Я слежу за тобой - Бейли Саманта - Страница 7

По его настоянию я заново открыла для себя свою первую любовь в жизни – фотографию. Но душа все равно разрывалась на части. Разве моя работа заключается не в том, чтобы быть мамой Джейкоба? Оберегать его от опасности, замечать ее прежде него самого и уводить от нее подальше? Мне отчаянно требовалось со страстью отдаться чему-нибудь исключительно для себя, и в глубине души я понимала, что Дэниел прав. К этой потребности примешивалось чувство вины за тоску по чему-то большему, чем просто быть матерью. Ведь я сама не понимала, что именно заключается в этом «большем». Может, все это и расположило меня к молоденькой, свежей девушке, взявшей на себя мои обязанности, будто они самые легкие на свете.

Я и не думала превращать Холли в объект своих съемок. Или мыслей.

В первый раз я подглядела за ней случайно. Это получилось среди ночи. К тому моменту минуло уже несколько часов после того, как она ушла домой, успешно проведя с Джейкобом свой пробный день.

– Ты принята, – сообщила я ей чуть позже полудня, будучи уверенной в том, что это наилучшее решение, и излучая облегчение и признательность Дэниелу за идею. Все-таки это он ее нашел.

– Правда? – спросила Холли чуть неуверенно. И это стало первым замеченным мною признаком, что ей нельзя доверять на все сто.

– Да, у тебя фантастически получается управляться с моим сыном. Давай договоримся на рабочее время с девяти до четырех, с понедельника по пятницу. Тебе подходит такой график?

– Идеально, – ответила она.

В четыре, после того как она укатила на своем велосипеде домой, Джейкоб подошел ко мне, сияя от радости. Он был спокойнее обычного, потому что Холли проплавала с ним несколько часов, а потом повела его искать сокровища на лужайке перед домом. Кажется, она умела находиться поблизости и при этом не ограничивать ему пространство для исследования.

– А завтра Холли придет? – спросил Джейкоб, пока его няня удалялась в сторону родительского особняка на другом берегу Капилано.

– Будет приходить каждый рабочий день, – объявила я своему счастливому ребенку.

В восемь вечера я уложила вымотанного Джейкоба спать. В десять уснула сама, а Дэниел заполз в постель в час ночи, после возвращения со встречи со Стэном Филдингом – одним из приятелей по гольфу и бывшему члену университетского братства, с которым он тесно общался. Уснуть снова мне не удалось.

В конце концов, проворочавшись и промаявшись два часа, я прихватила свою верную «Лейку» и вышла на террасу у бассейна сделать несколько снимков ночного неба. После рождения Джейкоба я периодически страдала приступами бессонницы. Однако в ту ночь мое внимание привлекло не небо и не звезды. То был свет на другом берегу реки.

Не знаю, что заставило меня спуститься в заросли за ограждением бассейна и начать приглядываться. За узким выступом густой лес с переплетениями узловатых ветвей и торчащими из земли корнями спускается по крутому откосу к бурной реке. Здесь красиво, но у крутого обрыва опасно.

Очутившись на выступе, я вгляделась в небольшой просвет среди ветвей и резко втянула в себя воздух, осознав, что передо мной. Это было окно спальни Холли.

Я не удержалась и навела свой телеобъектив на прозрачные занавески в ее окне. Холли сидела на кровати. Подробностей видно не было, но было ясно, что она не одета. Я поняла, что это она, по собранным в хвостик волосам. За просвечивающими шторами можно было различить лишь темный силуэт ее тела, по-юношески совершенного, но лишь в общих чертах. По комнате прошел кто-то еще. Лица этого человека тоже было не различить, но фигура выглядела по-мужски мускулистой. Значения это не имело. Мне хотелось рассмотреть именно Холли – эту молодую женщину в расцвете ее не тронутой годами и заботами красоты. Не то чтобы мне было видно все – не так откровенно, – но все же она была передо мной, по-видимому, со своим парнем, и проходила у себя в спальне этот обряд посвящения, не ведая того, как сложится ее жизнь дальше. Ее друг подошел к ней, но она поцеловала его первой. Холли взяла инициативу в свои руки. Все происходило уже не в первый раз – это было очевидно, – но свежесть и новизна, видимо, сохранялись. И Холли не подозревала, насколько она гибка и прекрасна, насколько это время скоротечно и как сильно все меняют возраст и жизненный опыт. И еще она не знала, что кто-то за ней подсматривает. Я уже не могла стереть из головы увиденное. Оно меня заворожило.

