Битва за Лукоморье. Книга 3 - Камша Вера Викторовна - Страница 11

Все было прекрасно, пока не кончились деньги. Добыть их в Ольше не получалось, родня на слезные письма не отвечала, а возвращаться в Алыр было боязно. Любодар, успевший еще и зазнобой обзавестись, крутился ужом, и тут ему кто-то сказал, что наладившийся в Великоград богатый зверинщик ищет в проводники Охотника-китежанина. Промотавшийся умник счел это подарком судьбы и решил поправить свои дела. То, что на Руси иноземцев, если они явились по делу или по дружбе, не обижают, он знал, да и Охотников пару раз видеть доводилось. Люди как люди, только в распашнях. Пока ничего не случится, подмены не обнаружить, ну так на Руси ничего и не случается: на трактах спокойно, а задурить зверинщику голову, чтобы тот всю дорогу чужих сторонился, не штука.

Сказано – сделано. На последние монеты алырец добыл себе распашень, самолично расписал тем, что могло сойти за руны, и отправился наниматься. Все вышло донельзя просто, и караван тронулся на северо-восток.

Поначалу Любодар упивался своей хитростью, но потом забеспокоился, что продешевил и можно было взять подороже. Что Охотники единожды данное слово держат, самозванец знал, но почему бы не получить свое, якобы позвав на помощь? Дней через пять умник собирался объявить, что собратья заняты, да и он больше ждать не может, и «честно» вернуть задаток. Слобо, и к бабке не ходи, заметался бы и, в конце концов, приплатил бы хитрецу за риск, еще и уговаривал бы, только не вышло – худ Алешу принес…

– Не принес, а унес, – хмыкнул китежанин, сдерживаясь уже из последних сил, – совесть твою. Ну да то ваше с ним дело. Кто «нетей» этих выдумал? Ты?

– Э-э-э…

– Ты или нет?

– Сказку нянька-горянка сказывала, вспомнилось, а Слободан уши и развесил…

– А лесную колдунью?

– Она взаправду есть, про нее аж в Ольше сказывают. Слободан провожатого из-за нее искал… Отпустил бы ты меня, а? Вроде будто не догнал… Ну ведь не сделал я ничего такого… не навредил никому. А я тебе за это кинжал дедов отдам, он ведь ценный. Его даже не купил никто, мол, не доказать, что не краденый. И письмо к матушке дам, она отблагодарит, только ее найти надо.

– Дел у меня других нет, матушку твою искать! Вставай, пошли!

– К-куда?

– На кудыкину гору!

По закону обманщика следовало более или менее целым дотащить до ближайшего города и сдать с рук на руки тамошнему посаднику, но возиться с поганцем Алеше не хотелось. Хотелось отлупить смертным боем, а то и вовсе прибить. И даже не потому, что каждый дурак, что подлости творит, Тьму ими кормит. Мерзко наживаться на чужом доверии и беспомощности, а уж за то, что на Руси все задарма имеют, деньги драть…

– Слышь, Охотник, – похоже, алырец расценил Алешино молчанье как почти согласие и теперь «дожимал». – Ты только отпусти, а за мной не заржавеет. Отблагодарю. Чистым серебром. В охранники наймусь, что ли… Так отпустишь?

От богатырской затрещины Любодара избавил шум в кустах, не слишком громкий, но отчетливый. Кто-то умело пробирался по следу, вот и ладно. Алеша поморщился и сразу же глубоко вздохнул, унимая злость.

– Что с тобой делать, пусть Слобо решает. Ты его морочил, ему с тебя и спрашивать.

– Уж он спросит, – посулил, выбираясь из зарослей лещины, Боро. – А ловко ты заразу этого раскусил!

– Ты бы тоже раскусил, если б при тебе какой увалень мечником назвался.

– Оно так, – согласился охранник и вдруг засмеялся. – Увальни, они такие, только помяни…

На сей раз треск в лещине стоял такой, что хоть за кабанью рогатину хватайся.

– Зринко? – усмехнулся Охотник.

– Кто ж еще?

Не валяйся поблизости связанный проходимец, «десятник» наверняка б добавил еще что-нибудь, но над своими при чужих не смеются. Особенно при таких поганых.

Круглолицый Зринко вывалился из кустов, брякая плохо притороченным железом и шумно, по-собачьи, дыша, сейчас язык вывалит и хвостом завиляет. На переносице парня красовалась свежая царапина, глаза возбужденно блестели. Злоумышленника он бы изловил обязательно, да вот беда – старшие помешали.

