура аграрная, образца VII века. Прилетай, кто хочешь, забирай, что хочешь.

— Вот и они так думают. Что прилетай, кто хочешь. Что забирай, что хочешь.

— А что — не так?

— Ну, — пожал плечами Бромберг, — вам лучше знать. Вы по своей профессии ближе к активным операциям.

— Какие тут активные? — Антон усмехнулся, — Сбросят обычное спецсредство Ди-400 — и все сразу пассивные. На 6–8 часов. Сам так делал. И со мной так делали. Так что знаю этот прием со всех сторон.

— И всегда срабатывало?

— Не всегда. Есть несколько психотропных препаратов, которые блокируют действие Ди-400… Айс, вы молодчина! Как все просто! Хотя… Не могу же я или мои… телохранители все время ходить обкуренные. А когда все это понадобится, я не знаю.

— Я буду знать, — заметил Бромберг, — но только если заниматься вашим делом будет Институт. В КОМКОНЕ у меня таких источников информации нет. Так что ваша задача, Антон, облегчить для Института выбор в сторону решения проблемы собственными силами.

— Хотел бы я знать, как.

— Очень просто. Сделать следы ваших впечатляющих военных успехов менее заметными.

— Извините, Айс, но я, наверное, тупой. Вы о чем?

— О трупах. О сорока с чем-то тысячах трупов.

— Двадцати с чем-то, — машинально поправил Антон.