Я щелкнула затвором. В ней было что-то особенное, нечто, заставившее меня погрузиться в ностальгию о давно минувших днях, когда любовь и страсть просто опьяняли и весь мир принадлежал мне. Тогда я была юна и наивна, моя кожа не сморщивалась и не провисала, а я не была заложницей постоянной тревоги за каждое движение сына. Конечно, нехорошо было подглядывать, но я почувствовала радость за Холли, за то, что она молода и живет полной жизнью. Возможно, это были ее первые серьезные отношения с парнем. И ему позволили остаться на ночь. Мне в ее возрасте никогда не разрешали оставлять парня у себя на ночь.

Не надо мне было делать те снимки. Но все же я сделала и не раз. Я была уверена, что это только мой секрет, но теперь такой уверенности у меня нет.

Я знаю, что тревожусь о множестве вещей. Я не то чтобы зашоренный человек. Просто там, где другие видят приключения, я предчувствую опасность. Терпеть не могу это нервное ожидание, возникающее в груди всякий раз, когда Джейкоб взбирается на дерево слишком высоко или слишком быстро бежит вниз по лестнице. Куда ни посмотри, я везде вижу опасность; я не могу довериться людям, способным причинить нам вред. Сборщик мусора потенциально может украсть наши персональные данные; тренер Джейкоба по баскетболу – педофил; сотрудник клиентского сервиса в банке собирается опустошить мои банковские счета. Мне приходится обуздывать свои мысли, пока они совсем не разошлись. Я пялюсь на круглый глазок на потолке. Должно быть разумное объяснение тому, что в моей новой спальне установлена скрытая камера. Холли больше нет в нашей жизни.

Все закончилось в ее последний день с нами. Ни сообщения, ни звонка, ни даже записки, прежде чем оставить Джейкоба дома одного ждать, пока она найдет его под кроватью в жестокой игре в прятки, давшей ей возможность уйти, не попрощавшись.

По словам ее отца, она уехала ото всех в какое-то тихое и уединенное тропическое местечко; судя по ее ленте в «Инстаграме», там она «обретает себя».

Я оставляю в покое детектор дыма со зловещим оком внутри и иду обратно на нижний этаж. Там царит пугающая тишина. В отсутствие ковров, приглушающих звук, мои шаги по деревянному полу эхом разносятся по дому.

Спустившись до конца, я вскрикиваю.

В гостиной стоит широко улыбающаяся блондинка в ярко-розовой ветровке с тарелкой печенья в руках.

– Ой, божечки, простите. Не хотела вас напугать. Ваш муж впустил меня через заднюю дверь. – Она протягивает руку. – Меня зовут Тара Конрой. Живу в соседнем доме.

Сначала скрытая камера, а теперь чужак в моем доме? Где, черт возьми, Дэниел с Джейкобом?

– О, если вы ищете мужа и сына, то они на заднем дворе играют с моим мальчиком, с Коди.

Может, я переволновалась, но все-таки в том, что эта женщина так вот, играючи, попадает в мой дом, будто это самое обычное дело, есть нечто жуткое. Мысленно посылаю сигнал Дэниелу и стараюсь не делать поспешных выводов. Мне уже известно, что это может быть опасно. Я подхожу к середине комнаты, где у дивана стоит гостья, и трясу ее протянутую руку.

– Сара Голдман. Приятно познакомиться, – произношу я.

– И мне, – отвечает Тара.

Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть ей через плечо, но все комнаты в этом доме так угнетающе закрыты, что мне не удается увидеть ни кусочка заднего двора.

– Это вам. – Тара протягивает мне тарелку с печеньем. – Я добавляю в них сироп рожкового дерева вместо шоколада, потому что у Коди аллергия на арахис. У Джейкоба ни на что нет аллергии?

Я напрягаюсь, но пытаюсь это скрыть. Она называет моего сына по имени, будто мы с ней дружим уже долгие годы.