– Берем, – Боро кивком указал помощнику на притихшего Любодара, – и к хозяину.

Китежанин опасался, что зверинщик пошумит, поохает да и простит обманщика, но добрякам порой тоже обидно становится. Слобо разозлился не на шутку, причем дело было даже не в деньгах, хотя и они при таком ремесле даются непросто – зверье-то еще добыть надо, а потом поить-кормить-обихаживать.

– До Вилова в клетке доедешь, – отбушевав и отбранившись, объявил самозванцу зверинщик. – Там властям отдам. И еще спасибо скажи, что с Огнегором не запру!

– Ну, «спасибо» ты от него вряд ли дождешься, – усомнился Алеша, глядя, как изрядно помятого и словно бы съежившегося самозванца уводит грозный Зринко.

Дрянью алырец был редкостной, такие жалеют не о том, что натворили, а о том, что попались. Когда вместо совести страх, хоть перед тумаком, хоть перед законом, это паршиво, пусть со стороны бессовестный трус и кажется приличным человеком. До поры до времени. Потом страх отступает, осмелевший трус грабит, насилует, убивает, а вокруг только руками разводят. Дескать, ничто же не предвещало…

– Раз уж я на Русь подался, пусть его по вашим законам и судят, – Слобо шумно втянул воздух. – Эх, моя бы воля, отметелил бы, живого места не оставил!

– А ты строг, как я погляжу, – не удержался Алеша, хоть и сам недавно раздумывал о том же.

– Так я же из-за этого пакостника чуть без Зденки не остался, – Слобо приобнял раскрасневшуюся от ярости дочку. – Нипочем прощелыгу этого терпеть не хотела, ровно чуяла, умница моя! Чуть в Ольше не осталась, из-за слониш своих только с нами и поехала.

– Надо же, – Охотник покосился на все еще сжимавшую кулачки смуглянку. – А не из-за батюшки с братьями?

– Какое там! Вдребезги разругались. Мы, зверинщики, ведь сумасшедшие – хоть огнем вокруг всё гори, хоть сами помирай, а любимцев холь да лелей. Вот и Зденка такая же. Ни за что не поверит, что другой не хуже ее сделает, так ведь и не сделает! Мальчика ее розового видел? Это он со Зденкой такой, с другими и не признать будет. Заморышем родился, чудом выходили! Тебе-то, небось, смешно…

– С чего бы? Мне мой Буланко тоже, считай, родной.

– Ой, не то это, – покачал головой Слободан. – Прости великодушно, только конь тебе для дела нужен, как меч там или сапоги. Случись с твоим красавцем, тьфу-тьфу, что дурное, ругнешься, да нового купишь. Сядешь, поедешь, через месяц про старого коня и не вспомнишь, а для нас каждая зверушка – дите родимое. Сами недоедим, накормим… Зденка, мы ж с этой беготней кормежку птичью предвечернюю прозевали!

– Не прозевали, – мотнула головой зверинщица, змейкой выскальзывая из родительских объятий, – но и впрямь пора…

Не проводить ее взглядом было трудно, Охотник и проводил. Слободан заметил и довольно усмехнулся.

– Ты уж прости мою крапиву, что о вас, китежанах, по прохиндею этому судила. Что, кстати, ему за обман причитается?

– Откуда мне знать, – отмахнулся Алеша, – я все больше по нечисти, а с ней разговор короток.

– Вот! – непонятно чему обрадовался зверинщик и ухватил гостя за руку. – Врун-то он врун, только мимо ведьмы нам все одно ехать! Вдруг она до зверья охоча? Век себе не прощу, если с красавцами моими что дурное приключится… Проводи нас, яви милость, а уж я отблагодарю! Все, что этому… обещал, твое будет.

– Ты разве не понял еще? – удивился богатырь. – Не берут плату Охотники.

– Как же так? – растерялся Слобо.

– Да вот так! Следующий раз как работников искать станешь, разведай прежде, с кем связываешься. Наше дело и есть наша плата, потому я Любодара этого, даже не видев, и заподозрил.

– А живете-то вы на что? – захлопал глазами зверинщик. – Да и снасть ваша не из дешевых.

– Все, что нужно, Китеж дает, а коли чего не хватает, берем и пишем расписку. По ней в любом городе посадник заплатит, а уж князь с Китежем всегда сочтутся.

– Как же мне тебя умолить тогда? Ну, хочешь, на колени встану?