Николай I Освободитель // Книга 9 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 20

— Скажите, господин Глинка, — за одним столом в ресторане сидели сразу три великих композитора, чьи имена в будущем войдут в учебники. Впрочем, можно с уверенностью было сказать, что как минимум двое из них уже вполне обеспечили себе место в истории. — Как вы смогли организовать столь впечатляющее действо? И я говорю даже не про саму идею — она великолепна, я про организацию стольких не связанных между собой творческих людей? Я пытался прикинуть, чисто теоретически, сколько сил и финансов нужно для того, чтобы создать нечто подобное и, признаюсь, мое воображение спасовало перед предполагаемыми трудностями.

Иоганн Штраус после развала Австрийской империи и отречения старого короля, при котором он считался придворным композитором, остался фактически не у дел. Помыкавшись несколько лет по потерявшему былой лоск городу, он был вынужден эмигрировать в более благополучный Мюнхен, при этом его сыновья, среди которых был уже практически сравнявшийся славой с отцом Иоганн Штраус младший, вместе с матерью переехали в Берлин. Ходили слухи — при всей своей разношерстности творческий мир Европы был достаточно узок, и все хоть сколько-нибудь значимые персоны в нем были на виду — что младшего Штрауса приглашали переехать для жизни и работы в Россию, однако подающий большие надежды композитор ехать в страну, которая уничтожила его родину, наотрез отказался. А может и врут, в конце концов пруссаки к крушению австрийской империи тоже руку приложили, но в Берлин композитор ехать совсем не постеснялся.

— По правде говоря, — отпив глоток местного легкого пива, к которому полагались неизменные в этом городе жаренные колбаски, ответил Глинка, — мое участие в организации всего процесса чисто номинальное. Да и идея, если уж откровенничать до конца, принадлежит совсем не мне. Я тут лишь помог претворить в жизни задумки других людей.

— Однако все считают, что идея «русских сезонов» принадлежит именно вам. И вообще весь фестиваль начинался именно с ваших музыкальных творений и с желания показать их миру.

— О! Желания показать миру свое творчество у меня всегда было более чем достаточно. Но, наверное, не нужно объяснять, с какими сложностями зачастую сталкиваешься в попытках протолкнуть свою музыку «наверх», — европейские коллеги Глинки понимающе кивнули. И это у Михаила Ивановича еще был в российских верхах непреложный авторитет, автор государственного гимна — не чих собачий, а им чтобы договориться о внедрении своих произведений в репертуар хоть сколько-нибудь значимых театров и оркестров, приходилось активно «активно работать локтями», расталкивая многочисленных конкурентов. Талантливых композиторов в эти времена в Европе было существенно больше нежели площадок, готовых исполнять плоды их творчества. Глинка задумался немного и продолжил мысль, — однажды я поделился своими мыслями с… Ну скажем так, с одним знакомым вельможей, и уже через две недели мне назначили аудиенцию с самим императором.

— С самим императором? — Удивился сидящий за столом третий композитор. Гектор Берлиоз в отличии от двоих своих коллег придворным статусом похвастаться не мог и с высшим дворянством Франции пересекался мало. Наоборот он много путешествовал и не один раз давал концерты в России. В том числе случалось, что на них присутствовал и император Николай, однако дальше короткого приветствия их знакомство не зашло. — На меня русский император произвел впечатление… Он… Большой! Гигант! И очень простой в одежде и общении с окружающими. Про него ходит огромное количество слухов. Вы с ним близко знакомы? Это правда, то что про него говорят?

Было видно, что русский император немало впечатлил француза и вообще его крайне интересует фигура восточного монарха.

— Не очень близко знаком, — покачал головой Михаил Иванович. Движением руки он перехватил пробегающую мимо их столика официантку и заказал еще порцию соленых бретцелей под пиво. Румяная фигуристая девушка, впечатление от которой не портили даже глубокие оспины на лице, приветливо улыбнулась и кивнув убежала куда-то в сторону кухни. Про себя Глинка отметил, что в России уже давно не замечал молодых людей, чья кожа несла бы отметины страшной болезни, во всяком случае в городах таких практически не было. — Общались несколько раз на приемах. Он действительно очень спокойный и доброжелательный человек с необычайно широкими взглядами. Идею превратить концерты за границей в полноценный фестиваль подал именно император Николай Павлович. И большую часть организационной работы осуществили присланные им люди. И конечно деньги… У меня бы, наверное, и двадцатой части необходимых на все это великолепие сумм не нашлось.

Русский композитор вновь скользнул мыслями в прошлое. Примерно на год назад, когда его пригласили к императору на аудиенцию, и монарх предложил ему стать лицом полноценного фестиваля, охватывающего все сферы русской культуры, Михаил Иванович сначала не поверил своим ушам. Сказать, что Глинка опешил — не сказать ничего, ведь никакого сравнимого опыта в его жизни даже близко не было, и как всю эту задумку — заманчивую, конечно, с какой стороны не посмотри — воплощать в жизнь, он представлял очень смутно. Однако на практике оказалось, что лично ему ничего самому делать было и не нужно: композитора подхватил натуральный смерч из выделенных для помощи в работе людей, и всего спустя пять месяцев первый фестиваль начал свою работу в Берлине.

В прусской столице — а точнее за городом, близ Потсдама — были выстроены павильоны в национальном стиле, организованы сцены, места для проведения выставок и демонстрации оживших иллюзий. Главный павильон построенный в футуристическом стиле из стекла и стали с кованными декоративными элементами — разборная конструкция, которая в впоследствии переезжала вместе с фестивалем по городам континента — настолько отличался от привычной обывателям архитектуры, что заслужил собственное имя — «Ледяной дворец». Несмотря на то, что Россия уже давно не являлась исключительно северной страной, а кое какие ее земли и вовсе располагались в местах, где зимы не бывает никогда, полностью сломить это реноме, кажется, было просто невозможно.

— Да… С императором вам повезло, ничего не скажешь, — задумчиво протянул Штраус. — Будь наш Фердинанд хоть в половину таким, не пришлось бы уезжать из Вены.

На некоторое время над столом повисло молчание, каждый из сидящих за столиких музыкантов думал о своем.

Что касается «русских сезонов», то триумфально объехав большую часть Европы, побывав почти во всех столицах и просто крупных городах континента, фестиваль в итоге вернулся в Россию, где в 1852 году стал частью проходившей в Николаеве Всемирной выставки, на которой были представлены не только культурные, но и промышленные достижения империи.

«Русские сезоны» стали не только финансово успешным мероприятием, но и на несколько десятилетий утвердили в европейских странах моду на русскую культуру.

Глава 7

1846 год стал для империи годом больших потрясений. Одновременно с этим именно в 1846 году ко мне пришло осознание того, что Российская империя из феодально-агарной страны уже полноценно превратилась капиталистическую и индустриальную. Есть в этом нечто парадоксальное: оценивать собственные достижения через призму проблем, которые начинают на тебя сваливаться.

Еще зимой казалось, что все идет по накатанной дорожке и послезнание позволяет обходить все овраги на пути в будущее. На время холодов мы уже традиционно переехали на юга. В январе Черноморскому флоту передали два первых парусно-винтовых корвета типа «Г» — «Громкий» и «Грозящий» — построенных на модернизированных верфях бывшей турецкой столицы. В марте поучаствовал в открытии железнодорожной ветки Бухарест-Варна — не полностью правда, капитальный мост через Дунай предстояло еще достраивать пару лет.

Были установлены дипломатические отношения с Сиамом. Эта страна зажатая с запада и юга Британией, а с востока Францией отчаянно искала себе такого покровителя, который спасет ее от превращения в колонию но при этом не будет сильно вмешиваться в ее внутренние дела. В итоге договорились, что империя арендует у Сиама остров Пхукет на 99 лет под строительство венно-морской базы и одновременно с этим гарантирует королю Раме III, неприкосновенность его границ при столкновении с другими европейскими державами. В целом, что называется, ничего не предвещало беды.